Не знаю, задумывался ли кто-нибудь над тем, что авторы фаунистических работ имеют гораздо больше шансов навечно остаться в анналах орнитологии, чем представители других направлений орнитологической науки? В самом деле, в отличие от других работ добротные авифаунистические исследования не только не устаревают с годами, а, наоборот, ценность заключенных в них данных неизмеримо возрастает. Именно поэтому вместе с именами и работами орнитологов-фаунистов прошлого и нашего времени останутся в научной памяти имя и работы Василия Федоровича Рябова. Ибо он видел, изучал и подробно описал то, что уже не сможет увидеть и изучить никто на планете: авифауну целинных кустанаиских степей. После сплошной распашки целины от огромных степных массивов остались лишь небольшие клочки, разбросанные среди полей зерновых культур. Резко изменился и степной орнитокомплекс. Страна стрепета, дрофы и журавля-красавки превратилась в страну коньков и жаворонков. Василию Федоровичу посчастливилось все это наблюдать и изучить. Хотя трудно назвать счастьем созерцание процесса деградации его любимой степи. Но как ученому ему повезло: он мог наблюдать процесс, анализировать и делать выводы.
В.Ф. Рябов родился 5 апреля 1912 г. в г. Москве, в рабочей семье. Детские и отроческие годы он проводил в Мордовии, где жил у бабушки в Кемле. Наверное, именно здесь зародился у него интерес к птицам. Во всяком случае, как рассказывает Александра Ивановна Рябова – жена Василия Федоровича, чьи детские годы прошли там же, в Кемле, птицами Вася Рябов интересовался уже тогда. Впрочем, ранний интерес к живой природе, по-видимому, характерен для большинства орнитологов.
После окончания средней школы В.Ф. Рябов переезжает в Москву. В 1930 г. он поступает на завод «Изолятор», где работали его родители. Однако скоро становится ясно, что призвание В.Ф. Рябова – биология. И в 1932 г. он становится студентом Сельскохозяйственной академии им. К.А. Тимирязева, а затем переводится в Московский государственный университет – сначала на кафедру ботаники, а затем на кафедру зоологии и сравнительной анатомии позвоночных животных. Отныне жизненный путь Василия Федоровича определился: он – орнитолог.
В студенческие годы произошло еще одно событие, определившее теперь уже орнитологическую судьбу В.Ф. Рябова. В 1936 г. он впервые познакомился с Северным Казахстаном, приехав сюда в составе экспедиции А.Н. Формозова. Предполагал ли он, что едет в край, с которым теперь накрепко будет связана его жизнь? Вряд ли. Скорее всего считал поездку лишь эпизодом, лишь началом орнитологических путешествий по стране. Он очень любил горы, имел значок «Альпинист СССР» I степени и, наверное, предполагал, что именно птицы гор станут основными объектами его исследований. Но вышло иначе. Первое знакомство со степью переросло в любовь на всю жизнь, любовь к мареву бескрайних степных просторов, горьковатому запаху полыни, тревожному свисту сурка и еще чему-то необъяснимо волшебному, чем покоряет человека степь. Это волшебство степи чувствует каждый, кому доведется остаться с ней один на один хотя бы на некоторое время. Степью «заболевают» также, как Севером, горами, морем. И Василий Федорович не миновал этой участи...
После окончания в 1937 г. Московского университета В.Ф. Рябов был оставлен в аспирантуре. Научным руководителем его, как и в студенческие годы, остался А.Н. Формозов. Сомнений в том, где Василий Федорович будет собирать материал для диссертации, не было. Он уезжает в Кустанайскую область и с апреля 1938 по февраль 1941 г. работает старшим научным сотрудником Наурзумского заповедника. С самого начала выявились два основных направления его исследований. Во-первых, биология степных видов-аборигенов, таких, как стрепет, дрофа, большой кроншнеп, кречетка, – их образ жизни, экология гнездования, питание. Во-вторых, изучение адаптации степных птиц к человеку, заселение ими поселков и сооружений человека в степи. Обоим этим направлениям он останется верен всю свою жизнь, особенно второму, которое станет решающим в его изучении Кустанайской степи после распашки целины. Но это будет потом, а пока готовится кандидатская диссертация «Экология степных птиц Северного Казахстана», которую В.Ф. Рябов успешно защищает 31 марта 1941 г.
После защиты Василия Федоровича направили в Улан-Удэ, в Бурят-Монгольский педагогический институт, где он работал сначала в качестве и.о. доцента, а затем декана института. В.Ф. Рябов был рад этому назначению: он предполагал сравнить кустанайские и монгольские степи, выявить сходства и различия их орнитокомплексов, изучить в сравнительном аспекте экологию степных птиц. Но в 1941 г. мало кому из орнитологов удалось осуществить задуманное. В августе 1941 г. В.Ф. Рябов призван в армию. Боевое крещение он получил под Сталинградом, в грозные дни августа 1942 г. Немцы рвались к Волге, Красная Армия отступала. Под Калачом небольшая горстка бойцов, которой при всеобщем отступлении не дали приказа к отходу, долго сдерживала немцев, принявших ее за крупное войсковое соединение. В числе этих бойцов был и лейтенант Рябов. Здесь его ранило, здесь он был представлен к ордену Красного Знамени (о чем объявили перед строем), но в сумятице отступления и начала Сталинградской битвы эта награда так его и не нашла (орденом Красной Звезды и медалями он был награжден позже). Раненого В.Ф. Рябова направили в тыл, в Сталинград, который очень скоро стал фронтом. В сентябре в Сталинграде его ранило вторично, и больше в строй Василий Федорович не возвращался. После ранений не действовала рука, очевидно, был перебит нерв. Много усилий и долгих тренировок потребовалось для того, чтобы заставить безжизненную руку работать. В июне 1944 г., после окончательного увольнения из армии, В.Ф. Рябова направили работать в Марийский государственный педагогический институт заместителем декана по учебной и научной работе. Здесь же в качестве доцента пединститута он читает курс «Дарвинизм и зоология позвоночных». В сентябре 1947 г. В.Ф. Рябов переводится в Сталинград, где работает сначала доцентом кафедры зоологии Сталинградского государственного педагогического института, а с сентября 1949 г. – деканом этого института. В феврале 1952 г. происходит взлет его административной карьеры: он становится первым заместителем начальника Главного управления по заповедникам при Совете Министров СССР. Правда, ненадолго – до очередной перетряски этой службы после смерти Сталина. В 1953–1954 гг. В.Ф. Рябов – начальник Бюро кольцевания Управления по заповедникам Министерства сельского хозяйства и заготовок СССР. С октября 1954 г., с упразднением должности начальника Бюро, он возвращается на биолого-почвенный факультет Московского университета, где работает заместителем декана по учебной работе до ноября 1962 г., а доцентом кафедры позвоночных – до последних лет жизни. С точки зрения административной карьеры – сильное понижение, с точки зрения орнитологии – крупная удача. Наконец-то открылась возможность продолжить надолго прерванные исследования орнитофауны степей.
Для выяснения воздействий распашки целины на природу Северного Казахстана в МГУ была организована комплексная Кустанайская экспедиция, начальником зоологического отряда которой в 1960 г. стал В.Ф. Рябов. Снова начались годы, наполненные экспедиционными работами в любимой степи. Но все стало иным. Место ковыля заняли посевы зерновых, резко возросла численность населения, появились новые поселки, лесные полосы. Площадь Наур-зумского заповедника, пострадавшего в черный для заповедников 1951 г., значительно сократилась, остались лишь отдельные лоскутки целины среди пахотных земель. Резко изменился орнитокомплекс Кустанайской степи. Исчезли крупные виды, которые были характерной особенностью кустанайских степей в 30-е гг.: стрепет, дрофа, журавль-красавка; значительно меньше стало степных куликов – большого кроншнепа и кречетки, а также хищников: степного орла, могильника, луней. Зато возросла численность грачей, жаворонков, желтых трясогузок, полевых коньков и ряда других воробьиных птиц. Замена оказалась явно неравноценной: в степи, как и в других биотах, усиление хозяйственной деятельности человека благоприятствовало врановым и мелким воробьиным птицам. Общая численность птиц за счет воробьиных возросла, тогда как общая биомасса за счет крупных видов уменьшилась. Налицо была закономерность, которую следовало осмыслить.
С другой стороны, многие крупные степные виды, обычно отступающие под натиском человека, нередко показывали хорошие примеры адаптации к изменяющимся условиям обитания. В частности, дрофа после распашки целины в ряде случаев переходила к гнездованию на залежах и в бурьянах у старых заброшенных зимовок. Это явно означало, что адаптационные способности большинства степных птиц велики и эти птицы вполне могут существовать в измененных человеком условиях. Почему же они исчезают? Не потому ли, что помимо деградации их привычных местообитаний резко усиливается прямое преследование со стороны человека? В самом деле, ведь и дрофа, и стрепет, и кроншнепы – ценные охотничьи трофеи, а пресс охоты действительно резко увеличился с ростом численности населения в ходе освоения целины. Что касается степных орлов, луней, соколов, то как раз на период освоения целины приходится пик кампании по уничтожению «вредных пернатых хищников», сильно подорвавшей их популяции не только в степи. Но если так, тогда для сохранения целинных степных видов при коренной антропогенной перестройке ландшафта нужно резко снизить другие формы воздействия человека на птиц, оставить их в покое, в частности резко сократив или запретив охоту. И значит, былой орнитокомплекс степи все-таки можно сохранить?
Все это нужно было как следует продумать, привести в систему, аргументированно изложить. Короче, нужно было садиться и писать. Может быть, книгу, может быть, докторскую диссертацию. Ясно только, что это будет большой труд, статьей здесь не отделаешься. И Василий Федорович взялся за эту работу, продолжая ежегодно собирать материал в казахстанских экспедициях. В 1972 г., в год его шестидесятилетия, черновой вариант рукописи был готов. С ним нужно было еще работать и работать, сокращать, дополнять, кое-где четче изложить мысли, еще раз продумать выводы. Но сделать это В.Ф. Рябову было уже не суждено. Пришлось отвлечься на дело, никакого отношения к его научной работе не имеющее.
Началось все с небольшой статьи. Ученик Василия Федоровича, его соратник по экспедициям Ю.А. Самородов, опубликовал в соавторстве со своим отцом, А.В. Самородовым, во втором номере Вестника Московского университета за 1972 г. статью «Узбой как пролетный путь (по материалам Е.Л. Шерстоперова)», где обвинил Г.П. Дементьева, Н.Н. Карташева и М.К. Картаева в использовании в своих работах без ссылки на автора старых рукописных материалов Е.Л. Шерстоперова, туркменского орнитолога 20–30-х гг. Не берусь судить, что было причиной публикации статьи, хочется надеяться, что А.В. и Ю.А. Самородовыми действительно двигало похвальное желание добиться справедливости. Однако никакого плагиата на самом деле, по-видимому, все-таки не было. Во всяком случае, ни в своей статье, ни позже А.В. и Ю.А. Самородовы конкретных доказательств заимствований не представили. Более того, им пришлось извиниться за свои высказывания в одном из последующих номеров Вестника Московского университета.
Статья Самородовых не могла не вызвать бурю на кафедре зоологии позвоночных биофака МГУ. Ведь она задевала честь одного из старейших сотрудников кафедры – Н.Н. Карташева, да и память Г.П. Дементьева на кафедре чтили заслуженно свято. Последовали серии длительных разбирательств, которые не могли не коснуться В.Ф. Рябова – ведь Ю.А. Самородов (тоже сотрудник кафедры) был его лаборантом и учеником. Не исключено, что Самородовы надеялись на поддержку Василия Федоровича – с Н.Н. Карташевым у него отношения были сложные и далеко не дружеские. Может быть, рассчитывали хотя бы на его нейтралитет – мол, смолчит Рябов, не полезет в драку. А Рябов не смолчал и резко выступил против своего ученика, посчитав статью, где тот был соавтором, недостойной. И услышал в ответ много несправедливых упреков...
Кто считал, сколько сил и здоровья, сколько лет жизни отнимают у нас подобные истории? Первый инфаркт сразил Василия Федоровича 1 июня 1973 г. на летней студенческой практике в Каневе. Возможно, волнения практики были последней каплей в череде обрушившихся неприятностей, а может быть, сказались последствия фронтовых ранений и казахстанских экспедиций (где условия были далеко не курортными) – что сейчас гадать P После инфаркта В.Ф. Рябов уже не работал. Улучшения здоровья были кратковременными и все чаще сменялись резкими ухудшениями. Сердце сдавало. 30 ноября 1974 г., на шестьдесят третьем году жизни, Василий Федорович Рябов скончался. Его главный труд так и остался неоконченным. И хотя рукопись в 1982 г. была опубликована, она, наверное, была бы иной, получи В.Ф. Рябов от судьбы возможность поработать над ней хотя бы еще год.
В.А. Зубакин
