В том году мои вояжи по трассе М4 приняли весьма интенсивный характер. Они представляли собой сочетание регулярных визитов в свой деревенский дом с проведением научных изысканий и, конечно, учебных практик со студентами. Последних у меня вылилось целых три плюс ещё два разовых выезда в Дивногорье и Белогорье. Об одной из таких практик мне и хотелось бы рассказать. Уж насколько она того заслуживает – пусть читатели судят сами.
Местом практики было в тот год выбрано село Бабка Павловского района. Сначала немного о названии села. В литературе мне попадалось несколько версий. Наиболее распространенная связана якобы с имеющем здесь место в прошлом обилием пеликанов, которые как известно, в народе называют «бабами-птицами».
Вторая версия связана с легендой о зарытом в тех краях кладе – «золотой бабе». Клад был зарыт неким скифским вождем и до сих пор является предметом вожделения некоторых «черных копателей».
Лично автору более достоверной кажется версия, лежащая буквально на поверхности. Бабками на Дону рыбаки называют личинок стрекоз, используемых ими в качестве наживки. В некоторых районах название «бабка» распространяется и на взрослых стрекоз. Обилие озер в окрестностях села наводит на мысль об изобилии данных насекомых в тех местах. Так что привлекать в объяснение названия села давно исчезнувших здесь птиц или несуществующие клады необходимость отпадает.
Надо сказать, что этот визит был не первым моим визитом в Бабку. Мне уже приходилось два раза бывать там в качестве руководителя студенческой практики, и оба раза энтузиазма и повторного желания приехать сей населенный пункт не вызывал.
Дело в том, что Бабка… Впрочем, все по порядку. Днем Бабка представляет собой пустынное село, в котором едва ли вам встретится с десяток человек. Встречающиеся люди неизменно вежливы, предупредительны, обязательно здороваются и готовы ответить на любой вопрос. Молодые люди исключения не составляют.
В самом начале предыдущей практики произошло событие, чуть не доведшее меня до инфаркта. Пьяный водитель «Жигулей», заглядевшись на группу студенток, разговаривавших по мобильным телефонам у входа на школьный двор, резко затормозил, машину занесло, и она встала почти на бок, едва не зацепив крайнюю девушку. Студентки, словно вспугнутая стайка, успели скрыться за воротами школы.
В тот же день пришли извиняться за своего односельчанина («которому мы уже харю набили») двое не вполне трезвых молодых человека. Результатом их неуклюжих извинений и попыток завести разговор со студентками было то, что один из них (как потом выяснилось – отец четырехлетней дочери) заснул в пыли прямо перед входом в школу. За вторым чуть позже пришел отец. Будучи невольным свидетелем разговора любящих отца и сына (щедро пересыпанного нецензурной лексикой), уяснил, что сын буквально днем раньше, сев пьяным за руль чужой машины, разбил её вдребезги о придорожный столб. Кончилось это дело тем, что отец схватил сынка за шиворот и потащил домой. Все эти сцены происходили на глазах студенток, в глазах которых светился страх в сочетании с неподдельным интересом. Подобные сцены в своей жизни им наблюдать явно не приходилось!
Некоторое беспокойство причиняли мне как руководителю и посещения пляжа. Там в обязательном порядке «паслись» несколько молодых (впрочем, молодых – относительно сказано, всем было явно за тридцать) людей, жадно смотрящих на студенток в весьма откровенных купальниках (в то время ещё были в моде «бикини»). Обычно дело не доходило даже до разговоров, но я предосторожности ради «сгонял» студенток в одну кучу, «паря» над ними словно коршун. Стоило одной девушке отплыть от подруг на достаточно внушительное расстояние, как к ней тут же устремлялся какой-нибудь местный «джентльмен» с только что сорванным цветком в руке. Девушка, помня мои инструкции, словно вспугнутая лань, возвращалась к подругам, оставив разочарованного ухажера.
Все вышесказанное не прибавляло мне спокойствия. Но выбирать не приходилось. Приказ вышел, транспорт заказан, суточные получены. Оставалось надеяться на собственный педагогический опыт и осторожность моих подопечных.
Вот и прибыли. Нас встречает наша хозяйка и директор местной школы Клавдия Алексеевна Вервечкина – женщина незаурядных организаторских способностей и такого же чувства юмора. Именно благодаря её заботам и вниманию наша практика предыдущие два года прошла без инцидентов и все, включая студентов и преподавателей, остались довольны.
Сейчас нам предстоит разместиться «по квартирам». Я уже предупредил студентов, что спать нам придется на полу на спортивных матах и матрасах. Кое-кто догадался захватить с собой надувные матрасы и туристические «пенки», а наиболее предусмотрительные взяли даже подушки.
Растащить тяжелые маты по комнатам – задача для девушек нелегкая. Но тем не менее студентки справились с ней довольно быстро и сразу приступили к оборудованию «спальных мест» и уборке. Студентки выполняют эту работу весело, с песнями (особенно часто звучит «Далеко, далеко забежала молодая лошадь», что весьма символично в нашем случае), шутками и «приколами» друг над другом. Некоторые направляются на кухню заняться обедом. Кто-то отправляется в магазин за продуктами.
Поваров много, и через час с небольшим обед готов. Для наших изголодавшихся желудков он весьма внушителен: овощной суп, макароны с «тушенкой» и чай. После обеда разрешаю студенткам отдохнуть (они в конце концов заслужили), а сам собираюсь пройти к озеру и провести рекогносцировку.
Несколько непосед просят взять их с собой. Охотно соглашаюсь. Идти нам не больше полукилометра. По дороге студентки несколько раз задерживаются, чтобы «поклевать» ягод (к этому времени поспела дикая клубника). Вид озера приводит их в восторг. Песчаное дно, чистая вода, да ещё и трамплин для прыжков в придачу! Какое молодое сердце не забьется при виде такой картины? Эх, скинуть бы мне годков двадцать!
Студентки быстро разоблачаются и с ходу бросаются в воду с трамплина без всяких проб воды на температуру. Мне остается лишь завистливо вздыхать, любуясь молодыми грациозными фигурками. Тем не менее общий энтузиазм меня заражает, и я решаюсь сделать пару прыжков.
Когда мы возвращаемся, начинает накрапывать дождик. «Тихий час» уже закончился. Студентки (эта группа отличалась прямо-таки фанатичной любовью к чистоте и порядку) продолжают «наводить марафет». Их комната благоухает различными благовониями, дезодорантами и освежителями воздуха. Обувь аккуратно расставлена у входа. Не поленились убраться и в моей комнате. Пол чисто выметен и вымыт, вещи сложены в углу. Мне становится неловко за свою нечистоплотность.
Дождь вносит коррективы в наши планы. Решаем больше никуда сегодня не ходить. С кухни уже доносятся дразнящие запахи. Студентки решают «отметить» приезд. В магазин направляется делегация, снабженная деньгами и соответствующими указаниями. Проходит час, я уже начинаю беспокоиться, когда делегация возвращается. Своё долгое отсутствие они объяснили тем, что в одном магазине им отказались продать вина, заподозрив что им нет восемнадцати лет. Пришлось тащиться в другой. Там у продавцов дурацких вопросов не возникло.
После вкуснейшего ужина начинаем готовиться к банкету. Я предлагаю расположиться в столовой, но студентки почему то решили провести «мероприятие» в своей комнате. Как потом выяснилось, это было тактической ошибкой.
А теперь немного о том, как прошел наш первый вечер в Бабке. Ещё возвращаясь с озера, мы приметили группу «малолеток» (самому старшему едва ли исполнилось пятнадцать), собирающуюся возле парадного крыльца школы (сами мы пользовались черным ходом через спортзал). Я ещё приметил в руках у них (в том числе у девчонок) банки с пивом, а прямо на парапете стояли бутылки и с кое-чем покрепче (и это при том, что студенткам третьего курса вино в магазине продали «со скрипом»).
Когда мы словно древние греки «возлегли» на стол, откупорив упаковку красного полусладкого, вдруг раздался стук в окно. Надо сказать, что студентки, уже имеющие опыт выездов на полевые практики, предусмотрительно заклеили газетами окна, оставив свободной лишь самую верхнюю фромугу. Теперь в этой фромуге висела мальчишеская рожица. Пацан хотел помахать рукой, но не удержал равновесия и сорвался. Через секунду ещё одна рожица возникла в соседнем окне. Далее последовал калейдоскоп. Рожицы поочередно сменялись. Её обладатель пытался помахать девушкам рукой, но, не удержав равновесие, срывался вниз. Один раз мы даже испугались, не расшибся ли он, так как снизу послышались плач и стоны. Все это в конце концов стало раздражать.
- Их там не меньше сорока – предположила одна из студенток – наверно, выстроились в очередь на нас смотреть, как на рыб в аквариуме. Во избежание повышения травматизма среди местного малолетнего мужского населения мы перешли в столовую.
Студенты угомонились далеко за полночь. Пока убирали со стола, я вышел в тамбур покурить. И тут до моего уха из-за запертой двери донесся разговор.
- А почему там свет горит? – спросил молодой мужской голос.
- Здесь практикантки из Воронежа – ответил девичий голос – Одной из них мне очень хочется набить морду….
Далее разговор перешел на шепот и закончился фразой: «Они, кажется, в комнате, где окна заклеены…»
Сказать по правде, я не на шутку встревожился. Когда студентки улеглись спать, промерил около часа шагами коридор и остаток ночи провел, нервно прислушиваясь к каждому шороху. Но ночной разговор на пороге черного хода последствий все-таки не имел.
Наутро я рассказал о случившемся Клавдии Алексеевне. Она, будучи женщиной весьма энергичной и пользующейся в селе немалым уважением, провела «расследование». На наших глазах «подозреваемых» приводили в директорский кабинет. Потом вызвали их родителей. Следует заметить, что принятые меры оказались эффективными и больше нас никто не беспокоил.
Из виденных нами в верхней фромуге мальчишеских рожиц я во время нашего пребывания в Бабке видел второй раз лишь одну: эта рожица висела над окном женского душа и звала своего товарища: «Паша, скорей иди сюда, они там моются!» К счастью как раз в этот момент в душе никого не было. При моем приближении рожица исчезла…
С утра следующего дня шел дождь. Да такой, что высунуть нос из дома было невозможно. Правда студенты не унывали, а предались разным играм. Сначала дулись в карты, потом пошли «Мафия» и «Американский студент». Пытались привлечь и меня, однако я игроком оказался никудышним. Изобразить «выпускной бал» я так толком и не сумел, а мое предложение (какой-то экологический термин, уже точно не помню) студенты отгадали за полминуты.
Наконец где-то около одиннадцати утра небо проясняется. Решаем совершить выход в поле. Студентки, уже изрядно засидевшиеся, с молодой энергией бодро шагают по улицам Бабки. Снова слышатся песни. Потом внимание молодежи привлекает покрытое плодами дерево шелковицы. Все словно скворцы набрасываются на сочные ягоды. Мне это дело не нравится (дерево растет возле чьего-то двора) и я призываю студенток «прекратить мародерство». Они неохотно отрываются от лакомства.
Но молодая энергия бьет через край! Снова звучит смех, песни, шутки. Прохожие уже начинают обращать на нас внимание. Приходится одернуть некоторых не в меру расшалившихся девушек.
Прямо в центре села встречаем реставрируемую церковь. Впрочем, «реставрируемую» громко сказано. Похоже у «спонсора» денег хватило только на купол, который имеет странную шестиугольную форму. Прямо какое-то новое веяние в культовой архитектуре.
У выхода из села встречаем несколько вольеров с фазанами. Поодаль видны загоны с лошадьми, а ещё дальше вольеры с охотничьими собаками. Студентки просятся посетить этот странный зоосад. Обещаю обязательно это сделать, но попозже.
Когда заходим в лес, вновь начинает накрапывать дождь. Кое-кто из моих подопечных жалуется на промокшие ноги и возможные последствия в виде насморка, гриппа, ангины и т.д. и т.п. Тем не менее заставляю студенток углубиться в лес. Дождь усиливается. Возвращаемся мы уже под молниями и настоящим ливнем. Многие тут же бросаются сушить промокшие вещи. Чисто ради интереса предлагаю сходить искупаться. К моему удивлению несколько человек соглашается.
Купание под дождем – на редкость увлекательное занятие! Гроза уже прошла, но дождь явно принимает затяжной характер. Но нас это не останавливает. Снова смех, шутки, прыжки в воду с трамплина. Вода кажется теплой словно парное молоко. Студентки с явной неохотой, несмотря на дождь, вылазят из озера. Прошу их одеться перед тем, как мы войдем в село. На протесты типа «У нас все мокрое!» иду на компромисс и предлагаю хотя бы обмотаться полотенцем. Моё требование выполняется неохотно.
По приходе нас уже ждет восхитительный обед, после которого студентки отправляются на «законный» тихий час в объятия Морфея. Как будто они до этого мало спали!
К вечеру дождь возобновляется с новой силой. Мы попробовали было высунуться, но едва ли прошли двести метров. Набрав растений для определения, возвращаемся в наше укрытие.
Вечер проходит тихо. Нас никто не беспокоит, хотя прямо на школьном дворе (другого места не нашлось!) «гуляет» какая-то компания. Невольно вспоминается высказывание Н. Крупской «Школа должна стать рассадником культуры!».
На следующее утро, едва открывается парадный вход, как до наших ушей доносятся причитания уборщицы (по совместительству заведующей местным клубом): «Господи, что тут было?». Поспешно выхожу на порог и вижу весьма живописную картину: на крыльце валяется такое количество мусора, что через него надо буквально перелезать. В состав мусора входили: какие-то бумаги, куски обертки из-под семечек, шелуха и, конечно же, обилие пластиковых бутылок из-под пива и несколько стеклянных бутылок из-под более крепких напитков. Примерно такая же картина наблюдалась на школьном дворе. Мне опять вспомнилась «подозрительная» продавщица, отказавшаяся продавать студенткам третьего курса вино.
«Смотрите – восклицает разгневанная уборщица – они мне ещё и записку оставили!» В дверную ручку был вставлен цветок (сорванный здесь же на школьной клумбе) и клочок грязной бумаги. Я развернул бумагу и прочел выведенные детским почерком строки «Тетя Таня, не ругайся».
И снова льет дождь… После завтрака студентки принимаются за уборку. Через полчаса обе комнаты (включая мою), столовая, умывальники и прилегающая часть коридора сверкают.
- Надраено как на крейсере – одобрительно замечает муж Клавдии Алексеевны, а по совместительству учитель физики, в молодости служивший в морфлоте.
Тем не менее пытаюсь выполнить свое обещание и показать студентам необычный зоосад. Договариваюсь о встрече через всю ту же Клавдию Алексеевну. Нас ждут к одиннадцати часам.
Позволю себе сделать небольшой исторический экскурс. В начале 2000-х годов на окраине Бабки стоял небольшой дом. Его купил некий полковник – «афганец» и начал энергично перестраивать. Но деньги у ветерана быстро кончились, да и сам он по слухам тяжело заболел. Дом купил директор крупного завода азотных удобрений, депутат Государственной Думы.
Позднее был выкуплен весь колхоз, ставший ОАО «Тихий Дон» и подсобным хозяйством завода. Первое время депутат энергично занимался и колхозом и созданным охотничьим хозяйством, под которое был арендован обширный участок леса. В лес были выпущены фазаны и лани, регулярно проводились учеты и подкормка кабанов.
В колхоз была закуплена новая техника, отремонтирована школа (кстати, крыша, замененная два года назад, при нас благополучно потекла). Но со временем депутат начал утрачивать интерес и к школе, и к колхозу, и к охотничьему хозяйству, и к Бабке в целом.
Завод приобрел себе другую базу, а охотничий домок от силы несколько раз в год служил местом пьянок разных мелких заводских начальников. При нас ходили слухи, что завод намерен продать и охотничий домик, и охотничье хозяйство, и колхоз.
Тем не менее на момент нашего пребывания охотничье хозяйство ещё существовало как составная часть колхоза и как раз его мы и намеревались посетить.
Зоосад занимал небольшую, но тщательно убранную территорию, сверкавшую идеальным порядком. В первую очередь нам бросились в глаза вольеры с охотничьими фазанами. Для людей, не сведущих в орнитологии, поясню, что охотничий фазан представляет собой гибрид различных подвидов фазана обыкновенного, широко распространенного от Западной Европы до Дальнего Востока. Как охотничья птица он был завезен в Америку, Австралию, Новую Зеландию, Южную Африку.
В вольере находились два петуха и десятка два фазанок. В углу мы обнаружили гнездо, в котором было не менее двух десятков яиц похожих на куриные. Насиживающая кладку фазанка постоянно вскакивала и отгоняла неосторожно приблизившихся сородичей.
Конечно же, главное внимание студентов привлекли лошади. Их было семь. Наше появление вызвало у этих помощников человека живейший интерес. Заранее прихваченные с собой две буханки хлеба и сахар быстро разошлись.
- Вы, главное, жеребца покормите – таинственно ухмыляясь, посоветовали нам конюхи.
Тут только мы заметили, что две лошади изолированы от других перегородкой. Одной из них оказался жеребец по имени Норман, а второй – пришедшая в охоту кобыла. Их явно поместили в отдельный загон для случки. Но пока все поползновения Нормана заканчивались злобным ржанием его капризной подруги, которая к тому же отчаянно лягалась. При нас несчастный Норман получил такой удар в бок, что еле устоял на ногах. Это лишний раз подтверждает, что любовь и страдание – понятия неразделимые!
Гвоздем программы оказались охотничьи собаки. Впрочем, охотничьими их можно было назвать с известной натяжкой, так как две из них представляли собой помесь каких-то непонятных пород. Лишь две из них числились чистопородными (хотя документов не имели) – хаска Умка и курцхаар Куцый.
При нашем приближении собаки разразились радостным лаем. Сопровождавший нас егерь предложил: «Хотите, я выпущу Умку?» и, не дожидаясь согласия, открыл дверцу вольера.
Умка выскочила из вольера с радостным лаем, с ходу повалилась на спину и … попала в объятия сразу десятка пар девичьих рук. Сюсюканье и восторженные вопли чередовались с непрерывными ласками, продолжавшимися не менее получаса. На мои робкие намеки, что, дескать, пора нам и честь знать, студентки каждый раз отвечали: «Ну можно ещё совсем немножечко?...»
Наконец Умку загнали в вольер, откуда она смотрела таким жалобным взглядом, что одна из студенток, вытирая слезы, решительно заявила: «Я ночью приду, украду Умку и заберу её с собой».
На мое замечание, что не следует доверять собаке, радостно приветствующей каждого встречного, другая студентка с негодованием возразила: «А вам вообще ничего не нравится!». Парировать сей железный аргумент мне было нечем.
В дальнейшем практика проходила по привычному сценарию. В семь утра я поднимал поваров, которые к восьми успевали приготовить завтрак. С утра обычно лил дождь, так что вырваться на экскурсию нам удавалось лишь около одиннадцати часов. Потом обед, послеобеденный отдых (студентки, непривычные к ходьбе, быстро уставали). Потом, если погода позволяла, мы совершали ещё одну экскурсию, завершающуюся обязательным купанием. Потом ужин, камералка. День завершался вечерними посиделками, длившимися до часу, а то и до двух ночи. Постепенно полевые дневники заполнялись строчками, которые потом выльются в стройный отчет и выполненные индивидуальные задания.
И вот – предпоследний день практики. Сдав зачет, сытно пообедав, студентки завалились отдыхать, а я тем временем решил пройти к озеру. До меня уже дошли сведения о начавшемся грибном сезоне и стоило попытать счастья.
Отсутствовал я около полутора часов. В радиусе не более полукилометра от школы мне удается найти один белый гриб и около полутора десятков шампиньонов. С торжеством доставляю свою добычу в школу и показываю студенткам. Те возмущены: «А почему Вы нас не позвали?». В компенсацию понесенного «морального ущерба» требуют отправиться за грибами немедленно. Я соглашаюсь.
На этот раз выбираем другое направление и направляемся к сосновому лесу. Углубившись в него метров на сто, даю команду построиться цепью и внимательно смотреть под ноги. Избранная тактика приносит свои плоды. То справа, то слева раздаются торжествующие возгласы. Взятый нами с собой пакет быстро наполняется крепкими слюнявыми маслятами. Про промокшие ноги и накрапывающий дождик никто даже не вспоминает.
Натыкаемся на свежий след косули. Одна из наиболее любознательных студенток предлагает пройти по нему. Но тут энтузиазм явно дает сбой. Немедленно студентки вспоминают про промокшие ноги, одежду («которую здесь не высушишь»), дождь и т.д.
Так что тропление косули пришлось отменить. На обратном пути, когда мы вышли из леса на выгон, обращаюсь к студенткам с речью: «Девушки, ноги все равно уже мокрые, давайте прочешем этот луг. Здесь могут быть шампиньоны». Про мокрые ноги и дождь моментально забыто, и студентки, как хорошо обученное отделение выстраиваются цепью по обе стороны дороги. Их старания вознаграждены несколькими шампиньонами. Не Бог весть что, но все-таки усилия не потрачены даром! Всю обратную дорогу девушки обсуждают, какой королевский ужин они сегодня закатят!
Завтра мы уезжаем… Сдачу зачету, завтрашний отъезд и удачную грибную охоту необходимо «отметить». Соответствующая группа направляется в магазин (суточные ещё оставались) и закупает все необходимое. Провести прощальный банкет решаем на озере. Дождь ещё накрапывает, но на него уже никто не обращает внимания. Даже те, кто до сих пор жаловался на холод и насморк, присоединяется к подругам.
На берегу озера все дружно раздеваются и бросаются в воду. Шум, плеск, визг, смех… После купания располагаемся за столом (благо, на пляже оказалось хорошо оборудованное место для отдыха, снабженное обложенным кирпичом кострищем, мангалом для шашлыка, столиком и лавками). Банкет надолго не затягивается. Перед уходом студентки тщательно собирают весь мусор в два целлофановых пакета. Нести мусор нам пришлось довольно далеко, так как ближайшая мусорная яма оказалась возле школы. Попадавшиеся нам на обратном пути селяне, видя нас с кульками мусора в руках, недоуменно оглядывались и пожимали плечами. Такое поведение для Бабки было явно необычным.
Последний мой подъем. Собираюсь идти совершить последнее омовение в озере. Ко мне присоединяются несколько студенток, просивших с вечера их разбудить. Ночью (в который уж раз) прошел дождь, так что идти приходится по раскисшей дороге. Впрочем, «марш по грязи», который был бы достоин армии генерала Мида перед битвой при Энтайэтеме, вызывает на этот раз только шутки, смех и взаимные подначивания.
По дороге замечаем странную картину. На грязи отпечатаны зигзагообразные следы машинных колес. Видно, что местами машины (их было как минимум две) заносило аж поперек дороги, свидетельством чему были настоящие барьеры из грязи, создававшие для нас дополнительные трудности при их преодолении.
Придя на озеро, мы застали там весьма живописную картину. Место для отдыха, которые мы перед уходом тщательно убрали, теперь представляло собой настоящую свалку из мусора всех видов. Аналогичную картину представляли окрестные кусты. Картину дополнял лежащий посреди пляжа насквозь промокший мобильный телефон.
Стало ясно, что после нас на пляже погуляла какая-то многочисленная компания, которая в отличие от нас – «гнилых интеллигентов», не заморачивалась таким дурацким вопросом, как уборка после себя «продуктов жизнедеятельности».
Мы совершили прощальное омовение в озере, по паре раз прыгнули с трамплина и поплелись обратно в школу готовиться к отъезду…
Вот и наш автобус. Он пришел до странности вовремя. В комнатах все убрано, вещи сложены в вестибюле. Прощальная фотография на фоне школы, прощание с Клавдией Алексеевной, погрузка в автобус.
Бросаем прощальный взгляд на школу. В глазах студенток – неподдельная грусть. Кто-то даже всхлипнул. А мне вспомнились строки, сочиненные студенческой группой, также проходившей практику в Бабке:
Улыбнемся тихо на прощание,
До свидания, Бабка, до свидания!