Не хочется верить, что тривиальные обиды на эпоху восходят к самому Дольнику. Во-первых, «времена не выбирают» и в каждом полно средневековья (насмешил недавно выставленный из СССР в 1970-е Ю. Кублановский признанием, что на его вкус «одна Ксюша Собчак стоит всего советского агитпропа»). Во-вторых, Дольник представился типичным шестидесятником. Симпатична мне эта «бель эпок» большой культуры ХХв. с ее культом творческой личности, «парадом младенческих улыбок» и песнями Окуджавы. Лидер («я всегда был доминантным»), пассионарий с принципами (не вступал в партию, ощущая себя более ученым, чем администратором), открытый для дружбы, «мужского рукоделия», розыгрышей и пирушек-симпосиев, но сосредоточенный все же на научных идеях. (Было ли преобразование Косы в нац. парк его проектом? Если да, жалел ли об этом в «последнюю осень», когда по дюнам, где когда-то сам бродил с попугаем на плече и где завещал развеять свой прах, уже бегали толпы туристов?).
Не чурался и литературы, как видно из его популярных статей и общения с литераторами-визитерами. Битов посвятил «доктору Д.» повесть «Птицы» - образное истолкование гуманитарием диалогов с биологом о родстве человека и птицы, равноценных обитателей воздушного океана. (Ремчуков недавно похвалил его в эфире за «описание жизни птиц» - давно он не заглядывал в любимого автора, который честно признавался, что в восьмой приезд на станцию «Фрингилла» ее дежурных зябликов еще не различал). Как Битов не разбирался в биологии, так Дольник трогательно упрощал литературу: смутно услышав о происхождении жанров по Аристотелю, обзывал вредную для животных (думаю, однако, «попрыгунье стрекозе» и после Крылова от человека меньше достается, чем трудяге муравью) басню «холопским, рабским жанром». (Повеселили меня и придирки Паевского к поэтам и певцу Погудину по поводу «канареечки» в отечественном бору).
Древние не рекомендовали называть счастливым человека до его смерти. Дольник долго и тяжело болел. Несправедливо, но конец не отменяет счастливой жизни. Добротное научное имя, обязанное во многом статистике из организованных им ловушек Косы. Отличные этологические эссе для публики («Непослушное дитя биосферы») об общих для человека и животных программах поведения. С естественным преувеличением биологического компонента (что-то даже со скрипом вписываю свою коллекцию черепашек в древний инстинкт собирательства, «содержащий в себе стремление искать, различать, классифицировать, учиться»), но социальная психология в 1970-80-е г. вряд ли была убедительной.
Ну а я-то я запишу его в свои поминальники и маргиналии как орнитолога новой эпохи, отложившего ружье, и возлюбившего птиц, если не паче себя самого, то почти наравне с собой…