Зима этого года не составила исключения. До третьей декады января температура стояла выше ноля, снег временами выпадал, но быстро таял. С двадцатого января ударили морозы (при почти полном отсутствии снега), с середины февраля морозы отпустили, а снег потихоньку начал подсыпать. В результате в начале марта было холоднее и лежало больше снега, чем в начале января.
Но … природу не обманешь! Мартовский лес отличается от январского не количеством снега и температурой воздуха. Он отличается обилием птичьих голосов, тем многоголосьем, которого не услышишь в январе. И пусть трещат морозы, пусть завывают метели! Обитатели нашего леса уже поняли, что весна вот-вот придет. Осталось потерпеть всего-то недельку – другую.
Ранним утром я продвигаюсь на лыжах по Нагорной дубраве, начинающейся у северной окраины Воронежа и простирающейся аж до Рамони. Современная Нагорная дубрава является остатком некогда могучих лесов, которые в XVI – начале XVII веках полностью покрывали правый берег Воронежа. Когда-то в них в огромных количествах водились волки, медведи и лоси, а зубров было столько, что они даже мешали сторожевой пограничной службе. Одних тетеревов средний охотник добывал в год около трехсот штук, и это не считалось чем-то выдающимся.
Много воды утекло с тех пор. Нет больше в наших лесах тетеревов, медведей и зубров. Волки и лоси, правда, остались. Появились кабаны, благородные олени, косули. Так что все течет, все изменяется…
Мне порукой Международный женский день. В лесу по случаю праздника нет ни души, и ничто не мешает моему общению с природой. Как будто я один на этой грешной планете, и только звери и птицы сопровождают меня.
Я приближаюсь к тому месту, которое во времена моей молодости называлось «Воронежской Швейцарией». Сходство с этой высокогорной республикой порождали склоны оврагов, заросшие стройными мощными соснами.
Утро в сосновом лесу – особое время, не случайно вдохновляющее не одно поколение художников - пейзажистов. Блики утреннего солнца, скользя по красноватым стволам и зеленым ветвям, создают своеобразную игру света. Звуки в это время разносятся далеко. Сосновый лес наполняется голосами.
Больше всего слышно «колокольчиков» больших синиц. Синицы своими песнями в это время создают непередаваемый звуковой фон. Временами в пение больших синиц (или, как их называют птицеловы, «большаков») вклиниваются изящные трельки лазоревок. Можно также услышать более грубоватую трельку буроголовой гаички, или пухляка, завершающуюся грозным вопросом «Чей? Чей?». У этих птиц сейчас идет процесс образования пар, занятия и охраны гнездовых участков.
Часто слышны своеобразные свисты и пощелкивания поползней. Эти птицы зимой никуда не откочевывали и участков своих не оставляли, но так же считают нужным оповестить других о том, что хозяева участка на месте и вторжения чужаков не потерпят.
Особенно активны в это время дятлы. Их несколько видов. Самый многочисленный у нас большой пестрый дятел. Именно он всю зиму активно питается сосновыми семенами, устраивая целые «кузницы». Его дробь звучит громко и раскатисто и слышна на сотни метров. Более глухо и как бы затухая, разносятся дроби среднего пестрого и малого пестрого дятлов. Эти виды исключительно животноядные и сосновыми шишками не интересуются. Поэтому в сосновом лесу их чаще встречаешь либо у окраины, либо там, где много сухостоя и больных деревьев.
Очень похож на большого пестрого белоспинный дятел. Он тоже хороший барабанщик, но в начале весны этих дятлов чаще можно встретить оживленными парами, громко кричащими и гоняющимися друг за другом.
Далеко разносятся по Нагорной дубраве крики седых дятлов. Этот дятел, в отличие от своих сугубо оседлых товарищей, ведет полукочевой образ жизни, на зиму подлетая к человеческому жилью, а весной разлетаясь по пригородным лесам.
Временами среди частых дятловых дробей можно услышать звуки ударов по дереву, напоминающие звуки топора. От таких ударов и следы остаются похожие на следы топора. Это работает черный дятел, или желна – самый крупный из наших дятлов. Он размером с ворону. Временами по Нагорной дубраве разносятся его громкие крики «клы – клы – клы». Одна пара черных дятлов «владеет» чуть ли не половиной Нагорной дубравы, так как корма им для себя и для своих четверых птенцов требуется много.
Временами с вершин сосен доносятся брачные крики соек, похожие на какое-то визгливое жужжание. Ближайшие родственники соек – сороки и вороны – уже заняты в это время сооружением гнезд, а у воронов уже и кладка появилась.
Для соек период сооружения гнезд ещё не начался. Однако пары соек уже отделились от некогда общей стаи и сейчас прячутся по вершинам сосен, выбирая место для гнезда. А чтобы собратья не посягнули на выбранный ими гнездовой участок, птицы периодически издают это своеобразное визгливое жужжание.
Наконец я выхожу из соснового леса. Мой путь лежит через урочище «Кабан». Урочище представляет собой довольно глубокий диковатый овраг, обильно заросший молодыми дубками. Кабанов и сейчас там можно встретить, но мое внимание привлекло обилие беличьих следов. Следы и сами симпатичные зверьки попадались мне и раньше, но здесь снег был буквально ими утоптан. Сомнений не оставалось – у белок наступила пора свадеб! До середины апреля теперь зверьки будут носиться по вершинам деревьев и по земле, восхищая и забавляя людей своими грациозными прыжками. А самцы (они немного больше и темнее окрашены) будут ещё в порыве страсти злобно «цокать» друг на друга.
Довольно многочисленны и лисьи следы. Пора любви у лис уже прошла. Сейчас пары уже облюбовали себе нору, и скоро самки принесут потомство – от четырех до семи лисят.
Довольно часто попадаются и заячьи следы. Один из них привлек мое внимание. Он отличался от остальных чуть меньшими размерами и более округлыми отпечатками. В отличие от других следов, принадлежащих нашим обычным зайцам-русакам, этот след принадлежал зайцу-беляку, в последние сто лет ставшему в наших краях весьма редким. Для меня, например, это была третья встреча с зайцем-беляком в Нагорной дубраве за двадцать лет наблюдений.
Дальше я двигаюсь вдоль края огромного оврага, получившего название «Кочетов лог». Именно здесь Л.Л. Семаго собирал материал для своего очерка «Хозяйка Кочетова лога», посвященному паре ястребов-тетеревятников. А может, гнездятся ещё здесь потомки той легендарной пары? Словно в ответ на мои мысли из глубины оврага доносится крик «кяй-кяй-кяй», и над лесом появляется характерный крестообразный силуэт. Самка ястреба, похоже, чем-то обеспокоилась, если бросила своё основное занятие в это время – ремонт прошлогоднего или строительство нового гнезда. Самец занят лишь доставкой строительного материала, а все тонкости конструкции приходится выполнять самке.
Мой маршрут завершается на месте, известном, наверно, каждому воронежцу. Белая гора – своеобразная «Мекка» воронежских туристов, лыжников и рыболовов-любителей. Кроме того, отсюда открывается чудесный вид на «Воронежское море». Этой зимой кто-то устроил на Белой горе «Птичью столовую», что стало существенным подспорьем для целой армии синиц, лазоревок и поползней. Добавляю в кормушку принесенные с собой семечки, делаю несколько кадров и трогаюсь в обратный путь.