Геннадий Николаевич Лихачёв как орнитолог наиболее известен своими исследованиями по трем условно выделяемым направлениям. Это, во-первых (по объему и значению), многолетние наблюдения за птицами, заселяющими искусственные гнездовья, в частности массовый материал по размножению мухоловки-пеструшки и большой синицы. Во-вторых, изучение хищных и некоторых других видов птиц в Тульских засеках (гнездование, питание, межвидовые отношения и т.д.). И, в-третьих, к сожалению, в наименьшей степени, опубликованные материалы по биологии охотничье-промысловых птиц Сибири, где происходило становление Г.Н. Лихачева как зоолога-профессионала. Разумеется, были и другие работы по птицам, а также териологические, охотоведческие и другие исследования. Важна роль Геннадия Николаевича как наставника юннатов, студентов, молодых специалистов. Однако жизнь и деятельность Геннадия Николаевича трудно понять, если хотя бы кратко не остановиться на его детстве, родственных связях. Род Лихачёвых известен с XV в. Дворяне Лихачевы несли государственную и военную службу. Некоторые служившие дьяки Лихачевы вошли в историю не только как государственные деятели, ближние слуги царей, но и как собиратели книг и рукописей. За четыре столетия Лихачёвы породнились со многими родовитыми и знаменитыми российскими фамилиями: от Хованских, Долгоруковых, Барятинских, Шереметевых и Голицыных до Новосильцевых, Державиных, Строгановых, Страховых, Панаевых и др. Жившие в Казани и ее окрестностях, предки Николая Петровича Лихачёва (отца Геннадия Николаевича) служили, вели хозяйство, собирали замечательную библиотеку, описанную в удивительной книге «Генетическая история одной помещичьей библиотеки» (1913) – образцовом историческом, палеографическом и генеалогическом исследовании Николая Петровича. Из ближайших предков нельзя не упомянуть трех дядей Николая Петровича – трех адмиралов Русского флота, причём брат матери Николая Петровича, Петр Петрович Андреев, не только командовал императорской яхтой «Полярная звезда», но и был командующим Балтийским и Черноморским флотами. К нему часто ездил по делам и в гости Николай Петрович, иногда вместе с маленьким Геной. Но, пожалуй, одним из самых замечательных представителей этого рода был сам Николай Петрович Лихачев, отец героя нашего очерка. Выдающийся историк, член двух духовных академий, профессор, советский академик, создатель музея палеографии – неполный перечень его официальных званий. Области интересов Николая Петровича были чрезвычайно широки и разнообразны: история, историография и источниковедение, искусствоведение, генеалогия, археология, нумизматика, эпиграфика, дипломатика, сфрагистика и др. Он собиратель, реставратор и исследователь крупной коллекции икон, ныне частично хранящихся в Русском музее. Среди шедевров лихачевского собрания упомянем знаменитую икону «Борис и Глеб» (XIV в.). Главное детище Николая Петровича – организованный им в собственном доме (Петрозаводская, 7) музей палеографии (расформирован, если не сказать определенней, в 1931 г.). В музее были собраны уникальные образцы письменности разных времен и народов. Все было найдено, собрано, приобретено Николаем Петровичем на собственные средства. В этом частном музее работали специалисты-историки, его посещали любители старины, искусствоведы, художники, государственные деятели и служители культа.
Мы не могли не упомянуть о незаурядной личности Николая Петровича, желая показать читателю, в какой атмосфере рос Геннадий Николаевич, на каких примерах воспитывался. Кроме того, научные занятия Николая Петровича, его метод сбора и обработки материала, по нашему мнению, могли повлиять на характер исследований самого Геннадия Николаевича.
Николай Петрович был не просто собирателем, коллекционером. Его главная цель, по-видимому, заключалась не столько в достижении полноты собрания, сколько в оценке потенциально возможной изменчивости материала и установлении на основе этого взаимосвязей отдельных элементов крупных структур. «Все внимание на критику источников, анализ. Синтез только на основании свода», – писал Николай Петрович. Он использовал почти биологические подходы при исследовании исторического материала принципа гомологии, оценки изменчивости, учет масштабов эволюционных (исторических) преобразований. Происходило взаимное обогащение законов классификаций и законов развития (в рамках исторического процесса).
Николай Петрович, как и Геннадий Николаевич, могут быть названы «рыцарями факта». Один в истории, другой по мере сил – в зоологии и экологии стремились к выявлению закономерностей на массовом добротном материале и большую часть жизни посвятили сбору такого материала.
Вызывали восхищение сыновей и спортивные достижения Николая Петровича. Он был известный тяжелоатлет, борец и боксер-любитель. Сам Геннадий Николаевич тоже был неравнодушен к спорту, прекрасно играл в теннис, выигрывал крупные соревнования по лаун-теннису.
По-своему замечательным человеком была и мать Геннадия Николаевича – Наталья Геннадиевна Лихачева, урождённая Карпова. Наталья Геннадиевна, дочь Анны Тимофеевны Морозовой (в замужестве Карповой), племянница Саввы Тимофеевича Морозова, происходила из богатой купеческой семьи Морозовых. Пращур, крестьянин Савва Васильевич, выкупился из крепостной зависимости со всей семьей (15 человек детей). Его сын Тимофей (родной дед Натальи Геннадиевны), совладелец Николаевской мануфактуры, преумножил исходный капитал. Его дочь Анна, завидная невеста из старообрядческой семьи, неожиданно вышла замуж за своего домашнего учителя, историка Г.Ш. Карпова. Молодой историк Н.П. Лихачев бывал в доме у Карповых и женился на их дочери Наталье. Наталья Геннадиевна получила прекрасное домашнее образование, увлекалась историей, была любимицей В.О. Ключевского, к которому маленький Гена бегал за пряниками. Она сочувствовала и помогала историческим изысканиям мужа, но всю жизнь посвятила многочисленной семье – у них было десять детей.
Геннадий Николаевич родился 31 июля (по новому стилю) 1899 г. в с. Сушневе, имении бабушки Анны Тимофеевны во Владимирской губернии. В Сушневе жила многочисленная родня Анны Тимофеевны. Здесь был построен большой дом, семейная церковь, при которой находилось семейное кладбище. Рядом с Сушневым жили Ключевские, Аевитан писал здесь свою «Владимирку», и Геннадий Николаевич хорошо знал место, где была написана эта картина, как и то, где художник писал «У омута». К Ключевским приезжал Шаляпин готовиться к роли Бориса Годунова.
В Сушневе впервые у Геннадия Николаевича проснулась любовь к родной природе, которой он посвятил следующие проникновенные строки (орфография оригинала): «В сложном понятии «Родина» бесспорно важнейшую роль играет географический элемент. Мы любим Русскую природу, но она столь необъятна, что мы просто не можем ее знать. Как я могу любить северную тундру, когда я в ней не был, или горные хребты Кавказа, когда я с ними знаком почти только как курортник. А от степных просторов – я устаю. По существу мы любим и считаем родной природу, без которой не можем жить, тот кусочек земли, где мы провели юность и впервые сознательно восприняли природу. Вот эту природу мы и считаем самой родной и что бы мы ни видели в дальнейшем, на протяжении всей жизни, все это будет лишь дополнением к самому милому закоулку родины. Для меня владимирские поля, луга, березы, сосны и даже огромные торфяные болота и пески – это то, что я ни отдам никому. Милее их нет.
Осенью 1917 г., когда я уезжал из Сушнева, и чувствовал, что никогда туда не вернусь, в тот момент, когда поезд шел по мосту через Пекшу, и я прощался с Пестриковым лугом, самым обыкновенным и ничем не примечательным, я понял, что прощаюсь с дорогим для меня покойником. Я довольно много путешествовал и видел поразительно красивые места, часть из них полюбил и сроднился с ними. Но все же настоящей моей родиной остались Владимирские дорожки, Владимирские церквушки, Владимирские поля и Владимирские леса.
Тяжелые мысли, охватившие меня, когда я покидал Сушнево осенью 1917 г., были продиктованы не только прощанием с родными местами, где прошло мое счастливое детство и юность, но еще в значительной степени, и тем, что это был первый полностью ощутимый мною, конкретный удар Революции по всей прошлой моей жизни и полная неясность будущего. Одна из тяжелых, но ярких минут моей жизни».
Но до этого времени были и летние поездки в Полянки, родовое гнездо Аихачевых под Казанью. Была счастливая семейная жизнь на Петрозаводской, где первые два этажа родного дома занимал музей отца. Дети бывали за границей, где подолгу работал Николай Петрович. Последняя поездка в Германию совпала с началом войны 1914 г. Возвращались в Россию через Париж, Марсель, Константинополь, Одессу. Но еще дети ходили в гимназию, посещали гимназические балы, а мальчики поступили в бойскаутский отряд.
Все вышесказанное, нам кажется, необходимо упомянуть для понимания окружения Геннадия Николаевича, семейных связей, того времени, когда закладывались основные черты характера, склонности и интересы будущего зоолога. Пример поучительный в своем роде.
Осенью 1917 г. Наталья Геннадиевна с детьми переезжает в Москву. Семья размещается в доме бабушки на Ордынке, 36. Геннадию Николаевичу удалось окончить гимназию и поступить в Институт инженеров путей сообщения, но уже в 1919 г. он был мобилизован. Правда, военная служба проходила в геодезическом отделе корпуса военных топографов, который теперь размещался в доме на Ордынке, потеснив хозяев. Здесь Геннадий Николаевич прослужил до осени 1920 г. и в сентябре переехал в Петроград. Предстоял трудный выбор пути. Под влиянием увлечений отца начал коллекционировать и изучать монеты, бумажные денежные знаки, лубки. Его коллекция образцов бумажных денег попала в Эрмитаж, где Геннадий Николаевич даже выступал со специальным докладом. Поступив и проучившись три года в Геологическом институте, Геннадий Николаевич бросает геологию и, к огорчению отца, уезжает в Москву. Работает в Союзе охотников, позже поступает на курсы охотоведения при Лесном институте, которые оканчивает в 1927 г.
Отец Геннадия Николаевича, Николай Петрович, избирается в 1925 г. академиком, назначается директором собственного музея палеографии. Но уже арестованы его сын и дочь, а в 1929 г. и сам Николай Петрович вместе с академиком С.Ф. Платоновым, Е.В. Тарле и другими подвергается аресту и осуждению по сфабрикованному делу. Возможно, к счастью для Геннадия Николаевича, он с 1927 г. командирован в Сибирь и в столице, как и в Ленинграде, бывает редко. В 1931 г. в «Крестах», в тюремном лазарете, встречаются отец и сын. Геннадий Николаевич дарит отцу оттиск своей первой статьи. В 1933 г., после двух лет тюрьмы и ссылки в Астрахань, Николаю Петровичу разрешено вернуться в Ленинград, где он и умирает в 1936 г. Часть забот о семейном архиве ложится на плечи Геннадия Николаевича. Музей Николая Петровича к этому времени расформирован и передан частью в Академию наук, частью в Эрмитаж и другие места.
Геннадий Николаевич работал в Сибири с 1927 по 1935 г. Его охотоведческие изыскания охватывали часть Западной и Южной Сибири, а с 1931 г., когда он стал старшим научным сотрудником Иркутской научной опытной станции, переместились в Восточную Сибирь. Были экспедиции в Прибайкалье (Хамар-Дабан), Тункинскую долину и горную часть, в Окинский край и другие места. К сожалению, это для нас наименее известный период деятельности Геннадия Николаевича, хотя он интересен и важен для понимания путей становления отечественного охотоведения. Вопросами охотничьего дела в Сибири с научными и прикладными целями стали заниматься еще до революции. Помимо работ отдельных исследователей (например, Л.М. Сабанеева) организовывались целые экспедиции (например, Саянская экспедиция Д.К. Соловьева). Фактически в Сибири сложился по-своему уникальный комплекс артельной охоты промысловиков и местных национальных охотничьих промыслов, традиционных отлаженных столетиями способов освоения лесных богатств.
Конец прошлого и начало нынешнего века обострили ситуацию с охотничьим делом в Сибири, особенно с пушным промыслом, с использованием природных ресурсов этого края вообще. Дореволюционные традиции лесного и охотничьего устройства сохранялись еще до 30-х гг., пока не стали объектом критики как буржуазные пережитки. Пути разумного использования уже сложившихся методов освоения охотугодий, изучения традиций и навыков таежных охотников, комплексного использования природных кладовых были нарушены иллюзорными призывами «преобразовать, обновить, очистить от классовочуждых взглядов» и т. п. Нельзя сказать, что в таких условиях не делалось ничего хорошего по линии охотоведения, но с какими затратами и жертвами! А один из результатов – тот, что все перечисленные проблемы стоят в еще более обостренном виде и перед нынешним поколением охотоведов, экологов, деятелей охраны природы.
Аишь по нескольким опубликованным работам Г.Н. Лихачева можно судить об его участии в процессе развития охотоведения и охотоустройства в Сибири, научных подходах к этим проблемам. До сих пор актуально выглядит высказанная им мысль о сохранении нескольких мелких заказников (вместо одного крупного) как стаций переживания промысловых птиц и зверей на территориях интенсивных рубок. Внимательным, почти краеведческим было отношение Геннадия Николаевича к экономике охотничьего хозяйства. Авторам очерка известно, например, что один из больших неопубликованных экспедиционных отчетов Геннадия Николаевича хранился у известного специалиста в области охотоведения В.В.Тимофеева в Иркутске.
Однако желание пристальнее поизучать отдельные виды, тяга к исследованиям биологических закономерностей побудили Геннадия Николаевича в 1935 г. сформулировать тезис о том, что время маршрутных изысканий прошло и требуются продолжительные стационарные наблюдения по возможности на массовом материале. Геннадий Николаевич переезжает во вновь организованный заповедник «Тульские Засеки», становится как бы его основателем и ведущим зоологом.
Заповедник «Тульские Засеки», просуществовавший с 1935 по 1951 г., был уникальным уголком природы, памятником истории и истории лесоведения, а благодаря работам Геннадия Николаевича занял еще и особое место в истории отечественной зоологии, и особенно орнитологии. Компактные высокоствольные старые лесные массивы с преобладанием дуба и липы, окруженные лесостепными участками, представляли идеальное место для гнездования хищных птиц. И хотя тема исследований Геннадия Николаевича в заповеднике примерно формулировалась как «изучение естественных врагов грызунов, вредящих лесным насаждениям и лесовозобновлению», но теперь ясно, что и чисто орнитологическая специфика «1 ульских Засек» вполне достаточна для организации и сохранения там заповедного режима.
Работы по канюку, черному коршуну, ястребу-тетеревятнику, малому подорлику, орлу-карлику, балобану, ворону на сегодняшний день вообще трудно выполнить в каком-нибудь одном месте. А Геннадий Николаевич не только собрал материал по численности, размещению и особенностям размножения этих видов, оценил успешность выведения потомства, влияние кормовой базы на различные стороны жизни хищных и других видов птиц, но и описал интересные межвидовые отношения, конкуренцию за места гнездования (например, у балобана). Можно представить, какой труд затрачен на изучение особенностей размножения этих птиц, гнезда которых располагались на высоте 10~25 м, а гнезд обследовано сотни, и не по одному разу за сезон. Геннадий Николаевич – автор неопубликованной летописи природы «Тульских Засек» (1935-1951).
Во время войны Геннадий Николаевич вместе с жившей у него матерью пережили кратковременную оккупацию заповедника немцами. В 1943 г. Г.Н. Лихачев, несмотря на потерю левого глаза, мобилизован на фронт. До осени 1945 г. он был санитаром на фронтах войны, закончив ее в Румынии, награжден орденом Красной Звезды и медалями.
После закрытия заповедника «Тульские Засеки» (как и многих других) Геннадий Николаевич с матерью перебирается в Приокско-Террасный заповедник под Москвой, где и остается работать почти до конца своей жизни.
За почти двадцатилетний период работы в Приокско-Террасном заповеднике Геннадий Николаевич создает уникальную по объему искусственную гнездовую базу птиц-дуплогнездников, проводит широкомасштабные исследования по динамике численности, различным аспектам гнездования отдельных видов птиц и межвидовым отношениям, налаживает отлов и массовое кольцевание птиц и мечение млекопитающих, учет возвратов. Занятия с дуплогнездниками Геннадий Николаевич начинал еще в «Тульских Засеках».
В 50-е гг. развешивание искусственных гнездовий для птиц приобрело некоторый «общественно-политический» интерес как часть памятного плана преобразования природы, обогащения фауны лесополос, борьбы с вредителями леса. Но социальные условия меняются, а научные исследования продолжаются. Занятия динамикой численности животных в 50-е гг. отнюдь не были вне политики. Например, на Второй Экологической конференции «Массовые размножения животных и их прогнозы» (1953) в докладах Презента и Маркевича громились работы Г.Ф. Гаузе, Д.Н. Кашкарова, С.А. Северцова, ныне классиков экологии. Парадоксально, что к «оторванным от жизни проявлениям процесса загнивания буржуазной науки, мобилизующей все старое, отжившее для борьбы с новым, революционным» могла быть отнесена любая попытка математически обосновать, отразить в формальном выражении гипотезу о значении динамики численности в экологии и эволюции. В то же время от многих полевых зоологов требовали обобщений, да еще с прикладным уклоном (борьба с вредителями полей и лесов, преобразование природы и т. п.), пренебрежительно относясь к кропотливой, громадной по объему работе, направленной на сбор фактов, которые так непросто собрать в природе.
Удивительно свойство биологических объектов (организмов, видов, сообществ) проявлять закономерности на временных отрезках, превышающих жизнь отдельного исследователя. Бессознательно заблуждающийся или намеренно вводящий в заблуждение других может быть и не разоблачен при жизни по вполне объективным причинам. Так временщики делают «временную науку». С другой стороны, исследователь, сумевший собрать, а если повезет, и обобщить массовый материал, рискует не увидеть подтверждения своим прогнозам и гипотезам. Отсюда важность многолетних исследований, работ, обеспечивающих преемственность с учетом идущих эволюционных преобразований, совершенствования биологической методологии.
Г.Н. Лихачев справедливо полагал, что существенные признаки могут выявиться на массовом, многолетнем материале даже при относительно грубом первичном сопоставлении. Возможно, и здесь он был в чем-то близок к принципам работы своего отца, который полагал, что его дело – обеспечить историческую науку добротным, максимально полным материалом, а исследование этого материала для всевозможных обобщений, спекуляций и обучения – дело ученых типа Ключевского.
Интересен подход Геннадия Николаевича к обработке массового материала по размножению птиц, способ группировки данных, попытка проанализировать изменчивость экологических признаков, оценить внешние и внутренние факторы, влияющие на успех размножения. Хорошо понимая, что материал, собранный в «Тульских Засеках» или в Приок-ском заповеднике, отражает события, происходящие лишь в отдельной точке ареала того или иного вида птиц, Геннадий Николаевич пытался на результатах кольцевания оценить процессы, протекающие на большом пространстве и за большое время. Новыми были установленные им факты о различии в характере возвратов к местам гнездования у самцов по сравнению с самками у мухоловки-пеструшки. В дальнейшем эти работы были продолжены Н.С. Аноровой и одним из авторов данного очерка.
Кроме массовых видов птиц Геннадий Николаевич описал особенности гнездования и кормодобывания воробьиного сыча, ряда других видов птиц, заселяющих искусственные гнездовья. Мало аналогов у исследований Г.Н. Лихачева по орешниковой соне и летучим мышам, также заселяющим дуплянки (полная библиография в статье Аноровой, 1973).
Нельзя обойти вниманием и роль Геннадия Николаевича Лихачева в воспитании молодежи как пропагандиста биологических знаний в заповеднике. Кто только не бывал в его гостеприимном доме в Приокском: от столичной профессуры до юннатов разных возрастов и кружков. Всем предоставлялся и кров, и стол. Всех встречал неизменно доброжелательный хозяин. Особенно много юннатов, студентов, дипломников побывало у Геннадия Николаевича по рекомендации Петра Петровича Смолина, дружеские отношения с которым продолжались до самой смерти героя нашего очерка.
Мало кто знал, что Геннадий Николаевич написал и удивительное повествование о жизни своей семьи и близких родственников с XIX в. до 60-х гг. нашего столетия. Фактически эта замечательная рукопись представляет собой как бы вторую часть книги Н.П. Лихачева «Генеалогическая история одной помещичьей библиотеки» (1913), и сейчас этот труд, несомненно, заслуживает публикации.
Не всегда просто складывались отношения Г.Н. Лихачева с администрацией заповедника. Многие очевидные вещи приходилось втолковывать, отстаивать, отвечать за проделки юннатов. Тяжело переживал Геннадий Николаевич смерть матери, уход на пенсию, вынужденный переезд из заповедника в Пущино. 21 ноября 1972 г. его не стало. К сожалению, этот тихий, скромный человек не оставил прямых наследников, не было сыновей и у его братьев. Таким образом, эта ветвь рода Лихачевых по мужской линии прекратилась.
По желанию Геннадия Николаевича он похоронен в Приокско-Террасном заповеднике, на склоне берега реки Сушки вблизи деревни Данки. Его коллекция миниатюрной анималистической скульптуры, которую он собирал последние годы жизни, попала в Зоомузей МГУ, а коллекция чайных этикеток и других аксессуаров культуры чаепития – в Тульский музей. Усилиями его бывшего юнната Ю.С. Равкина уже в 1978 г. опубликована еще одна неизвестная ранее статья Геннадия Николаевича по дуплогнездникам. Однако большая часть его архива по этим видам и некоторым другим объектам либо утеряна, либо еще не опубликована.
А.С. Раутиан, B.C. Шишкин