О благозвучии. Бёрдер или ...

   Ещё совсем недавно среди орнитологов периодически возникали обсуждения модного словечка «бёрдвотчеринг», он же «бёрдвотчинг», он же «бёрдинг». Слова эти, импортированные из англоязычной среды и радостно подхваченные журналистами, чаще всего произносились с иронией  и непременной добавкой: «как сейчас принято говорить…», «этот так называемый…», «как говорят на западе…», «новомодное выражение…» и так далее. Говорящий словно бы извинялся – мол, скажу, но с оговоркой, так, ради смеха. Но среди тех самых любителей птиц, из-за которых, собственно говоря, и возникли эти фонетические кальки, «бёрдинг» до сей поры приживался плохо. Одно дело пошутить, и совсем другое – идентифицировать самого себя с конкретным словом. Профессиональных орнитологов не очень-то касается словесная косарага, ведь бёрдвотчером орнитолога никто не назовёт. Орнитолог, вышедший на прогулку с биноклем, не перестанет быть орнитологом. А вот отправляющийся на орнитологические наблюдения человек иной специальности, пусть даже и биологической – уже бёрдер.  
  На «птичьих» форумах ещё год назад можно было прочесть массу нелестных, возмущённых или язвительных отзывов об этих американизмах, особенно если человеку небезразлична  русская словесность. Случалось мне читать диалоги с попыткой придумать понятие, соответствующее английскому «bird - watch», составить его полностью или частично из русских корней – но ничего, кроме слов «птичник», «птахолог», «птицнаб», «птицезор»  и «птицегляд»  в результате этих виртуальных бесед не родилось.
  А тем временем, пока народ спорил и не хотел привыкать к бёрдингу,  различные печатные издания и иные масс-медиа потихоньку приучили нас к неудобоваримому слову. И мы даже, кажется, потихоньку приучились, не так ли? Даже в рассылке – пожалуйста:
« Я отправился в бёрдвотчерскую прогулку…», «по сообщению знакомого бёрдвочера…». Говорим уже сами про себя. Привыкли же мы к шопингу, вошингу и лизингу, к тинэйджерам, бэбиситтерам и догвокерам.  И ни одна нянечка не обижается, что она теперь – бэбиситтер. Раньше её название походило на жевание манной каши – ня-ня, а теперь она – стремительное слово, похожее на «сеттер», бегает, только уши развеваются.
  А на что же фонетически похож бёрдер?
  Скажу честно – мне до сих пор как-то не хочется к нему привыкать. К бёрдвотчерингу, бёрдвотчингу и тем более к бёрдингу. Вначале ситуация казалась мне патовой – явление есть, а слова - нет. Как в анекдоте. Но так ли уж, действительно, невозможно придумать подходящее и не столь режущее ухо слово?
     В русском языке, как, впрочем, и во всех языках мира, много заимствований. Слова проникали с востока, юга и запада, привносились из научных, профессиональных и социальных кругов, этому способствовали войны, революции, переселения, торговля и мода. Но во всей этой словесной мясорубке из фарша чужеродных и не всегда понятных звуков легко выкристаллизовывались в родные слова те, которые по своему строю и музыкальному звучанию соответствовали основной структуре языка.  (Я не имею в виду строго научные или совершенно не переводимые на русский слова.)
   Славянские  языки достаточно протяжны, мягки и чрезвычайно ассоциативны. Новое слово тогда широко приживается в языке, когда его можно легко и естественно склонять, спрягать, сцеплять его с родными суффиксами, приставками и окончаниями. А если при этом возникают на основе уже имеющихся в языке понятий и смысловые ассоциации, отвечающие глубинной сути нового слова – то жизнь в чужом языке этому новому слову обеспечена. Но даже и не имеющее совпадений заимствованное слово будет жить и здравствовать, если  оно по чистой случайности вписывается в языковые фонетические нормы. На крайний случай проглотится лишняя согласная или изменится ударение. Так «кабальерро» превратился в «кавалера», «цесарь» стал «царём», и поди теперь разбери, где кончается их «book» и начинается наша «буква».  Если попросить подростка придумать родственное слово к слэнговому «клёво», то он скорее скажет «клёв» и «клевать», чем английское «clever». А яркое и образное «расшарить компьютеры» получено из  «shared» - часть, доля. И таких примеров в языке хватает на толстый и постоянно пополняемый словарь.
  Что же касается производных от «bird-watch», то я совсем ещё недавно надеялась, что шансов на настоящую адаптацию у них немного.  В  двух вариантах мы слышим  соединение твёрдых согласных  рдв, а следом тч и нг – да ещё и в одном и том же слове, что совершенно нехарактерно для русского языка. Слышится слово «ринг», да и уж больно оно вообще не птичье слово – не музыкальное, грубое, как немецкая команда на плацу. Просто сплошной немецкий орднунг, брандмауэр или бремсберг – похоже звучит, не правда ли?  А в кратких словах бёрдер и бёрдинг и вовсе просится  не совсем приличная рифма.
  Но в последнее время всё чаще и чаще бёрдвотчеринг входит в нашу речь.
  А вдруг ещё не поздно попробовать найти иное слово?    
  Для того, чтобы попытаться сотворить более симпатичный аналог, используем греческие и латинские корни, раз уж «птичник», «птицегляд» и все прочие родные образования в силу внутренних законов языка звучат смешно и не передают сути явления.  
  Итак, суть явления – человек, любящий птиц, вооружённый биноклем, пытающийся их увидеть, услышать, узнать в лицо, понять, что и зачем они делают, куда направляются – то есть наблюдающий за ними. Первое слово – птица. Заменить его могут  фонетические кальки «орнитос», «авес» и «птерос». Второе слово – более многопланово, чем первое. Это может быть и существительное, и глагол, и даже просто суффикс с окончанием.
   Для этого воспользуемся ещё одним методом, кроме поиска корней – аналогиями.
   В языке прочно сложились традиционные внутренние структуры слов, когда один суффикс означает пренебрежение, другой – уменьшение и так далее. И окончания, обозначающие профессию или принадлежность к какому-нибудь делу, тоже давно и прочно сложились.
      учитЕЛЬ, читатЕЛЬ
      тракторИСТ, связИСТ
      чертёжНИК, художНИК
      звонАРЬ, пахАРЬ
      лётЧИК, сметЧИК
      знатОК, стрелОК
      сварЩИК, чистильЩИК
      певЕЦ, ловЕЦ … и так далее.
  Кроме того, на профессию или вид деятельности часто указывает  другое слово, глагол – что, собственно говоря, мы и пытаемся найти:
      верхоЛАЗ
      змееЛОВ
      брадоБРЕЙ
      буквоЕД
      землеМЕР
      рудоЗНАТЕЦ
      людоВЕД
      душеЛЮБ…
И, наконец, существуют уже готовые заимствованные и адаптированные в русском языке понятия, составленные из нескольких корней.
     Филантроп
     Зоофаг
     Натуралист
     Картограф
     Пиротехника
     Клептомания…
     
  Взявшись за подбор слов друг к другу, мы получим множество нелепых, не всегда соответствующих смыслу словообразований. Каждый может поупражняться в этом самостоятельно. Попутно можно узнать много интересного – например, что слово «любознательный» по латыни звучит как «курьёзус» и одновременно «студиозус».

  При этом не забывайте, что одно и то же слово нужно пробовать в двух разных качествах – 1. Явление (например, натурализм) и 2. Профессия, вид деятельности (соответственно – натуралист).


   Перебрав массу самых разных смешных сочетаний от аверотропа до орнитофила,  орнитайзера и птералиста,  я пришла к двум наиболее, на мой взгляд, возможным.
  Греческое окончание «графо» - писать, записывать – в принципе подходит ко всем трём началам нашего слова. ОРНИТОГРАФИЯ звучит лучше всего. Равно как и орнитограф – человек, не изучающий птиц профессионально, а  записывающий то, что он видит или слышит. Птерография, орнитография… почему бы и нет?
  Неплохо для русского языка звучит и АВЕРИСТ, равно как и аверизм. Кратко, ёмко и понятно. Тут даже уместны вполне Лесковские фонетические ассоциации:  слово «аверист» похоже на слова «аферист» и «авантюрист». А это  вполне соответствует духу большинства любителей залезть с биноклем в какое-нибудь болото, желательно непроходимое, перелезть через ржавую колючую проволоку и пробежаться с фотоаппаратом по полигону, или же порадовать милицию разглядыванием в подзорную трубу шпиля Министерства иностранных дел. К тому же «aventure» переводится с французского как «приключение» , а «affaire» - как  «дело».
  И, честное слово, фраза «Аверист такой-то, вернувшийся с орнитографического маршрута» - звучит несравненно лучше, чем «Бёрдер, увлекающийся в свободное от  работы время чудным занятием - бёрвотчерингом» или «Бёрдвотчер такой-то, занимающийся по утрам… бёрдингом».

Можно воспользоваться также варяжским, а вернее, эстонским "гостем".
Наши эстонские братья по интересам давно уже пользуются отдельным и
совсем не англоязычным словом. Читаем на одном из эстонских
сайтов:"...Даже самый пассивный таллинский бонгар (наблюдатель за
редкими птицами) успел повидать эту птицу...". Впрочем, этот вариант мне кажется несколько... непатриотичным. И с точки зрения филологии -
спорным. Пассивный таллинский бонгар - это, скорее, персонаж из "Алисы в стране чудес". И к тому же эстонец-то переведёт с лёгкостью слово "бонгар", ну а мы с вами - вряд ли.

А ещё есть  вполне международный вариант - «параорнитология»… А что? Вы только вслушайтесь: «Сводка параорнитологических наблюдений с середины русла Москва-реки.» Здорово звучит. Ничуть не хуже бёрдинга.


 Липилина Инна, аверист по мировоззрению
 и периодически-орнитограф...