Зоолог, орнитолог, охотовед. Окончил Московский зоотехнический институт в 1941 году. В 1942-45 гг. воевал на фронтах Великой Отечественной войны. С 1948 года научный сотрудник Дарвинского заповедника. Основные объекты работы: утки (экология и создание искусственных гнездовий) и глухари (разведение в вольерах). Защитил кандидатскую диссертацию в 1953 году.
Основные печатные работы: «Инструкция по привлечению водоплавающей дичи в искусственные гнездовья».
В июне 1948 года в Дарвинском заповеднике появился новый сотрудник – орнитолог Вячеслав Васильевич Немцев. По образованию он был охотовед – окончил звероводческий факультет Московского зоотехнического института.
Мы быстро сошлись с ним, поскольку оба были охотниками. К тому же и темой его научной работы в заповеднике стали водные и околоводные птицы Рыбинского водохранилища.
В то время напротив Борка (поселка, где размещалось Управление заповедника), на другой стороне Мологи, образовался обширный плёс с многочисленными низкими островками. На некоторых открытых, травянистых островках образовались колонии крачек, а под их прикрытием гнездились кулики и утки. К осени, кроме выведшихся здесь птиц, сюда же на вечерней заре устремлялись на кормежку многочисленные стаи уток. Поэтому Вячеслав Васильевич мог ежедневно добывать необходимый материал, к тому же, часто используя не только добытых самим птиц, но также и другими охотниками поселка. Таким образом, он довольно быстро собрал обширный материал по видовому составу, численности, линьке, питанию и другим биологическим особенностям уток.
Однако это все были речные утки, а по нырковым материал почти отсутствовал. Осенью наблюдались большие стаи летевших на зимовку нырков, однако, на ближайших плёсах они не останавливались. Для того чтобы осаживать их, нужны были чучела. Первых Вячеслав Васильевич сделал из пары хохлатых чернетей. К этой паре стали подсаживаться пролетавшие одиночки и скоро Вячеслав Васильевич располагал уже целой стайкой из 10-15 чучел. К такой стайке стали подсаживаться и пролетавшие стайки нырков.
Вячеслав Васильевич устроил себе постоянную засидку на небольшом островке, располагавшемся одиночно посреди обширных плёсов, назвав его островом Уединения.
Отправлялся он на свой остров затемно, а возвращался часов в 9-10.
– Ну, как успехи? – спрашивали мы его по возвращению.
– Очень интересно! – картавя, неизменно отвечал он.
После этого следовал подробный рассказ о том, как шел перелет, и, как и что удалось добыть. Но в другой раз – обычно в тихую, безветренную солнечную погоду – помолчав немного, Вячеслав Васильевич лукаво улыбался и кратко заключал: «Пустыня!». Таким образом, мы скоро узнали: пришел циклон – жди прилета северных уток; штиль и ясно, никого нет, пустыня.
Но, не ограничившись успешной охотой, Вячеслав Васильевич, как охотовед, поставил перед собой еще одну цель: добиться увеличения числа гнездящихся в заповеднике уток. Для этого были изготовлены и расставлены различные типы укрытий: простые кучи хвороста, шалашики, навесы, дуплянки. Первые полученные данные казались многообещающими, многие укрытия были заняты утками. Однако вскоре наступило разочарование: в большинстве наземных укрытий гнезда были разорены воронами. Попытались произвести отстрел ворон, но нужного результата не достигли, вороны оказались очень осторожными и умными птицами и человека с ружьем близко не подпускали. Тогда Вячеслав Васильевич использовал для охоты на ворон пленного филина. Поставив где-нибудь на опушке шест с перекладиной, с сидящим на перекладине филином, Вячеслав Васильевич устраивался неподалеку в кустах. Вороны быстро замечали филина и с криками спешили к нему, попадая под выстрел охотника. Таким путем довольно быстро удалось истребить почти всех, обитавших в окрестностях Борка ворон. Но по всему заповеднику сделать это было невозможно, а вороны, хоть и в меньшем количестве, чем возле поселка, встречались всюду и всюду разбойничали. Характерный случай: однажды Вячеслав Васильевич и приехавший в заповедник, известный орнитолог Евгений Павлович Спангенберг, на экскурсии подошли к высокой пожарной вышке, на верхней площадке которой оказалось гнездо беркута. Беркут, при их приближении, слетел. Вячеслав Васильевич влез на вышку. В гнезде оказалось всего одно яйцо.
– Дайте его мне! – крикнул Спангенберг.
– Нет, – покачал головой Вячеслав Васильевич. Если бы было два яйца, одно бы можно было взять, а раз одно – не могу. Он спустился с вышки, и они пошли прочь. Но не успели они отойти метров на 200, как увидели ворону, которая быстро метнулась в гнездо на вышке, схватила драгоценное яйцо и была такова.
Учтя все это, Вячеслав Васильевич решил применять в качестве искусственных гнезд только дуплянки, в которые вороны залезать не научились.
Результаты были отличные. В первый же год из 107 развешенных дуплянок 27 были заняты гоголями и 2 – лутками, а на третий год из 467 дуплянок 134 были заняты гоголями, 4 – кряквами и 2 – лутками. В результате, гоголь стал одним из массовых видов уток не только в заповеднике, но и на всем водохранилище.
Наблюдая за дуплянками, Вячеслав Васильевич установил, как гоголята покидают гнедо. Это происходит на следующий день после вылупления, когда гоголята обсохнут. Самка садится на воду против дуплянки и начинает призывно крякать. Довольно скоро первый гоголенок, сидящий в отверстии дуплянки, решается и, с силой оттолкнувшись лапками и, расправив култышки будущих крыльев, прыгает вперед. Упав, он секунды две лежит, ошеломленный, но удар о землю оказывается не очень сильным, так как гоголенок, это – пушистый шарик, и он быстро вскакивает и бежит к матери. Тотчас же выскакивают один за другим остальные гоголята, и, через несколько минут, вся семья уплывает прочь.
Любопытно, что впоследствии, на охотах, Вячеслав Васильевич избегал стрелять гоголей.
– Что же, я буду одной рукой разводить гоголей, а другой стрелять? – сказал он.
Покончив с утками, Вячеслав Васильевич взялся за разведение глухарей. Такие попытки предпринимались неоднократно, но успеха не имели.
Вячеслав Васильевич правильно рассудил, что для успеха нужно с самого начала оперировать не с одной-двумя птицами, а с достаточно большим количеством, чтобы иметь возможность компенсировать потери. И, действительно, после неизбежных промахов и неудач в начале работы, через несколько лет были выработаны правила содержания, рацион питания, условия инкубации и выращивания молодняка. Все это позволило свести до минимума отход молодняка и получить стадо в 50-70 птиц, состоящее из нескольких поколений выращенных в неволе глухарей. Эти птицы не были вполне ручными, они не боялись только обслуживающего персонала (молодые даже брали пищу из рук), а от незнакомых людей спешили прочь. Впрочем, некоторые самцы во время токования становились настолько агрессивными, что нападали на вошедших в вольер незнакомых им людей. Сохранились две фотографии: на одной старший лесничий, Л.Н. Куражковский, присев на корточки, фотографирует токующего глухаря Петьку, а на другой он уже запрокинулся назад, будучи сшиблен Петькой.
Глухариный питомник просуществовал до 90-х годов, когда был закрыт из-за отсутствия средств. Не ограничиваясь наблюдениями за птицами в природе, Вячеслав Васильевич постоянно держал птиц дома. Это были не мелкие певчие птицы, а более крупные, и содержались они не в клетках, так, что могли свободно летать. Парочка мохноногих сычей, самец и самка, днем спали где-нибудь в темных уголках, на книжных полках, а ночью свободно летали по квартире. Посторонних они избегали, хозяевам же даже разрешали почесать им голову. Еще большей свободой пользовался филин. День он спал на чердаке, а ночью свободно летал по поселку. У хозяина он брал мясо из рук. В начале зимы он улетел. Следующей весной Вячеслав Васильевич однажды вечером услышал уханье филина, позвал его знакомым криком, и филя подлетел на зов и даже взял корм. Однако пробыл тут недолго и через несколько дней исчез уже навсегда.
Большей известностью в Борке пользовался ручной ворон, который свободно летал по поселку, заглядывая во дворы и принимая угощения.
Пара молодых журавлей жила во дворе. Подросшие птицы также свободно летали по окрестностям, но осенью, услышав крики пролетавшей стаи, поднялись и улетели.
Птицы, несомненно, являлись не только объектом работы, но и предметом любви Вячеслава Васильевича. Но не только они, - с не меньшим увлечением он занимался бабочками. Эта сторона его деятельности долгое время оставалась мало известной, поскольку это была не работа, а «хобби». Его достижения в этой области обнаружились лишь тогда, когда стал оформляться музей заповедника, и оказалось, что кроме многочисленных чучел птиц, Вячеслав Васильевич собрал коллекцию (кроме самых мелких, вроде молей) бабочек заповедника. А заинтересовавшись тем или иным видом из этой коллекции, можно было узнать у Вячеслава Васильевича всё о биологии этого вида: сроки появления различных фаз, кормовые растения гусениц, относительную численность, географическое распространение. Вскоре его коллекция переросла местные рамки, так как Вячеслав Васильевич не только старался сам собирать недостающие виды при поездках по стране, но и просил об этом своих друзей, работавших в разных уголках Союза. Так он получил от А.И. Олигера виды аполлонов из Киргизии и с Алтая. Т.И. Олигер, работавшей в Приморье, он послал особую лампу для сбора ночных видов. Сам он при поездках по стране не упускал возможности пополнить коллекцию. Так, будучи в санатории в Сочи, он непременно хотел добыть обитавшую там крупную грушевую сатурнию. Но в это время взрослых бабочек еще не было, были только гусеницы. Вячеслав Васильевич пытался найти их, но никак не мог. Наконец, за день до отъезда, он заметил под одной чинарой, на тротуаре крупный помет. Раз есть помет, значит, должны быть и гусеницы! Долго высматривал он их, задрав голову, и, наконец, углядел. Но как добыть их? Ствол чинары гладкий, и, с его негнущейся ногой, ему туда не взобраться. Но тут он вспомнил, что видел на рынке длинные шесты, лежавшие возле одной из лавок, и направился туда. Шесты были на месте, но лавка была закрыта. Ждать хозяина? – а когда он будет? Вячеслав Васильевич решительно, без тени колебания, взял один шест, ожидая – не окликнут ли соседи? Нет, никто не обратил внимания, и он полетел с шестом к заветной чинаре. Но только он подошел к месту, как на улице появился милиционер. Опасаясь, «как бы чего не вышло», Вячеслав Васильевич принял независимый вид, и стал дожидаться ухода милиционера. Наконец, тот скрылся и Вячеслав Васильевич начал орудовать шестом, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.
И вот – три гусеницы сшиблены; одна, к сожалению, немного повреждена, и, вернувшись в санаторий, Вячеслав Васильевич добыл в киоске стрептоцид и засыпал им ранку.
На следующий день он уехал, взяв с собой в дорогу веточек с листьями. Однако, гусеницы, не выдержав всего происшедшего, уже в дороге окуклились. Дома Вячеслав Васильевич поставил садок с куколками в подполье.
На следующий год, летом, он рассказал мне все это.
Должны бы уже вывестись бабочки, а не вывелись. Погибли, наверно. Давайте, посмотрим.
И взяв один кокон (от той самой – поврежденной гусеницы), он бритвой осторожно разрезал кокон, вынул куколку и положил ее на ладонь.
–Дааа..., – начал было он, и в тот же миг куколка шевельнула хвостиком. Жива!
– Но как же теперь? Ведь, она должна быть в коконе, а он разрезан?
Но Вячеслав Васильевич положил куколку в кокон, достал иголку и нитку и аккуратно зашил разрез «Будем ждать».
Бабочки вывелись лишь на следующий год, все три в полном порядке, в том числе и та самая – многострадальная. И Вячеслав Васильевич с гордостью показал ее мне в коллекции.
Под конец в его коллекции появились и некоторые экзотические бабочки из Африки и Южной Америки, привезенные его друзьями. Однажды я привез ему книжку с цветными фотографиями американских бабочек. Вячеслав Васильевич был очень доволен и с восхищением рассматривал фотографии.
– А что, Вячеслав Васильевич, если бы самому такую поймать?
– О! – после можно и умереть!
После кончины Вячеслава Васильевича, его коллекция бабочек поступила в Зоологический музей МГУ. Здесь она несколько месяцев экспонировалась, как отдельная коллекция и пользовалась большим интересом у посетителей.
Но интересы Вячеслава Васильевича не замыкались на птицах и бабочках.
Возле глухариного питомника в противопожарных целях был вырыт большой котлован и образовался пруд, метров 25 в диаметре и около 2-х метров глубиной. Вячеслав Васильевич посадил в нем различные водные растения – кувшинки, кубышки и другие; пустил в пруд тритонов и различных рыб и с интересом наблюдал за становлением этого маленького биоценоза.
Однажды он поймал в пруду широкого плавунца и, посадив его в банку, понес домой. – Зачем он Вам? Что Вы с ним хотите делать? – спросил я его.
– Хочу посмотреть, как он себя ведет.
– Но, ведь, жизнь плавунца прекрасно описана в различных научно-популярных изданиях; хотя бы, например, у Павловского и Лепневой?
– Да. Но это – про наиболее обыкновенного, окаймленного плавунца. А про широкого я ничего не знаю. Вот, и посмотрю.
То есть, Вячеслав Васильевич, чем-то интересовался больше, чем-то меньше, но, как подлинный натуралист, не проходил мимо самых различных, повстречавшихся ему, таинств природы.
Олигер И.М. Славная десятка. Мои друзья - зоологи // Научные труды Государственного природного заповедника "Присурский". - 2010. - Т. 23. - С. 16-91.
