Последние сообщения блогов

Поставил я у себя в институте на балкончике гнездовой ящик, надеясь, вообще-то, на стрижей. Но заняли его горихвостки:





Фото 29 мая.

Интересно, что когда я пришел снимать, а также сегодня - проверить - горихвостки на кладке не было. Я даже думал, не бросила ли она гнездо. Сегодня, однако, наблюдал, как она на кладку вернулась. По-видимому, в такую теплую погоду она не сидит на кладке все время. Или слетает, как только слышит, что человек на балкон идет?

У синиц вылупились уже все птенцы

С первого раза не попал в клюв...

Самец синицы кормит самку.

Я отсутствовал с 12 мая, за синицей не следил. Сейчас она насиживает. В кладке 11 яиц.

Сегодня слышал иволгу, соловья, наблюдал чечевицу .

У рябинников вылетели слетки.

Сегодня утром в синичнике обнаружено первое яйцо. Но я буду отсутствовать ближайшее время и не смогу пока наблюдать за процессом.

Вы когда-нибудь видели ветер? Подумайте об этом. Ветер нельзя увидеть. Мы узнаем о ветре по его воздействию на окружающие нас предметы – по шуршанию травы, волнению кустов и крон деревьев. По поднятым в воздух опавшим листьям и пыли. По волнам, разгулявшимся на море. По свисту, когда ветер проникает в узкие пространства. По давлению на нашу кожу, но ощущению прохлады.
Точно так же не можем мы увидеть и Божественное. Но Его присутствие вполне очевидно по Его воздействию на мироздание. Одно только существование мироздания и самой жизни свидетельствует о присутствии во Вселенной Великой Силы. Повсюду находим мы свидетельства присутствия Божественной силы, Божественного разума. В великолепной красоте, гармонии и сложном взаимодействии в природе. В необъяснимой силе и способностях человека, животных и растений. В чуде рождении, роста, тления, смерти.
В сверхъестественной силе святых. В геометрической красоте строения атомов, молекул и кристаллических структур. В искусстве, музыке, танцах, религии, науке, философии, психологии и метафизике. В природной мудрости ребенка. В нашем всеобщем стремлении к любви, миру, истине, справедливости и братству. Во всем, что движется – ведь мы не знаем, как оно движется, и кто им движет.
В телах, в которых мы обитаем, в телах, в которых циркулирует кровь, которые переваривают пищу, дышат, выполняют миллион функций, пока мы бодрствуем, спим и мечтаем, а мы и понятия не имеем, как это происходит.
В немыслимых рекордах выдающихся спортсменов, в достижениях мысли великих умов. В удивительной красоте маленькой почки, растения, ребенка, которые приходят в этот мир из ниоткуда. В частичках земли, в минералах, атомах и молекулах, которые превращаются в высокие формы жизни, обладающие способностью чувствовать, мыслить, двигаться, говорить, любить, творить и непрерывно наращивать свои знания и чутье.
Всё – предметы, энергия, движение и сознание, свидетелями которых мы являемся, суть проявления Всеобщего Божественного Сознания.
Мы не можем увидеть Божественное, но все, что мы видим, есть результат Его вездесущего присутствия.
источник

Примерно в одну из шести весен картина на наших реках меняется до неузнаваемости. Разлив на Дону – весьма впечатляющее зрелище. Вода стремительно выходит из берегов и затопляет речную пойму. Прибрежные леса, луга и долины превращаются в моря и озера.
В один из дней начала мая я плыву на лодке по донской водной глади. Течение во время разлива значительно усиливается, поэтому приходится прилагать немалые усилия, преодолевая стремнины. Лодку то и дело вращает из стороны в сторону, то выталкивая на середину реки, то прижимая к берегу. Одновременно приходится следить за тем, чтобы не зацепиться за торчащие из воды вершины деревьев и проносимые течением полузатонувшие бревна, столкновение с которыми грозит моей лодке весьма существенными повреждениями.
В прибрежном лесу картина сложилась такая, что воображение невольно разыгрывается. Невольно вспоминаются прочитанные в детстве приключенческие романы о путешествиях в амазонские или конголезские джунгли. Кажется, что сейчас в протоке вынырнет голова аллигатора, или на свисающем над самой водой суку притаился огромный удав, стерегущий свою добычу. В придачу приходится быть осторожным, дабы не зацепиться за ветви или стволы деревьев, ведь плыть приходится примерно на уровне крон.
Наконец, выплываю на пойменный луг. Вода кругом простирается на километры до маячащей на холме деревне. Из этой глади то там, то здесь торчат куртины тростника или вершины ивовых кустов. Наконец, впереди из-за группы затопленных деревьев появляется песчаная коса.
«Гонг! Гонг!» - раздается с неба необычный звук. Две крупные птицы ярко-рыжего цвета размером с гуся, описав в воздухе круг, приземляются на песчаную косу. Это красные утки огари совершают свой свадебный полет. Пытаюсь подойти к ним поближе, чтобы сфотографировать, но осторожные птицы при моем приближении стремительно взмывают в воздух и, совершив круг над водой, с криками исчезают.
Примерно через полкилометра на моем пути встречаются тростниковые заросли, или, как их называли классики писатели-натуралисты С. Аксаков и Л. Сабанеев, крепи. При приближении к ним я оказываюсь в окружении отчаянно кричащих легкокрылых птиц, по виду и манерам напоминающие нечто среднее между чайками и ласточками. Это я вторгся на территорию гнездовой колонии черных крачек – изящных птиц, в народе иногда называемых «речными ласточками». Они прилетели со своих далеких африканских зимовок совсем недавно, может быть, всего несколько дней назад, но вернулись четко в то место, где уже много лет существует их колония. А улетят на зимовку эти птицы едва ли не раньше всех – в начале августа. Отлет черных крачек происходит в один день. Ещё вчера здесь шумела колония, а сегодня пусто и тихо.  
Над моей головой пролетел самец болотного луня, таща в клюве длинный стебель тростника. Для этих хищников, грозы утят, водяных крыс и детенышей ондатр, как и для многих других птиц в это время, наступила пора строительства гнезд.
Дальше мой путь лежит к затопленной почти до половины высоты стволов группе черных ольх. На этих ольхах уже семь лет как образовалась колония серых цапель, насчитывающая сейчас не менее пятидесяти пар. При моем приближении цапли медленно, словно бы нехотя, поднимаются в воздух, издавая хриплые крики «крооок, крооок». В воздухе эти птицы своим медленным плавным полетом чем-то напоминают доисторических птеродактилей. Похоже, что часть птиц уже сидят на кладках, а в клювах некоторых из них я замечаю палки и стебли тростника. Значит, строительство гнезд ещё не закончилось.
В дальнейшем решаю сократить свой путь и направляю лодку к ерику, соединяющему пойменное озеро с Доном. Летом дно этого ерика сухое, но сейчас в нем воды столько, что веслом до дна достать не удается.
Вхожу в ерик и … попадаю в ловушку. Ерик порос густой порослью тополей и американских кленов, между которыми и застревает моя плоскодонка. Пытаюсь оттолкнуться веслом, но безуспешно. Вылезти из лодки нельзя, так как здесь глубоко, и из воды торчат предательские обломанные заостренные вершины молодых топольков. Так и живот себе распороть недолго. Одновременно подвергаюсь атаке тучи комаров, и моя грудь, спина, руки и ноги до колен в один момент превращаются в столовую на тысячи посадочных мест.
Веселенькая ситуация! Лодка прочно застряла, под водой меня караулят острые вершины поломанных деревьев, словно колья на дне ловчей ямы, да ещё комары одолевают. Ситуация прямо как в моих любимых в детстве приключенческих романах. Звать на помощь бесполезно. По разливу сюда никто не доберется, да и мобильная связь в этих местах отсутствует.
Кое-как, используя весло как рычаг, заткнутый за дерево, сантиметр за сантиметром пропихиваю лодку на свободное место. Комары и острые концы тонких веточек впиваются в тело. Приходится терпеть, стиснув зубы, так как кричать бесполезно и можно рассчитывать только на себя.
Провозившись около часа, я все-таки выхожу победителем из схватки с зарослями (так и хочется назвать их «первобытными», но это далеко не так, так как американский клен был завезен в наши края не более, чем сто лет назад) и вырываюсь на свободное место. В последний момент своего пребывания в «объятиях» тополевой и кленовой поросли замечаю несколько следов бобровых погрызов.
Придется плыть в обход кружным путем, преодолевая при этом сильное встречное течение. Словно бы в награду за перенесенное испытание при подходе к берегу озера встречаю изумительное зрелище.
У самой кромки воды, гордо выгнув шеи, шагают две птицы изумительной красоты. Без труда узнаю в них белых аистов. Аисты не обращают на меня никакого внимания, продолжая что-то выискивать в высокой траве. Я успеваю сделать несколько кадров. Наконец, одна из птиц что-то находит (в его клюве замечаю какой-то странный предмет, напоминающий небольшое полено) и взмывает в воздух. Вторая следует за ней. Встреча с аистами немного успокоила мои изрядно растрепанные в борьбе с зарослями и комарами нервы. Продолжаю свой путь, не смотря на накопившуюся усталость, направляя движение лодки равномерными взмахами весел. «Раз – два! Раз – два!» - считаю про себя.
В дальнейшем мой путь лежит по протоке, соединяющей пойменной озеро со стародоньем. Берега здесь довольно крутые, и влияние разлива ощущается минимально. На краю обрыва замечаю птичий силуэт. Посадка, осанка, форма клюва говорят о том, что передо мной представитель гордого орлиного племени, а не какой-нибудь канюк или коршун, в изобилии встречающиеся у нас на Дону.
Длинный округленный хвост (удается рассмотреть в бинокль), белые пятна на изгибах крыльев говорят о том, что мне встретился орел – могильник, или, как звучит его название на английском языке, императорский орел. Могильник распространен в степной и лесостепной полосе Евразии к востоку до Байкала и центральных районов Китая.
В начале XIX века могильника в России называли просто «орлом». Название «могильник», по мнению нашего замечательного писателя и орнитолога Л.Л. Семаго, появилось позднее, когда отечественные натуралисты исследовали природу Приаралья и других районов Казахстана, и часто встречали этого орла, сидящим на деревьях возле каменных или саманных мавзолеев. Название прочно закрепилось за птицей, хотя в последние годы часть специалистов выступает за то, чтобы дать виду более благозвучное название, например, солнечный или императорский орёл (первое является переводом научного латинского названия, второе используется во многих европейских языках). В настоящее время число орлиных пар, гнездящихся в нашей области, едва ли дотягивает до десятка.
В данный момент передо мной была молодая птица, ещё не создавшая свою семью. Орел подпустил меня довольно близко и даже позволил сделать несколько кадров. Чтобы не беспокоить могильника, я не стал дожидаться, когда она взлетит и развернул лодку в обратном направлении. Мне предстоял ещё долгий и трудный путь против течения…