(к 80-летию со дня рождения)
В 50-х гг. ХХ ст. в Советском Союзе не было орнитолога, которому была бы не известна фамилия профессора Льва Борисовича Беме - автора знаменитых в свое время научно-популярных книг «Певчие птицы» и «Птицы у нас дома». Именно с ними, наряду с захватывающими научно-популярными «Записками натуралиста» Евгения Павловича Спангенберга и познакомился я в середине 50-х гг., будучи студентом биологического факультета Харьковского государственного университета на Украине. Тогда мне и в голову не могло прийти, что всего через несколько лет удастся познакомиться с сыном этого профессора, уже тогда известным орнитологом, и его ближайшим другом Владимиром Евгеньевичем Флинтом, фамилия которого постоянно встречалась на страницах «Певчих птиц» с почти неизменным «у нашего друга Флинта», а дальше шло описание его наблюдений за той или иной певчей птицей в домашних условиях. И не только познакомиться, но и подружиться с обоими на долгие годы. Разница в десятилетие вполне компенсировалась общими интересами и любовью к птицам, перед которой отступали ученые степени (оба мои старшие товарищи уже тогда были кандидатами наук, тогда как я делал только первые шаги на поприще изучения тянь-шаньских птиц).
Доктор биологических наук, профессор Московского университета, Рюрик Львович вырос среди птиц и сам всю жизнь держал в московской городской квартире десятки птиц – от самых обычных чижей и щеглов до тропических нектарниц и колибри (для кормления которых даже изготавливал особые сиропы). Вся жизнь этой удивительной семьи была подчинена птицам, при которых постоянно должен был находиться один из трех членов семьи. Даже расписание занятий Р.Л. в университете зависело от времени ухода за 30-40 птичьими клетками. Помню, как потрясло меня первое посещение этой квартиры, стенки которой были увешаны птицами, и здесь же разгуливала любимая собака хозяина. Самое удивительное было то, что Рюрик Львович, сам заядлый курильщик, радушно угощал здесь же курящего гостя, а на мой удивленный вопрос ответил, что его птицы привыкли к дыму. Двадцать лет спустя я вспомнил об этом, когда увидел черные легкие своей любимой синей птицы, прожившей в моей прокуренной квартире 17 лет…
Наши встречи, к сожалению, более редкие, чем хотелось бы, происходили либо дома у Рюрика Львовича либо на кафедре зоологии – если я приезжал на более короткое время и не мог нанести визит, на который всегда получал радушное приглашение. Обстановка на кафедре также была удивительно приятная, полудомашняя, и очень напоминала мне то, к чему я привык на родной кафедре в Харькове: те же разговоры «вокруг птиц», тот же «треп» на любые темы – от охоты и спорта до литературы и политики. Между этим делом осматривались и привезенные тушки птиц, обсуждалась орнитологическая литература.
Научные интересы Рюрика Львовича лежали в области орнитогеографии и экологии горных птиц. Именно этим вопросам посвящены все его публикации и тема докторской диссертации: «Горная авифауна Южной Палеарктики», защищенной в МГУ в феврале 1972 г. В этом же направлении готовил он и своих аспирантов. Сам Рюрик Львович в период с 1958 по 1978 г. неоднократно посещал с орнитологической целью горы Таджикистана и юга Узбекистана, особенно Туркестанский, Гиссарский и Зеравшанский хребты. Особое значение для молодых орнитологов имели изданные Р.Л. научно популярные книги о птицах, в т.ч. полевые определители птиц – «Птицы СССР» (1968, соавт. В.Е. Флинт, Ю.В. Костин, А.А. Кузнецов) и «Птицы лесов и гор СССР» (1966, соавт. А.А. Кузнецов). В один из моих приездов в Москву в начале 80-х гг. Рюрик Львович и Александр Александрович Кузнецов предложили мне составить совместно и издать в Алма-Ате полевой определитель птиц Казахстана. На обеде в Доме Литератора, куда нас пригласил Александр Александрович (сказав на входе: «товарищи со мной»), мы даже подробно распланировали, как, взяв за основу один из предыдущих полевых определителей, адаптировать его к условиям Казахстана, убрав из него виды, которых в республике нет, и добавив местные виды (эту адаптацию предстояло сделать мне), а затем уж «проталкивать» эту книжку в одном из республиканских издательств. Однако планам этим не суждено было осуществиться, поскольку в казахском издательстве, которое положительно откликнулось на мое предложение, без обиняков потребовали добавить еще одного «соавтора», не имеющего никакого отношения к орнитологии…
Мне ни разу не довелось быть с Рюриком Львовичем в поле, а очень хотелось. Не раз я приглашал его к себе на Западный Тянь-Шань, когда работал еще в заповеднике Аксу-Джабаглы. Он каждый раз ссылался на то, что не на кого оставить своих птиц. Однако я прекрасно понимал, что если ему и удастся как-то решить эту проблему, то время, которое освободится, он с удовольствием проведет на Памире у своего друга И.А. Абдусалямова, с которым дружил много лет и не раз у него бывал. Да и сам Памир и Бадахшан, конечно, намного интереснее, чем северная оконечность Западного Тянь-Шаня. Впоследствии я приглашал его и в наш орнитологический стационар в Заилийском Алатау на Северном Тянь-Шане. Туда он тоже не смог приехать, но «командировал» свою дочь Ирину, которая так успешно поработала у нас несколько сезонов, изучая акустические сигналы синиц и других высокогорных птиц. Присылал он к нам и других своих учеников.
Последнее, что мне запомнилось – встречи в период защиты докторской в мае 1980 года, где Рюрик Львович и Владимир Евгеньевич Флинт были моими оппонентами. Это было сделано в свойственной ему деловой и доброжелательной форме – без излишнего пафоса, который, к сожалению, нередко сопровождает такого рода выступления, но и без желания «выкопать» какой-нибудь жареный факт в виде компромата-замечания. Последнее было вообще не свойственно Рюрику Львовичу, с его мягким характером и открытым, доброжелательным отношениям к людям вообще. Помнится, как-то при мне, обсуждая очередной факт «подсиживания» среди коллег, 50-летний В.Е. Флинт сказал: «Рюр, неужели и мы, когда вырастем, сможем вот так же пакостить друг другу?». Дружба их, длившаяся более полувека, всегда была для меня образцом бескорыстных отношений, а уж ежегодные глухариные охоты, ради которых окладывались все дела!...
Слишком рано ушел от нас Рюрик Львович – ему только сейчас исполнилось бы 80 лет, что само по себе не столь уж много. Но он успел оставить после себя не только свои научные труды, чем принято измерять результаты жизни ученого, но и своих учеников. А главное, на мой взгляд, - он оставил о себе хорошую память в наших сердцах, что тоже очень и очень немало. Хочется пожелать всего самого доброго его близким – Элиде Дмитриевне, Ирине Рюриковне, внучкам, а также всему коллективу кафедры зоологии Московского Государственного Университета.
А.Ф. Ковшарь
Алма-Ата, Казахстан
