Сольский Георгий Евграфович

УДК 595.7 + (092)

Георгий Евграфович Сольский –

препаратор - таксидермист Хабаровского краевого музея

Georgyi Evgraphovich Solskyi –

prosector (taxidermist) of the Khabarovsk Prov. Museum

А.А. Пономарева*, С.В. Гончарова**, Е.В. Новомодный***

A.A. Ponomar’оva*, S.V.Goncharova**, E.V. Novomodnyi***

* «Хабаровский краевой музей им. Н.И. Гродекова», ул. Шевченко 11, Хабаровск 680000 Россия.

*

** «Хабаровская государственная академия экономики и права», ул. Тихоокеанская 134,

Хабаровск, 680042, Россия.

** Str. 134, Khabarovsk 680000, Russia. E-mail: s_gonchar@yahoo.com.

*** «Тихоокеанский научно-исследовательский рыбохозяйственный центр» («ТИНРО-центр»), Амурский бульвар 13а, Хабаровск 680000 Россия.

*** Branch Khabarovsk Pacific Research Fisheries Centre (Branch Khabarovsk TINRO - centre), Amursky Blvd., 13a, Khabarovsk 680000, Russia. E-mail: evgenov@mail.ru.

Ключевые слова: Г.Е. Сольский, препаратор, таксидермист, Хабаровский краевой музей, Дальний Восток России.

Key words: G.E. Solskyi, prosector, taxidermist, Khabarovsk Prov. Museum Russian Far East.

Резюме. В сообщении приведены биографические сведения о работавшем в 1925-1938 гг. в Хабаровском краевом музее замечательном препараторе Георгии Евграфовиче Сольском.

В двадцатые – тридцатые годы ХХ века была предпринята попытка превратить переданный в ведение государства (в лице Главнауки Наркомпроса СССР) общественный (а потому с весьма ограниченным штатом) Гродековский музей Приамурского отдела Императорского Русского Географического общества (ПО ИРГО) в серьезное научно-исследовательское учреждение. Отсюда и новая вывеска. «Хабаровский государственный краевой музей является базой всестороннего научного исследования Дальнего Востока. Своими коллекциями музей представляет край от Забайкалья до Чукотки и Командорских островов, где он имеет своих добровольных сотрудников и корреспондентов. Для научных учреждений центра и отдельных частей Союза ССР … Хабаровский музей является одним из основных средств научной связи с Дальним Востоком» [17]. С этой целью вновь назначенный директором с 1 октября 1924 г. В.К. Арсеньев пригласил несколько квалифицированных сотрудников, ставших первыми работниками принципиально нового учреждения. Доступные современным исследователям сведения о большинстве из них уже были опубликованы ранее [2, 4, 8, 9, 10, 11]. В продолжение этой серии данное сообщение посвящается ученому препаратору Георгию Евграфовичу Сольскому. Источниковой базой послужили научный архив и документальный фонд Хабаровского краевого музея, наша переписка и общение в 1983 и 1987 гг. с его дочерью, Ниной Георгиевной Рыбалко, 1920 г.р., помогавшей отцу с семилетнего возраста (г. Сердобск Пензенской области), и присланные ею копии документов личного характера (автобиография, отзывы по проделанной работе, статьи и заметки из газет и т.п.). В тоже время отметим, что его деятельность мы чаще вынуждены оценивать косвенно, основываясь лишь на неизменно похвальных характеристиках, данных его современниками, людьми очень известными и уважаемыми. К сожалению, это результат того, что ни одно из довольно многочисленных старых чучел в зоологической коллекции музея не имеет своего полноценного «паспорта» – развернутой по содержанию этикетки, с указанием кто и когда их создал. Остается лишь догадываться, что работ Сольского до наших дней в ней сохранилось еще немало.

Общеизвестно, что в большинстве случаев взятый из живой природы материал в целях длительного хранения и демонстрации нужно теми или иными способами законсервировать и художественно оформить. Это непреложное условие успеха в организации и продолжительном существовании естественнонаучных экспозиций и музеев возможно осуществить лишь трудом препараторов-таксидермистов. Так, например, создатель знаменитого московского музея эволюции А.Ф. Котс публично называл своего мастера Ф.Е. Федулова, проработавшего более сорока лет и сделавшего несколько тысяч чучел, сооснователем Дарвиновского музея. В период начального формирования коллекции, ограничивая себя во всем, он всегда сполна и своевременно оплачивал его работу из своего совсем небольшого жалования преподавателя Высших женских курсов [5].

Совершенно также поступал и первый директор Хабаровского музея В.Н. Радаков, один из организаторов Политехнического музея в Москве. Он тоже доплачивал препаратору из своих личных средств и считал, что «зоологическая коллекция, самая трудная и требующая наибольших затрат времени и денег, немыслима без отличного препаратора, и поэтому перебиваться различными самоучками и самознайками, как это делается в нашем музее, невозможно», и что «при основании местных музеев необходимо, прежде всего, заботиться о приглашении научно-образовательного специалиста», а «для найма хорошего препаратора необходимо 1000 рублей жалования [в год] и казенная квартира» (ГАХК Ф. И.-2. Оп.1. Д.1. ЛЛ. 151-154).

Отлично понимая ситуацию, управляющий фирмы «Кунст и Альберс» во Владивостоке А.В. Даттан даже предлагал Председателю Приамурского отдела Императорского Русского Географического общества (ПО ИРГО) Н.И. Гродекову нанять препаратора в Гамбурге и брался привезти его за свой счет (ГАХК Ф. И.-2. Оп.1. Д.1. ЛЛ. 273об-274). Однако здание музея тогда еще только стоилось, квартира отсутствовала. В конечном счете, в октябре 1894 г. на эту должность пригласили хабаровского учителя Прокопия Трифоновича Быкова, уссурийского казака по происхождению (из станицы Козловской на Уссури, близ устья р. Бикин), прожившего там «безвыездно» 25 лет, к тому же заядлого охотника и рыболова [7]. Последнее обстоятельство особенно благоприятно, так как дает таксидермисту свободу в выборе исходного сырьевого материала. Мы предполагаем, что навыки препараторского искусства он получил, по-видимому, от профессиональных коллекторов братьев Дёррис из Гамбурга, живших и работавших в низовьях Бикина в 1882 и 1887 гг. [16]. Имея большую семью, из-за материальных затруднений (при окладе 45 рублей в месяц) в штате музея Быков пробыл лишь до 1898 г. После него также непродолжительно трудились еще несколько человек, но качество художественного исполнения большинства экспонатов было слабым. Так, по свидетельству В.Н. Радакова: «все наши чучела, за самыми незначительными исключениями, представляются то болезненно-раздутыми, то ссохшимися, и ни одно из них не имеет натурального вида. При посещении музея публикой охотники вслух говорят, что они подобных толстых фазанов, уток и куликов с триумфальными воротами между ног отроду не видели» (ГАХК Ф. И.-2. Оп.1. Д.1, ЛЛ. 151-154). Справедливости ради следует отметить, что в отличие о современных изделий моль и кожееды их почти не портили, так как в то время чучела периодически, как написано в старых отчетах, опрыскивали растворами «презервативов» (солей мышьяка и сулемы).

По-видимому, в первый срок своего директорства в хабаровском Гродековском музее (июль 1910 - май 1919 гг.) В.К. Арсеньев испытывал острую нехватку квалифицированных препараторов, отражавшуюся на формировании зоологических коллекций. В то же самое время во владивостокском Романовском музее Общества изучения Амурского края (Сноска: филиального учреждения ПО ИРГО: так его называли до революции в связи с тем, что в 1888 г. первый, самый крупный взнос на строительство здания - 1000 рублей - был сделан Великим князем Александром Михайловичем Романовым, а позднее еще 13 членов высокородного семейства при посещении этого заведения жертвовали средства на его развитие) трудились одновременно три штатных зоолога-препаратора! Хорошо известно, что из своих экспедиций он привозил не только этнологические материалы, но и немало зоологических сборов, которые отправлялись (с условием частичного возврата) для обработки ученым в Европейскую Россию. Но к настоящему времени они сохранились лишь в виде относительно простых в изготовлении препаратов (шкурок, тушек, рогов и черепов), годных больше для научного изучения, чем для экспозиции [6]. В этом, скорее всего, и есть первопричина бытовавшего в то время мнения, что «во Владивостоке основной ведущей специальностью была зоология, а в Хабаровске – этнография, в соответствии с чем при этих музеях и были собраны значительные коллекции по данным разделам» [1].

Поиски специалиста нужной квалификации были трудными, и для повышения привлекательности пришлось даже выхлопотать для него особые условия оплаты: «В Областной Отдел Труда. Для Хабаровского Краевого Музея требуется препаратор, лицо опытное и со специальной подготовкой; человек, который не только мог бы делать простые чучела (чучельщик), а мог бы производить работы по приготовлению научных препаратов. Такие работы может производить не простой технический работник-препаратор, а ученый препаратор-специалист. По постановлению Областного Отдела Труда препаратор получает вознаграждение по 7-й категории тарифных ставок (29 р.70 к.). Пригласить работника на такой оклад невозможно, за слишком низкой ставкой оплаты труда. Принимая во внимание насущную нужду и необходимость иметь в Музее ученого препаратора, я прошу Областной Отдел Труда разрешить оплачивать труд по должности препаратора по 13-му разряду тарифных ставок (58 р. 95 к.). Согласие ДальОНО (которому музей подчинен) на ходатайство о повышении ставки препаратору имеется. Директор Хабаровского Краевого Музея Арсеньев. 13 ноября 1924 г.» (Фонды ХКМ, Ф. 52, Оп.165, Д. 28, Л. 9).

Судя по имеющимся в научном архиве ХКМ данным уже проверенные, известные по своим работам дальневосточные специалисты либо медлили с окончательным ответом, как, например мобилизованный в Первую Мировую войну и с трудом разысканный в Одессе Валент Викеньевич Домбровский, работавший консерватором Гродековского музея с 1909 по октябрь 1914 гг. (ГАХК. Ф. И.-2. Оп.1. Д.4. Л. 53.), либо наотрез отказывались от предложения (Фонды ХКМ, Ф 52, Оп.165, Д.32, Л. 18), - как опытный таксидермист из Владивостока Михаил Аркадьевич Фирсов [15]. Наконец, 8 декабря 1924 г. пришло письмо из Иркутска.

«Многоуважаемый г. Арсеньев! Ваша телеграмма, извещающая о желательности для Вашего музея хорошего препаратора-художника, которого Вы просите у меня рекомендовать, навела меня на некоторые мысли, которыми я считаю уместным поделиться с Вами. По сложившимся обстоятельствам моя научно-преподавательская деятельность в Иркутском университете становится затруднительной и угрожает стать даже малопродуктивной, что заставляет меня задуматься о перемене места моей дальнейшей научной работы. Имея некоторую опытность в организации и устройстве показательных и учебных (демонстрационных) зоологических коллекций (в Гейдельберге, Карлсруэ, Петроградском Университете и Женском Педагогическом Институте) и наконец, в Иркутске, и будучи основательно знаком с музейным делом, я решаюсь предложить Вашему музею свои услуги в качестве заведующего Зоологическим отделением, если таковая должность или соответствующая у вас имеется. При наличии таковой должности не откажите в любезности сообщить мне Ваши предложения и условия.

Что касается препаратора, то у меня имеется в виду отличный и весьма искусный работник, мой старый испытанный сотрудник Г.Е. Сольский. В 80-х годах он был учеником (делал чучела и скелеты) в Музее Российской Академии Наук. В конце 90-х годов, в бытность мою профессором зоологии в Петроградском Университете, он перешел ко мне на службу в качестве препаратора и вместе со студентами прослушал мои лекции и проделал полный курс практических занятий по зоотомии, - так что является научно-зоологически образованным. Кроме того, он обучался лепке, скульптурным работам и рисованию, благодаря чему умеет делать великолепные муляжи и модели. По специальности он орнитолог, знает авиафауну Сибири и имеет печатные работы и научные сообщения. После Петрограда он служил в Киевском и Томском университетах, обогатив своими работами местные коллекции. Узнав в Томске о моем пребывании в Иркутске, он предложил мне свои услуги, и в 1922 году его удалось перевести в Иркутск, ученым препаратором при моей кафедре, где он деятельно помогает мне в устройстве Музея при Университете по Зоологии, Сравнительной Анатомии и Паразитологии, который в настоящее время насчитывает до 500 объектов (скелетов, чучел, препаратов, моделей и муляжей). Узнав из вашей телеграммы о приличном окладе в 59 рублей (вместо 31 р. и квартиры, получаемых в Иркутске) и зная, как тяжело ему живется, я предложил ему это место, хотя, откровенно говоря, очень не хотел бы расстаться с ним. На мое предложение получил от него ответ, что он по старой памяти и ценя совместную со мною работу, не желает покидать меня, но что, если я переехал бы в Хабаровск, то он с удовольствием поедет вместе со мной. Других препараторов я, к сожалению, в виду не имею. В ожидании Вашего любезнейшего ответа прошу принять уверение в совершенном почтении и уважении. В. Шевяков». (Фонды ХКМ, Ф. 52, Оп.165, Д.33, Л. 24-26).

Реакцией Арсеньева была телеграмма: «ИРКУТСТК УНИВЕРСИТЕТ ПРЕПАРАТОРУ СОЛЬСКОМУ ВАМ ПРЕДЛАГАЕТСЯ СЛУЖБА МУЗЕЕ ОКЛАД 60 Р ВОЗМОЖЕН ЗАРАБОТОК ПО СОВМЕСТИТЕЛЬСТВУ ПРОЕЗД НАШ СЧЕТ ВЕСНОЙ ПРЕДОСТАВИМ КВАРТИРУ ВРЕМЕННО КОМНАТУ ТЕЛЕГРАФИРУЙТЕ ОТВЕТ». 30 декабря был получен положительный ответ. (Фонды ХКМ, Ф. 52, Оп.165, Д.33, ЛЛ. 40-41). Кроме письма Шевякова, информация о его жизни до переезда в Хабаровск также содержится в документе, который мы ниже приводим полностью.

«Автобиография Сольского Георгия Евграфовича, Ученого препаратора Хабаровского краевого музея.

Сын кронштадского мещанина и кронштадской мещанки род. 1876 г. 9 апреля. Образование среднее – частное реальное училище и высшее только по зоологии и зоотомии, с 1889 года ученик лаборатории зоологического музея Ленинградской Академии Наук, работал в лаборатории и продолжал заканчивать образование в училище, с 1898 г. препаратор при кафедрах профессоров В.М. Шимкевича и В.Т. Шевякова (Ленинград, Университет). Как вольнослушатель и препаратор слушал лекции этих профессоров, пройдя курс зоотомии и зоологии до 1903 г. в этом году уехал в Саратов, где был препаратором Саратовского общества естествоиспытателей и препаратором мастерской учебных пособий саратовского Земства. В 1905 г. по приглашению проф. Киевского политехнического института Ю.Н. Вагнера уехал в г. Киев, где был препаратором лаборатории института и по совместительству препаратором руководителем в зале ручного труда д-ра Я.Н. Гнука. В 1908 г по приглашению проф. А.А. Линдстрема перешел в Томский университет, где работал как муляжист и препаратор-художник при кафедрах проф. Н.Ф. Кащенко, Линдстрема, до 1916 г.; в этом году по приглашению Томского кустарного комитета принял заведывание Таловской учебно-показательной мастерской как заведывающий и инструктор по изготовлению учебных пособий. В 1918 г. по просьбе проф. Г.И. Иоганзена перешел опять в Томский университет. В 1922 г. получил приглашение от проф. В.Т. Шевякова из Иркутска работать в его лаборатории Медицинской зоологии, сравнительной анатомии и паразитологии Иркутского университета. В Иркутске я прослушал полный курс паразитологии и работал в качестве ученого препаратора, научного сотрудника и муляжиста при той же кафедре. В 1925 г. по приглашению зав. Хабаровским краев. музеем В.К. Арсеньева перешел в Хабаровский музей, где и работаю по настоящее время в качестве ученого препаратора, научного сотрудника и муляжиста. Работы: Инструкции по сбору коллекций для Хабаровского музея два выпуска 1926 г. Статьи в газетах и Орнитол. Вестнике. Ученый препаратор, член секции научных работников Хабаровского отделения № 90. Г. Сольский. 24 ноября 1933 г.» (Ксерокопия в личном архиве Новомодного Е.В.)

Из всего этого следует, что в жизни ему довелось работать со многими видными деятелями науки. Что нам известно о них сегодня?

Доктор зоологии, профессор (1889), академик РАН (1920) Владимир Михайлович Шимкевич (9.08.1858 – 23.02.1923) в 1881 г. окончил Московский университет, и с 1886 г. состоял приват-доцентом и хранителем зоотомического кабинета в Санкт-Петербургском. В 1889 г. здесь же избран заведующим кафедрой зоологии позвоночных. В 1921-1922 гг. занимал пост ректора Петроградского государственного университета. Область основных научных интересов: морфология, эмбриология и систематика беспозвоночных животных, преимущественно паукообразных; активный сторонник и пропагандист дарвинизма. Под его руководством сначала в зоотомическом, а потом в зоологическом кабинете (кабинетами в то время назывались кафедры) набирались опыта научной работы, готовили диссертации многие молодые зоологи петербургской высшей школы. Большие практикумы были обязательной неотъемлемой частью учебного процесса, учили самостоятельности в приобретении знаний. Часто на лекциях в то время демонстрировались не только и не столько таблицы, готовые препараты, сколько заранее или прямо на глазах студентов изготовленные препараты. Видимо, и Сольскому частенько доводилось быть ассистентом на вскрытиях (прозектором), вести черновую подготовительную работу, добывать объекты-иллюстрации, а потом заниматься консервацией учебных материалов. (БСЭ Т. )

Член-корреспондент Императорской (1908), Российской академий (1917) и Академии наук СССР (1925), доктор философии Владимир Тимофеевич Шевяков (29.10.1859 – 18.10.1930) – известный русский зоолог, крупный специалист по простейшим. Учился в Гейдельбергском (Германия) и Петербургском университетах, в них же и Иркутском – преподавал, занимал руководящие должности, работал в зоологических лабораториях России, Германии, Италии. Служил в Министерстве народного просвещения, где с 1911 г. был заместителем («товарищем») министра в чине тайного советника, сенатором. Ушел в отставку в 1917 году. В 1918 г. уехал на Урал, затем в Омск, где преподавал в сельскохозяйственном институте. В 1919-1930 гг.— профессор Иркутского университета. (БСЭ Т. ) Памятуя о прошлом, он понимал, что от центральных властей ему нужно было держаться подальше: старший сын погиб в Гражданскую войну, сражаясь с красными, другой – сгинул на Соловках, двое его детей эмигрировали в США. Но, видимо, не все было так уж плохо, и на Дальний Восток он не переехал, а в 1926 г. даже был удостоен премии Совнаркома за монографию, изданную в Италии [14].

Специалист по анатомии, морфологии и систематике беспозвоночных, главным образом блох, сын известного зоолога и писателя Н.П. Вагнера (предшественника Шимкевича по кафедре), Юлий Николаевич Вагнер (1865 - около 1946), в 1888 г. окончил естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета, а затем был назначен хранителем зоотомического кабинета. После защиты диссертационных работ в 1894 г. он стал приват-доцентом университета, а в 1897 г. - доктором зоологии. В 1898-1911 гг. был профессором зоологии Киевского политехнического института. Эсер по взглядам, во время революции полгода был украинским министром труда. Впоследствии эмигрировал в Сербию и с 1921 г. в Белградском университете читал лекции по энтомологии. (БСЭ Т. )

Профессор зоологии и сравнительной анатомии Николай Феофанович Кащенко (7.05.1855 — 29.03.1935) вначале учился на врача в Московском и Харьковском университетах, но одновременно занимался и зоологией. В 1881-1882 гг. он состоял ассистентом кабинета эмбриологии Харьковского университета, в 1884 г. получил степень доктора медицины и звание приват-доцента сравнительной анатомии на медицинском факультете, вел лекционные занятия. С 1889 г. возглавил кафедру зоологии в Томском Императорском Сибирском университете. Видный исследователь Южной Сибири и Алтая, создатель одного из лучших в Сибири зоомузеев. Ректор Томского университета (28.01.1894 - 19.01.1895). В 1912 г. уехал на Украину и стал профессором Киевского политехнического института. С 1913 по 1935 годы был директором академического Акклиматизационного сада в Киеве. (БСЭ Т. )

Александр Александрович Линдстрем родился в 1858 году. В 1884 г. окончил Военно-медицинскую академию и до января 1908 г. работал инспектором Киевской Военно-фельдшерской школы. В 1892 году защитил диссертацию на ученую степень доктора медицины. С 1894 г. - приват-доцент Университета Святого Владимира в Киеве. В январе 1908 г. его избрали профессором Томского университета, где до 1920 г. он заведовал кафедрой кожных и венерических болезней. (БСЭ Т. )

Герман Эдуардович Иоганзен (27.10.1866 – 22.02.1930) родился в Омске. В 1889 году окончил Дерптский (Тарту, Эстония) университет. В 1891 г. сдал магистерские экзамены, и год работал на частной биологической станции под Москвой. В 1893 г. он вернулся в Сибирь и стал учителем Томского реального училища. С 1894 г. - в Томском университете, где прошел путь от сверхштатного ассистента до профессора, заведующего кафедрой сравнительной анатомии и зоологии. Являясь по преимуществу орнитологом, много времени уделял зоологическому музею, который существует и в настоящее время. (БСЭ Т. ) Там сохранились, например, следующие таксидермические работы Г.Е. Сольского: из птиц - сероголовая гаичка, обыкновенный поползень, серая ворона, зеленая щурка, желтая трясогузка, рогатый жаворонок, сизый голубь, малая кукушка, серпоклюв, кречет, шотландская куропатка, обыкновенный осоед (2 экз.), гуменник, дроздовидная камышевка, оливковый дрозд, обыкновенный соловей, оляпка , малая выпь (волчок), мородунка, сапсан, полевой лунь (2 экз.); из пресмыкающихся - игуана зеленая (2 экз.), североамериканская змея кайсака (лабария) (http://www.inf.tsu.ru/Works/Bio/Kart_zoo.nsf/60c5f8195950d0cbc7256c64001887b0/be2b1476f5e4b9e6c7256c670021e5d7?OpenDocument).

Из биографий этих людей хорошо видно, что они, несомненно, хорошо знали друг друга (общие места службы). Вот Г.Е. Сольский и переходил от одного к другому через личные контакты, но, безусловно, важны были также условия труда, проживания, заработки, потому что прослеживается явная тенденция постоянного поиска лучшего. Нелогично выглядит лишь отъезд из Санкт-Петербурга в Саратов. Его дочь Н.Г. Рыбалко в разговоре сообщила нам, что это была ссылка, – как следствие участия ее отца в демонстрации рабочих и студентов на площади у Казанского собора 3 марта 1902 года, организованной, как сейчас известно, «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». «Не смотря на то, что полиция превентивно арестовала около 200 предполагавшихся ее участников, а также блокировала рабочие районы города, на площадь вышли несколько тысяч человек, открыто выдвинувших лозунг «Долой самодержавие!». При разгоне демонстрации полицией было арестовано около 500 человек, более 70 из которых впоследствии были высланы в Восточную Сибирь в административном порядке». (http://zhurnal.lib.ru/h/hlobustow_o_m/pervomay.shtml). Н.Г. Рыбалко сообщила нам также, что ее отец одно время учился в петербургской Военно-Медицинской Академии и временами выполнял таксидермические работы по заказу царского двора, но этому нет документальных подтверждений.

В отчете музея за 1924-1925 гг. указано, что «1 апреля в Музей прибыл Г.Е. Сольский, известный препаратор, который приступил к приведению в порядок экспонатов Зоологического отдела» по-видимому, с 17 апреля 1925 г. (дата зачисления в штат). (Научный архив ХКМ. Д. 3, Оп.1, Л. 32, 43 об.). Сохранилась «Инструкция препаратору Хабаровского Краевого Музея», которая раскрывает задачи, ставившиеся перед ним, причем необходимо отметить, что круг обязанностей предполагался гораздо шире, чем у современного таксидермиста, - он включает функции реставратора и художника.

«Препаратор является специалистом по научной монтировке разного рода экспонатов и коллекций Музея. На него возлагаются работы: 1. Изготовление чучел и шкурок различных животных, поступивших в Музей; 2. Ремонт имеющихся готовых чучел, равно как и других объектов Музея: моделей, манекенов и прочего; 3. Препаровка и монтировка скелетов, черепов и отдельных костей; 4. Монтировка энтомологических коллекций; 5. Консервирование и заделка объектов в формалине, спирте и иных консервирующих жидкостях; 6. Оборудование различных «уголков природы», «биологических групп» и т.п.; 7. Изготовление моделей этнографического характера – жилищ, снарядов орудий, промыслов, машин, сельхозорудий и т.д.; 8. Реставрирование различных археологических и исторических предметов, изготовление с них копий и монтировка их; 9. Предохранение от моли и других вредителей коллекций Музея путем дезинфекции; 10. Изготовление предметов экскурсионного снаряжения – ботанических прессов, морилок, сачков, садков и т.д.; 11. Изготовление научных препаратов по анатомии млекопитающих, рыб, птиц, пресмыкающихся, земноводных, червей и беспозвоночных животных. Примечание. Препаратор не должен быть простым чучельщиком, он должен иметь хорошую научную подготовку для того, чтобы работы его соответствовали научно-исследовательской и научно-просветительной работе Музея. 16.04.1925 г. Директор Хабаровского Краевого Музея Арсеньев». (Фонды ХКМ. Ф.52, Оп. 165, Д. 21. Л. 11).

Нам эта инструкция кажется не вполне продуманной и систематизированной. Вот перечень работ, выполняемых хорошим опытным таксидермистом: препараторские – съемка шкур с животных; сырейные – кваска и дубление шкур; кузнечные – сооружение металлических станков для крупных чучел; столярно-плотничные – изготовление деревянных манекенов для крупных чучел; резные по кости и дереву – изготовление искусственных звериных черепов и зубов к ним; скорняжно-прошивные – сшивание звериных шкур; малярно-москательные – изготовление мастик и лаков, варка растворов мышьяка для протравки экспонатов; лепные и муляжные – реконструирование мягких тканей на звериных черепах или конечностях при имитации природной мускулатуры; собственно таксидермические – набивка чучел; декоративные – отделка постаментов и подставок для чучел [5].

Одной из первых работ, выполненных Георгием Евграфовичем в Хабаровском музее, была сборка заново и установка костяка стеллеровой морской коровы, разобранного во время гражданской войны. Причем он постарался придать составным частям более естественное, органичное взаимоположение. В это же время было сделано чучело калана (морской выдры), - также одного из самых дорогих, ценных экспонатов. Позднее, в 1933 г. в связи общими глобальными перемещениями отделов музея ему снова пришлось разбирать и собирать скелет. Он справился за полугодие [12].

Для пополнения коллекций заведующий зоологическим отделом А.И. Кардаков с Г.Е. Сольским активно охотились в окрестностях Хабаровска (Научный архив ХКМ. Д. 18, Оп.1, Л. 58). и подготовили к печати два выпуска «Инструкций по сбору коллекций для ХКМ»: по птицам и млекопитающим, а также по насекомым, которые были изданы в 1926, 1928 гг. [3, 13]. Согласно плану работ на 1935 г. Сольский должен был подготовить к изданию брошюру по сбору амфибий и рыб, но о выполнении нам ничего не известно. (Научный архив ХКМ. Д. 12, Оп.1, Л. 4).

Видимо для получения Г.Е. Сольским официального приглашения на Конференцию по изучению производительных сил Дальнего Востока В.К. Арсеньев 26 февраля 1926 г. написал ему характеристику следующего содержания: «В 1925 году в бытность мою Директором Хабаровского Краевого Музея, на службу в качестве препаратора был приглашен Георгий Евграфович Сольский. Работая с ним совместно, я имел возможность убедиться, что он является высококвалифицированным специалистом и отличается той высокой добросовестностью, которую привык вкладывать во всякое порученное ему дело. Г.Е. Сольский — препаратор с ученой подготовкой. Его муляжные работы и чучела животных, рыб, птиц и насекомых отличаются изяществом, чистотою отделки, верностью подражания природе и могут сделать честь лучшему из Европейских музеев». (Ксерокопия из личного архива Новомодного Е.В.).

Как известно, в то время руководители музея очень часто менялись. Многие из них, пришедшие не из науки, недопонимали суть работы таксидермиста-препаратора, давали ему несвойственные задания. По свидетельству Н.Г. Рыбалко ее отец весьма болезненно относился к частой смене директоров, к каждому из которых нужно было подбирать свой ключ для нормальных взаимоотношений. В связи с отъездом на Командорские острова, 16.03.1928 г. уволился А.И. Кардаков (Научный архив ХКМ. Д. 1, Оп.1, Л. 71 об), и все дела по хлопотному зоологическому отделу фактически перешли к нему. Захотелось все бросить и искать новое место. Вот свидетельства этому в письмах В.К. Арсеньева.

«Владивосток, 26 марта 1928 г. Многоуважаемый Георгий Евграфович! … Просьбу Вашу выполняю одновременно с сим: посылаю официальное письмо в Общество изучения Маньчжурского Края, копию которого Вам прилагаю. Вполне сочувствую Вам в отношении Вашей работы не по специальности и считаю, что Вы могли бы не только сами набивать чучела, а иметь для этого помощника оставивши себе руководящую роль».

«В Общество Изучения Маньчжурского Края. Из писем друзей и знакомых я узнал, что Общество... решило пригласить Г.Е. Сольского, которого я лично знаю и выписал его из Иркутска как прекрасного препаратора художника работавшего много лет заграницей, в Томске и Иркутском университете, имеет много наград и отзывов о своей службе. Я полагаю, что в настоящее время его можно бы использовать в качестве руководителя, дав ему для черновых работ 1-2 учеников, которые впоследствии могли бы сделаться такими же хорошими препараторами и быть продолжателями его работ в Обществе…. В. Арсеньев». (Ксерокопии из личного архива Новомодного Е.В.). (Сноска: Примечательно, что здесь говорится о работе за рубежом. В автобиографии об этом ничего нет, но в одной из бесед (запись от 21 июля 1983 г.) Н.Г. Рыбалко сообщила нам, что отцу доводилось жить в Варшаве). Однако переезд в Харбин не состоялся. Вероятно, из-за того, что уже в конце 1928 г. эта организация фактически была ликвидирована китайскими властями.

Идея обучения этой профессии получила развитие в середине 30-х гг., когда на работу в возрасте неполных пятнадцати лет (14.01.1935 г.) была принята дочь Сольского Нина (Научный архив ХКМ Д.9, Л. 63 об.) и четверо девочек-учениц, воспитанниц детского дома: Вера Кричкунас, Зоя Рыжкова, Алла Клок, Ксения Вориводова. Последняя, в замужестве Главацкая, впоследствии стала директором Комсомольского-на-Амуре городского музея. Дело в том, что с 1.01.1936 г. Г.Е. официально исполнял должности не только ученого препаратора, но и, по совместительству, препаратора-инструктора препараторской мастерской при музее краеведения. (Научный архив ХКМ Д.9, Л. 73). Это было ответом властей на критику условий работы Сольского в печати известным хабаровским селекционером А.М. Лукашовым и его публичное требование: «Необходимо предоставить замечательному музейному работнику мастерскую, а его знания и труд окружить заботой и учениками». («Тихоокеанская звезда», Хабаровск, от 12.05.1935 г.)

Обычно результатом работы научных сотрудников являются их печатные труды, но у музейщиков есть еще свой способ публикации. Это воплощение материалов исследований в виде тематических экспозиций, которые по их замыслу, в основном, создают уже другие люди - мастеровые. Г.Е. Сольский относился именно их числу, и во многом о его делах за давностью лет нам приходится судить по таким, например, рецензиям. «При Хабаровском музее краеведения к Пятому краевому съезду советов открыта выставка новых экспонатов. …Прекрасные муляжи дальневосточных фруктов и овощей по образцам краевой выставки садоводства и огородничества сделаны ученым препаратором т. Сольским» («Тихоокеанская звезда», Хабаровск, от 18.11.1934 г.). О них же А.М. Лукашов: «Изготовленные им муляжи моих груш «Тема» и «Поля», яблочка «Вкусное» и плодов уссурийских груш сделаны точно и по форме и по окраске» («Тихоокеанская звезда», Хабаровск, от 12.05.1935 г.). Отзыв из Дальневосточного НИИ земледелия и животноводства от 17.05.1937 г.: «По нашему поручению тов. Сольский изготовил муляжи плодов для Всесоюзной сельхоз. выставки 1937 года. Несмотря на чрезвычайную сложность объектов (форма, окраска и проч.), последние отличаются точным воспроизведением натурального образца и художественной отделкой. Считаем тов. Сольского высококвалифицированным муляжистом. Директор Власов, научный сотрудник Платонов». (Ксерокопия из личного архива Новомодного Е.В.).

Бывало, что наши сотрудники выезжали в командировки для работы во Владивосток (там не было своих специалистов!): в краеведческий музей в 1926, 1936 гг. (по данным Н.Г. Рыбалко) и, на длительный срок, в 1937 г. (20.02-6.04) в Тихоокеанский институт рыбного хозяйства. (Научный архив ХКМ Д.9, Л. 79). В нашем распоряжении имеется: «Отзыв о работе тов. Сольской и Клок, учениц препаратора Г.Е. Сольского. Тов. Сольская и Клок работали в Музее ТИНРО под руководством Г.Е. Сольского над изготовлением макетов китообразных. Всего изготовлено восемь, весьма тщательно. Обе они проявляют большие способности и интерес к своей работе и, несомненно, из них вырабатываются хорошие препараторы. Зав. Музея ТИНРО А. Таранец». (Ксерокопия из личного архива Новомодного Е.В.). По воспоминаниям дочери «основная наша работа была зарисовка свежих рыб с натуры, ну и, конечно, изготовление папье-маше для лепки, а с рисунков он изготавливал препараты рыб, так как они быстро теряли цвет, а рыб было много» (письмо от 21.05.2001).

В конце тридцатых годов морально-психологическая обстановка в коллективе была тяжелой. Проходили собрания, на которых клеймили немецко-японских шпионов. Репрессии в результате плановых поисков «вредителей» и «врагов народа» усилились. Многих сотрудников музея, в том числе Сольского, вызывали на допросы в страшное здание на Волочаевской, потом некоторых арестовали. По свидетельству Н.Г. Рыбалко, хотя они с отцом всем сердцем полюбили Хабаровск, но оформив пенсию, ее отец все же решил уехать к сестре жены в российскую глубинку: в тихий городок Сердобск, расположенный в Пензенской области. Прослышав об этом, всесильные партийные органы (хотя коммунистом он не был) даже пообещали, наконец, кардинально решить вопрос о выделении ему хорошего помещения под мастерскую. Но это не остановило, и 8 марта 1938 г., одновременно с С.Я. Сизых (дружили семьями), он уволился из музея. (Научный архив ХКМ. Д. 9, Оп.1, Л. 90 об.). А через несколько месяцев к ним, спасаясь преследований, приехала жена Сизых с невесткой и внуком. Через год, когда Семена Яковлевича оправдали и выпустили, они вернулись в Хабаровск. После его смерти, в 1940 г. Н.С. Сизых наведывалась в музей, чтобы выяснить, ждут ли там возвращения Сольских. Оказалось, с радостью примут назад. С весны следующего года в Сердобске занимались поиском покупателей дома. Но все решила начавшаяся война.

О жизни в Сердобске нам почти ничего не известно. По свидетельству дочери, в качестве препаратора отец работал в 1938-1950 гг. в местном музее. Она прислала копию газетной заметки: «Ученый препаратор. В небольшом домике №3 по улице Новой в г. Сердобске расположился своеобразный музей. Здесь можно найти чучела редкостных птиц, прекрасно выполненные препараты, учебные пособия. Хозяин этого домика – музея ученый препаратор Георгий Евграфович Сольский. С 13 лет он увлекается своей интересной работой. В домике Сольского постоянно много детей, они в часы досуга помогают старому ученому. Недавно у Георгия Евграфовича и его юных помощников была удачная охота. Сорок лет старый препаратор стремился найти редкостный экземпляр голубой галки и на днях сумел ее подстрелить в окрестностях Сердобска». («Сталинское знамя», Сердобск, от 22.06.1939 г.)

В 1951 г. Георгия Евграфовича не стало. Ему довелось жить на крутом изломе истории России. Как сложилась бы его судьба, будь ее течение более плавным? Но он не сломался, продолжал быть самим собой, - таким, каким запомнился современникам, - честным, порядочным, добросовестным классным специалистом, «мастером золотые руки».

Литература.

1. Воробьев Д.П. Горнотаежная станция Дальневосточного филиала Академии наук СССР и заповедник уссурийской флоры и фауны // Труды Горнотаежной станции ДВ филиала АН СССР. Т.1. Хабаровск: Дальгиз. 1936. С.9-13

2. Гончарова С.В. «Французским и немецким владею слабо, корякским и чукотским – хорошо» (о Нине Алексеевне Богдановой (Серк)) // Записки Гродековского музея. Вып. 2. – Хабаровск: Хабаровский краеведческий музей. 2001. С.

3. Кардаков А.И., Сольский Г.Е. Собирание и сохранение насекомых // Инструкция по сбору коллекций для Хабаровского Краевого Музея. Выпуск 3-й. Хабаровск: Изд. "Тихоокеанская звезда". [1928]. 18 с.

4. Князева М.Г. Деятельность Е.А. Кардаковой-Преженцовой в Хабаровском краевом музее // Шестые Гродековские чтения: Материалы Межрегион. науч.-практ. конф. «Актуальные проблемы исследования Российской цивилизации на Дальнем Востоке. 20-21 апреля 2009 г. Хабаровск». Т.6. Хабаровск: Хабаровский краевой музей им. Н.И. Гродекова. 2009. С.126-129

5. Котс А.Ф. Люди вымирающего цеха // Государственный Дарвиновский музей. М.: Гос. Дарвиновский музей. 1993.С.132-134.

6. Купцова А.А. Орнитологические сборы В.К. Арсеньева в собрании Хабаровского краевого музея им. Н.И. Гродекова // Шестые Гродековские чтения: Материалы Межрегион. науч.-практ. конф. «Актуальные проблемы исследования Российской цивилизации на Дальнем Востоке. 20-21 апреля 2009 г. Хабаровск». Т.6. Хабаровск: Хабаровский краевой музей им. Н.И. Гродекова. 2009. С.120-126.

7. Мельникова Т.В. Первый препаратор Хабаровского краеведческого музея // Записки Гродековского музея. Вып. 2. История России на дальневосточных рубежах. Хабаровск: Хабаровский краеведческий музей, 2001. С. 132–138.

8. Новомодный Е.В. Энтомологические коллекции Хабаровского краеведческого музея в послереволюционный период (1917 - 2000 гг.) // Чтения памяти Алексея Ивановича Куренцова. Вып. XI. Владивосток: Дальнаука, 2000, С.5-14.

9. Новомодный Е.В. С.Я. Сизых - ученый секретарь Хабаровского музея // Записки Гродековского музея. Вып. 4, посвященный 130-й годовщине со дня рождения В.К. Арсеньева. Хабаровск: Хабаровскитй краеведческий музей, 2002. С.98-101.

10. Новомодный Е.В. Исследователи Дальнего Востока зоологи братья Кардаковы // Записки Гродековского музея. Вып .9. - Хабаровск: Гос. Музей Дал. Востока им. Н.И. Гродекова, 2004. С.159-171.

11. Новомодный Е.В. Дeлa и дни бoтаникa и пeдaгoгa Hyмы Aвгyстoвичa Дeсyлaви (1860-1933). Матepиaлы к нaучной биoгpaфии дрyга и сподвижникa B. К. Apсeньeва. Хaбаровск, XККМ им. H. И. Гpoдeкoвa, 2008. 92c. 8 с. илл.

12. Новомодный Е.В. О скелете северной (стеллеровой) морской коровы в Хабаровском музее // Шестые Гродековские чтения: Материалы Межрегион. науч.-практ. конф. «Актуальные проблемы исследования Российской цивилизации на Дальнем Востоке. 20-21 апреля 2009 г. Хабаровск». Т.6. Хабаровск: Хабаровский краевой музей им. Н.И. Гродекова. 2009 С.1 .

13. Сольский Г.Е., Кардаков А.И. Инструкция по сбору коллекций для Хабаровского Краевого Музея. Собирание и сохранение птиц и млекопитающих (зверей). Выпуск 1-й. Хабаровск, [Тихоокеанская звезда, 1926]. 11 с.

14. Фокин С.И. Ученик и учитель. О творческом содружестве биологов В.А. Догеля и В.Т. Шевякова // Вестник Российской Академии наук. Т. 71. № 7. 2001. С. 623-628.

15. Франкьен И., Шергалин Е.Э., Новомодный Е.В. Михаил Аркадьевич Фирсов (1879-1941) – орнитолог, краевед и натуралист // Русский орнитологический журнал. Т. 19. Экспресс-выпуск № 612. 2010. С. 2051-2061

16. Шульпин Л.М. Промысловые, охотничьи и хищные птицы Приморья. Владивосток, Изд. ДВФАН, 1936. С. 9 - 30.

17. Хабаровский музей. [Рекламный проспект]. Хабаровск: Изд. "Книжное дело", 1928, 31с.

Приложение.

Сольский Г.Е., Кардаков А.И. Инструкция по сбору коллекций для Хабаровского Краевого Музея. Собирание и сохранение птиц и млекопитающих (зверей). Выпуск 1. Хабаровск, [Тихоокеанская звезда, 1926]. 11 с.

Птицы и млекопитающие (звери), для изготовления т них чучел, должны сохраняться до передачи в музей в виде шкурок. Приготовление шкурок производится в изложенном ниже порядке.

Птицы.

Прежде чем снимать шкуру с птицы, следует в клюв мертвой птицы всыпать картофельной муки или, за неимением таковой мелко натертого белого мха а, в крайнем случае, мелкого сухого песку. Во избежание вытекания крови в рот птицы необходимо вложить кусок ваты, обильно посыпанной картофельной мукой, заткнуть ватой ноздри; продеть через нижнюю челюсть и ноздрю нитку, завязать клюв, оставив небольшой конец нитки свободным для удобства выворачивания черепа после снимания шкурки.

Когда это сделано, положить птицу на чистую бумагу спиной вниз и, раздвинув перья на груди, сделать разрез, начиная от середины грудины и продолжая далее по брюху (но осторожно, чтобы не прорезать брюшную полость); кончать его немного не доходя заднего прохода. Теперь шкурку отдирают от груди и брюха настолько, чтобы можно было легко достать из-под кожи ноги, которые в коленных суставах перерезаются (лучше поддев под коленный сустав ножницами) настолько осторожно, чтобы не прорезать лежащие под ними части шкурки. Обнаженная часть туловища пересыпается картофельной мукой (тертым белым мхом или песком). У мелких птиц, приблизительно до величины вороны, кости ноги можно выворачивать до плюсны (оперения), очищай от мяса кость голени. У крупных птиц (сова, глухарь, лебедь, орел и т.д.) лапы выворачиваются и очищаются от мяса.

Когда обе ноги отделены в суставах, надо перейти к отделению туловища от хвоста. Эта часть работы требует особой осторожности и терпения. Прежде всего, нужно перерезать прямую кишку острым ножом или ножницами. Так как в это время из нее легко может вытечь содержимое, то для предосторожности не лишне заткнуть кишку через заднее отверстие куском ваты. Затем, нащупав пальцами позвоночный столб, перерезать и его, по возможности ближе к туловищу. Прорез должен быть неглубокий, иначе лежащая под позвонками шкурка будет тоже прорезана. Когда хвост отделен, птицу кладут спиной кверху, хвост загибается на спину и шкурка снимается со спины и груди до самой шеи, где по обеим ее сторонам виднеются суставы крыльев. Все время снимания шкурки не забывать пересыпать ее мукой. Освободив немного шкурки на шее и суставах крыльев, эти последние отделить ножом у самого туловища и продолжать снимку с шеи до головы, действуя при этом лучше пальцами.

Без особенного труда у большинства птиц шкурка легко снимается чулком и с головы. Только у некоторых дятлов, уток, гусей и журавлей, имеющих очень тонкую шею сравнительно с большим черепом, голова не может выворачиваться таким путем. У этих птиц делается небольшой продольный разрез на горле, шея осторожно отрезается у самого затылка, не повреждая шкурки, и голова выворачивается в разрез наружу для очистки от мяса. При снятии шкурки с черепа необходимо следить за тем, чтобы не оторвать ушей. Уши имеют вид мешочков — у небольших птиц они легко вытягиваются пальцем (ногтем) из углублений черепа, у крупных же птиц их следует осторожно вынуть с помощью ножа или отрезать ближе к черепу. Кончив операцию с ушами, продолжать снимку до глаз. При снимке шкурки около глаз следует быть особенно осторожным, чтобы не повредить веки, которые после уже не исправишь. Для предупреждения порчи век, следует отделять их от глаз как можно ближе к последним (глазному яблоку). Когда шкурка с головы снята настолько, что глаза совершенно обнажены, нужно приступить к снимке кожи со лба по самое основание клюва, следя за тем, чтобы не перерезать углов рта. Многие любители, сняв шкурку настолько, что можно из черепа извлечь глаза, тем и заканчивают. Между тем у вальдшнепа, дупеля, бекаса, тетерева и многих других птиц, у которых расстояние от глаз до корня клюва более или менее значительно, шкурка на лбу, не будучи снятой, легко поддается гниению, что влечет за собой выпадение перьев.

Когда шкурка с головы снята по самый корень клюва, нужно отделить шею от черепа у самого затылка, вынуть затем глаза, вырезать мясистые части зева, увеличить немного ножом отверстие на затылке, вынуть из черепа, с помощью ножа и палочки, мозг и очистить мясо на челюстях (но не разрознивая их). Череп после очистки снаружи и внутри посыпать мукою и обыкновенной мелкой поваренной солью. Тоже проделать и со шкуркою головы и шеи. На место вынутых глаз в глазные впадины положить немного ваты, мху (но не шерсти) и затем осторожно выворачивать шкурку обратно, начиная с головы. Для этого следует постепенно пальцами надвигать шкурку на череп, до тех нор, пока он весь не войдет в шкурку. Когда покажется кончик клюва, то можно слегка подтянуть за нитку и окончательно вытянуть голову. Если окажется, что кожа головы и шеи высохла во время работы, ее необходимо предварительно немного смочить водой.

Когда голова выворочена, надо перья расправить пальцами или пинцетом, но при этом отнюдь не растягивать шкурки. После этого приступают к очистке крыльев. Сперва освобождают от кожи первую, довольно толстую плечевую кость; когда же обнажится локоть, то с помощью ножа (тупою его стороной), отделяют большие маховые перья до самого последнего сустава. Затем мясо с костей крыла тщательно очищается, кость и кожа посыпаются солью, кость обматывается тонким слоем ваты или пакли и шкурка крыла выворачивается обратно па кости: перья приводятся в порядок. Ноги обрабатываются подобно крыльям, но снимаются только по оперение. У птиц, которые имеют оперенную плюсну (тетерев, сова, некоторые орлы и др.), шкурку следует снимать с плюсны по самые пальцы. Плюсну обертывать ватой или паклей не нужно, но голень обвертывать следует, посыпая или натирая кроме того мелкой солью. После того, как ноги очищены, остаётся очистить хвост. Хвостовые позвонки тщательно очищаются от мяса; при этом связки корней рулевых перьев оберегаются. Если неосторожно подрезать корни перьев хвоста, то они вывалятся. После очистки вся шкурка пересыпается внутри солью.

Шкурки птиц нельзя пересыпать, как звериные, солью с квасцами, т. к от квасцов кожа садится, и перья не будут лежать правильно. Жир со всей шкурки по возможности следует счищать вдоль корней, перьев, осторожно поскабливая ножом и посыпая, для впитывания выступающего жира. Картофельной мукой. При соскабливании жира надо опасаться срезания корней перьев, так как они тогда выпадут из шкурки.

Совершенно закончив снимание шкурки, ее следует слегка набить паклей или мхом (но не шерстью) и хранить до отправки в музей в прохладном месте.

Звери.

Если зверь добыт в холодное время, то можно его доставить в замороженном виде. В противном случае приходится снимать шкурку.

Шкурки мелких зверей, до лисицы пли барсука, снимаются следующим образом.

Зверя кладут на спину и делают продольный разрез по животу — от грудины до заднепроходного отверстия — стараясь не разрезать брюшины, чтобы не вывалились кишки. Постепенно отделяют кожу на животе (пальцами) до обнажения коленного сустава задних конечностей. По мере обнажения туловища и конечностей, посыпают картофельной мукой или, в крайнем случае, тертым белым мхом или чистым мелким песком. Задние конечности перерезают так же, как и у птиц, в коленном суставе и тем отделяют их от туловища. Затем перерезают прямую кишку, обнажают корень хвоста и приступают к извлечению его. Сначала отделяют пальцами на спине кожу у корня хвоста и осторожно вытягивают хвостовые позвонки, что при некотором навыке, очень не трудно.

Шкурку снимают ножом или пальцами до передних конечностей и перерезают их в локтях: далее снимают шкурку до ушей. Уши обрезают осторожно как можно ближе к черепу, обязательно оставляя хрящи уха при шкурке. Кожу у глаз подрезают как можно ближе к глазам, отнюдь не повреждая век. Тут требуется еще большая осторожность, чем при снимании ушей. Кожа с носа снимается вместе с носовым хрящом, который и остается при шкурке. Губы подрезаются как можно ближе к зубам. Когда все это сделано, череп совершенно свободно можно вынуть из кожи. Конечности вывернуть, сколько возможно, до когтей. Если зверь имеет пушистые подошвы (заяц), то делается разрез по подошве (вдоль от пятки до пальцев) и тогда задняя лапа легко выворачивается. Кости тщательно, как у птицы, очищаются от мяса. Кости конечностей мелких животных всегда остаются при шкурке. У зайца и лисицы уши выворачиваются мешком; вывороченный хрящ остается соединенным с кожей уха по бокам и до конца уха.

Когда кожа совершенно отделена от тушки, то приступают к очистке ее от пленок и жира при помощи ножика и пальцев. При очистке шкурки следует больше обращать внимания на сохранность ушей, век и губ. Шкурку с мясной стороны натереть смесью квасцов с солью (3 части соли и 1 часть квасцов) и набить ею хвост при помощи палочки, поглаживая пальцами сверху вдоль хвоста. При этом следует наблюдать, чтобы все части шкурки, и преимущественно уши, нос, глаза и губы, были тщательно пересыпаны солью и квасцами, т. к. эти части более мясисты и могут легко загнить. Квасцы укрепляют волос, а соль не допускает разложение. За неимением квасцов можно пересыпать одной солью.

Очищенные кости у шкурки слегка обмотать паклей или ватой и вывернуть их обратно. Шкурку слегка набить паклей или сеном, но отнюдь не шерстью.

Череп осторожно отделить от туловища, не очень близко к затылку и сильно засыпать, не жалея соли, снаружи и внутри, или лучше выдержать его 3-5 дней в крепком соляном растворе, но не вываривать. После просаливания череп необходимо хорошо высушить. Снимание мягких частей у мелких черепов не рекомендуется, т. к. требует навыка, и начинающие легко могут повредить тонкие кости во рту, у глаз и у носа.

Снимание шкур с крупных животных, величиной с волка, медведя или более, производится несколько иначе. Продольный разрез делается от подбородка до конца хвоста, обходя половые органы несколько сбоку. На лапах делаются еще разрезы от ладони, вдоль внутренней стороны лапы, и до серединного продольного разреза. Лапы очищаются до последних суставов, которые оставляют при шкуре. Когти обязательно сохраняются при шкуре. Все кости конечностей выбрасываются, за исключением только самых последних суставов пальцев. В остальном поступается так же, как и с мелкими зверями.

У животных, имеющих рога, делается боковой разрез на щеке сбоку и еще между рог, и кругом их, и соединяется с разрезом на щеке, после чего череп легко вынимается в этот разрез. Ноги копытных животных снимаются до самых копыт и кости отделяются в последних сочленениях, у копыт.

Глаза, язык и части мускулов очень осторожно обрезаются, чтобы не повредить тонких костей черепа. Варить череп не рекомендуется, так как от этого трескаются и теряются зубы. Череп следует обязательно натереть солью, можно и с квасцами. Шкура сушится в растянутом виде, но не на солнце, а лучше под навесом и на ветру. Всякое другое предохранение шкур от гниения, как-то посыпание нафталином, бесполезно, т. к. нафталин от гниения не предохраняет, и только, если шкура предназначена для продолжительного хранения, то в предохранение от моли можно посыпать и нафталином.

При каждой шкурке звери пли птицы необходимо прочно привязать этикетку (лучше за лапу), написанную четко обыкновенным карандашом на прочной бумаге, материи или картоне с указанием: местонахождения (город, село, деревня, река, сопка и т. д.), местообитание (лес, луг, болото, кустарник, берег реки, камни), когда собрано, пол животного, кто собрал и другие замечания.

У зверей, кроме того, необходимо указать на этикетке размер в сантиметрах или вершках, определенный перед сниманием шкурки: длина от конца морды до корня хвоста, длина передних и задних лап, от подмышек до конца когтей, и длина хвоста.

У птиц указать цвет клюва, глаз и ног, т. к. при высыхании они обычно изменяют цвет.