Станислав Михайлович Кудрявцев
1930-1996
Несмотря на возраст — он родился в г. Москве 24 ноября 1930 г., — его все называли Стаськой. Иностранцы иногда — Стэном. Когда ему задавали вопрос: «Сколько тебе лет?», то получали неизменный ответ: «Не дождетесь!»
Зоопарк был сутью его существования, призванием, предназначением. Он жил неподалеку от Московского зоопарка. По его словам, вначале его возили в зоопарк мама и тетя, а когда он начал ходить, то отправлялся туда самостоятельно, с утра до вечера изо дня в день пропадая там. Часами стоя у вольер или около пруда на одной ноге (вторую поджимал, чтобы согреть), он наблюдал жизнь животных, фиксируя в своей памяти малейшие черточки их облика, неуловимые изменения в поведении, мимике, голосах... Так год за годом формировались не только уникальные знания о различных группах животного мира, но и способность различать каждую особь в лицо, подмечать характерные индивидуальные отличия. Этот дар был особенно ценен в полевых условиях. На «Семи Островах» мы наблюдали, как он в природе у кайр отличал самцов от самок. Из пяти случаев ошибался один раз! Мне неизвестен среди отечественных орнитологов человек, способный на это!
Заведующему орнитологической секцией зоопарка он как-то сказал: «У тебя появился тринадцатый горный гусь». — «Этого не может быть!» Посчитали, действительно тринадцать. «Как ты узнал?» — «Посмотри, он же совершенно не похож на наших зоопарковских! Неужели не видишь? У него же морда другая и крякает по-другому». Колоссальная, точная до мелочей зрительная память!
Станислава Михайловича интересовали все животные, от насекомых до слона, и особенно птицы, экзотические, с пестрым оперением, с неповторимой гаммой красок. Его память была своеобразным естественным компьютером, в котором содержались данные обо всех видах животных, имевшихся в зоопарках мира, и изменениях, происходивших в их видовом и количественном составе. По водоплавающим птицам, самой близкой, страстно любимой группе, он помнил даже родственные связи — брат, сестра. Зооцентр постоянно пользовался его консультациями в отношении правильного распределения животных по зоопаркам, чтобы не допустить близкородственного разведения.
И при этом Станислав Михайлович был дальтоником. Путал зеленый цвет с коричневым. Плохо ориентировался в голубых тонах. У него была своя уникальная система распознавания расцветки оперения птиц по расположению и тону, поэтому, кто не знал его, даже не подозревал, что он, орнитолог, не различает цветов.
Живость, общительность характера размывали его облик в глазах окружающих, заставляя видеть перед собой вечно молодого человека. Он быстро переходил со всеми на «ты» без различия возраста, чинов и национальной принадлежности; легко себя чувствовал в любой обстановке, что помогало ему приобретать массу друзей среди зарубежных ученых и работников зоопарков. Внешне мягок, непритязателен, по-своему раним, Станислав Михайлович мог быть жестким, неуступчивым, когда это касалось его любимого дела. Тогда он взрывался, в ход шли излюбленные ругательные словечки, доставалось всем, он ничего не замечал, в том числе, что эти срывы отражались на его здоровье — повышенном кровяном давлении и сердце. Но таков он был, беспощадно сжигая себя ради дела, которому посвятил свою жизнь.
Будучи со всеми запросто, Станислав Михайлович мог внезапно появиться у тебя дома: «Я тут был рядом, на телевидении, и решил зайти! Варенье есть?» Он, как Карлсон или медвежонок, любил сладкое. В экспедиции, где-нибудь на Курильских островах или Баренцевом море, банка сгущенки делала его счастливым, ради нее он был готов на все. И никого из его друзей не удивлял внезапный телефонный звонок, когда в трубке раздавался обычный Стаськин вопрос: «Пироги есть? Варенье есть? Сейчас приеду в гости». И все всегда были рады его видеть, хотя звонок мог прозвучать в самый неподходящий момент.
Неожиданность, непредсказуемость его поступков часто приводили к забавным сценам. При сборах на зимовку птиц в Ленкорань зимой 1964/65 гг. к Станиславу Михайловичу зашел С. Виноградов и обнаружил его стоящим в растерянной задумчивости перед двумя экспедиционными ящиками и кучей всякого добра. Оказалось, вещи не помещались в ящики. Открыли их, а там клетки для птиц — «Чтобы не поломались». Пришлось его убедить, что клетки можно довезти отдельно, хорошо упаковав.
С ним можно было столкнуться на Птичьем рынке, куда он водил иностранцев показать российскую достопримечательность. А.И. Москалев привозил сепию для подкормки птиц, которая добавлялась в воду. Однажды, зайдя в зоопарковский птичник, где в это время был Станислав Михайлович, обратили внимание на то, что все птицы чихают. Оказалось, что из-за отсутствия сепии он их напоил... газированной водой. Когда тот же Л.И. Москалев сообщил ему о наблюдениях известного океанолога Эла Гидинса, как горбатые киты специально создают водяную воронку, чтобы криль всплыл на поверхность, он только сказал: «Подумаешь! Я постоянно это наблюдаю на зоопарковском пруду у шилохвостей, которые таким образом добывают крупную дафнию».
Любя все живое до самозабвения, он трепетно относился ко всякому проявлению жизни. Видя сломанную ветку, брошенный цветок, он обязательно их подбирал и старался где-нибудь пристроить в вазочку, банку или другую посуду с водой. На острове посреди зоопарковского пруда есть рощица из ив. Ее создатель — Станислав Михайлович, привозивший из всех поездок отводки этих растений и мечтавший собрать их коллекцию. То же и в отношении животных. Станислав Михайлович не любил домашних птиц — кур, голубей и др. Старался, чтобы их не держали в зоопарках. Но, увидев на улице раненого голубя, стремился оказать ему помощь, устроить в чьи-нибудь заботливые руки. Однажды он страшно рассердился, обнаружив, что принесенная кем-то под воскресенье в зоопарк черепаха целый день оставалась без корма.
Как-то мы договорились, что Стасик приедет на обед. Миновал день. Наступил вечер, и гость появляется в... 11 часов, ничуть не смущаясь. Оказалось, в зоопарковский пруд каким-то образом попал скворчонок, и он сидел, ожидая, когда тот приплывет к берегу. «Я тебе принес его в подарок!»
В зоопарке или дома (а он содержал много экзотических птиц) случалось, что птицы бросали своих птенцов. И тогда Станислав Михайлович превращался в кормилицу. В гостях, в официальной обстановке мог из-за пазухи достать птенца попугая и начать его кормить изо рта — время пришло. В 1950 г. в Астраханском заповеднике, уезжая куда-нибудь по делам, Т.Д. Бородулина старалась своих подопечных птиц оставлять на Стаса Кудрявцева. Более надежных рук для выкармливания птенцов она не встречала.
Животные чувствовали такое отношение к себе и платили тем же. Когда Стасик шел по зоопарку, обезьяны выделяли его в толпе и старались привлечь к себе внимание. Узнавали его и хищные птицы, и журавли, и аисты, и глухари и выказывали ему всем своим видом, поведением, звуками всяческое расположение. Ежедневное дружеское общение не проходило впустую. Животные ценили внимание к себе.
Надо было везти панду из Московского зоопарка в Лондонский. Оказалось, что лучшего «свата», чем С.М. Кудрявцев, не найти. И он едет туда в 1968—1969 гг.
По прибытии в Лондонский зоопарк Станислав Михайлович по-хозяйски осмотрел его коллекцию, сделал несколько профессиональных замечаний и исправил на карте восточную границу ареала гуся-сухоноса. Это сразу же расположило к нему всех — от служителей до научных сотрудников. Второе, что поразило лондонских коллег, — он не бегал по магазинам за барахлом, а ходил приобретать на свои скромные деньги книги по птицам и купил пару гульдовых амадин. Вторую пару англичане преподнесли ему в подарок. Вообще целый ряд видов экзотических ткачиков своим распространением среди наших любителей птиц обязаны ему — или он впервые ввез их в нашу страну, или развел.
За время этой поездки Станислав Михайлович стал членом Лондонского зоологического общества, что давало право приобретать специальные книги на 30% дешевле. Одновременно его избрали представителем СССР в редакционную коллегию Международного ежегодника зоопарков, издаваемого Лондонским зоологическим обществом (The International Zoo Yearbook. Zoological Society of London), где он долгие годы сотрудничал, сообщая данные о зоопарках СССР, консультируя, советуя, делясь опытом.
Знавшие Станислава Михайловича работники иностранных зоологических садов (а он объехал практически все зоопарки Европы и Северной Америки, был в Китае и мечтал об Индии) везли ему в подарок птиц. Много привозил из поездок и он сам. Сцена, когда в Киеве он садился в купе с большими коробками, заполненными живыми гусями, о содержании которых соседи не догадывались, была для него самой обычной.
До армии Станислав Михайлович успел некоторое время поучиться в библиотечном техникуме, что дало ему навыки редактирования и привило уважение к книге. Служба в армии проходила в Венгрии. А в 1955 г. он появился на кафедре зоологии позвоночных животных биолого-почвенного факультета МГУ в должности лаборанта, одновременно совмещая ее с учебой на вечернем отделении этого факультета. Вместе с ним в лаборантскую проникла жизнь — появились клетки с птицами, большие аквариумы с экзотическими рыбами и водными растениями. На подоконниках кактусы — одно из его увлечений.
Став лаборантом Н.H. Карташева, Станислав Михайлович побывал на Командорах, Курильских островах, в плавнях Кубани, на «Семи Островах» в Баренцевом море.
Фанатично увлекаясь биологией, он любил читать «от корки до корки» газеты, ему, особенно в последнее время, их даже приносили сотрудники. Любил и разбирался в искусстве, знал историю. Где бы ни был, не пропускал телевизионных передач о балете и танцах на льду. Обширность, энциклопедичность его знаний формировали особый, независимый духовный мир, придавая хозяину облик своеобразного анархиста. При всем этом терпеть не мог писать. Остались только три его статьи: о египетской цапле в Астраханском заповеднике; обзор по зоопаркам и тезисы на конференции 1967 г. о животном населении Москвы и Подмосковья и утках Московского зоопарка, живущих на свободе.
С не меньшей нелюбовью относился Станислав Михайлович и к различным административным должностям. Уйдя в 1967 г. с кафедры, он стал работать сотрудником методического сектора Московского зоопарка. При этом все свободное от кабинетной работы время и вечера, когда зоопарк уже был закрыт для посетителей, он проводил на территории. Его назначили заместителем директора по научной части. Проработав несколько месяцев, ушел. «Не по мне!»
Но все экскурсии по зоопарку с иностранными учеными, представителями фирм поручались Станиславу Михайловичу. Не зная хорошо ни одного иностранного языка, он быстро устанавливал контакт с иностранцами, и уже через полчаса шло азартное обсуждение интересовавших их вопросов.
По натуре коллекционер, Станислав Михайлович очень любил книги. Дома они занимали не только полки, но хаотически (хотя для него существовал свой порядок) громоздились на столе, стульях, полу. Интересовавшую его книгу, связанную с зоопарком, он мог забрать, безапелляционно заявив: «Тебе она не нужна». Каждую новую книгу по птицам, определители он покупал в нескольких экземплярах, отсылая их своим зарубежным друзьям и коллегам.
Коллекционерская страсть Станислава Михайловича сказывалась не только в собирании книг и кактусов. Он собирал марки о природе и с изображениями королевы Елизаветы II (после поездки в Англию), фарфоровые статуэтки животных, причем страшно сердился и ругался в своей манере, если их трогали: «Сотрешь с них пыль. Я ее годами копил!»
Станислав Михайлович никогда не отказывал в консультациях — а их было множество, таким образом он передавал свои орнитологические знания. Также ему постоянно приходилось редактировать и рецензировать книги, вставляя свои уточнения и замечания. Многим помогал писать статьи, а художникам почтовых марок — выбирать наиболее выразительный ракурс изображения животного.
Он принимал участие в создании Чешского энциклопедического атласа и книги «Систематика птиц» Н.Н. Карташева.
Для А. Коткина, собиравшегося в путешествие по зоопаркам Европы на велосипеде, он разработал оптимальный маршрут пробега, писал письма с рекомендациями к директорам зоопарков, составлял перечень вопросов, на которые следует обратить внимание (рождаемость у животных, посещаемость зоопарков и т.д.).
Несмотря на высокое давление, Станислав Михайлович днем, накануне трагедии, звонил в зоопарк, интересуясь, что там происходит со строительством и в секциях. Умер он внезапно 26 февраля 1996 г. на улице. Не выдержало сердце. Более двухсот человек пришли в зоопарк проводить Стаса в последний путь. Самые разные люди. Для одних он был учителем, для других — другом. Не каждая известная личность удостаивается таких почестей. Почти полтора года в адрес Московского зоопарка поступали соболезнования со всех концов страны и из-за рубежа, подчеркивавшие роль Станислава Михайловича как незаменимого консультанта по многим вопросам, воспитателя зоопарковских кадров страны, активного члена комиссии ЕЕР по амурскому тигру и т. д.
Руководитель отдела герпетологии зоопарка Брукфельд (США) Рей Поли писал: «Он добился... выдающихся результатов в области размножения птиц в Московском зоопарке, в особенности редких эффектных хищных птиц и журавлей... В свое время о нем ходили легенды... Мне сильно повезло, что Стас сопровождал нас во время наших посещений Москвы... Он старался все изучить о виде животного, доводя свои знания до стадии высокого искусства. Это действительно редкостный талант, по сути близкий к таланту композитора».
Давид Вилдт из зоопарка Смитсоновского института (штат Вирджиния, США) подчеркивал: «Вы знаете, что Станислав играл важнейшую роль в развитии сотрудничества между нашими двумя организациями. Мы узнали от него очень многое о вашей стране, вашей культуре и особенно о ваших диких животных — и всему этому он учил нас с необычайным увлечением, любовью и чувством юмора».
Его жизнерадостность и юмор отмечал и директор Берлинского зоопарка Бернгардт Бласкевитц. Шон Шмид из Международного треста снежных барсов (Сиэтл, США) сообщал: «Исключительная личность. Я буду тосковать без его жизнелюбия, целеустремленности и доброго сердца (а еще «охов» и криков)».
С ним кончилась целая эпоха в жизни зоопарков нашей страны и мира. Не правы те, кто утверждает, что нет незаменимых людей! Они есть! Таким был Стасик Кудрявцев.
В.К. Рахилин
