Весна в том году выдалась поздней. Снег начал таять только в конце марта. В начале апреля зазвучали над ещё заснеженными полями трели жаворонков. В поселках запели первые скворцы. Ещё раньше засуетились вокруг гнезд первые грачи. На первых полыньях на Дону появились пары крякв. Но зима решила не уходить без боя! В ночь на 3 апреля над южными районами области закружила свой хоровод необычной силы вьюга. Чуть больше чем за сутки выпала почти месячная норма осадков. Такого не было даже зимой! Сразу же замолчали трели жаворонков. Исчезли утки. Скворцы не прекратили пения, но звучало оно теперь несколько глуховато. Но не снег исказил песню: птицы распевали, сидя в своих скворечниках, лишь изредка высовывая наружу свои желтые клювы. И только грачи, как ни в чем не бывало, продолжали ремонт и строительство своих гнезд, ломали тонкие веточки и драли с сухих веток мочало. Несколько павловских охотников в тот вечер решили попытать счастья. Возвращались уже затемно. Снег лепил в лобовое стекло машины, заставляя двигаться крайне осторожно. Настроение охотников было неважное. Они мрачно рассуждали о головотяпстве областных властей, открывших охоту в столь неподходящее время. Не могли подождать несколько дней! Потом разговор переключился на погоду и те последствия, которые она может принести дикой природе. Разговор этот настроения не прибавил. Дело было близко к полуночи, и замерзшие и промокшие охотники один за другим погружались в дрему, мечтая о душе и горячем чае. Внезапно сидевший на переднем сиденьи Сергей – учитель биологии и страстный любитель природы – заорал прямо на ухо водителю: «Стой!». Тот от неожиданности затормозил так резко, что машину занесло. С заднего сиденья донесся резкий звук чьих-то лязгнувших челюстей. Водитель, уже повернувшись к Сергею и, набрав в грудь побольше воздуха, чтобы высказать товарищу всё, что он думает по поводу его неуместных выходок, внезапно осекся. В свете фар на краю обочины была хорошо видна огромная птица и круглой головой с торчащими «ушами». Даже никогда не видевший такую ранее без труда бы узнал филина. Но зоркий глаз Сергея увидел также неестественно откинутое в сторону и волочащееся по земле крыло птицы. Вероятно, филин стал жертвой какого-то лихого «водилы», мчавшегося на бешеной скорости на свою и чужую погибель по такой погоде среди ночи. Позабыв обо всем: неудачной охоте, непогоде, резком торможении – охотники выскочили из машины и кинулись к птице. Поймать её оказалось нелегко. Хоть и лишенный возможности улететь, четырехкилограммовый филин с когтями длиной почти с человеческий палец оказал энергичное сопротивление. Он сразу же разодрал в кровь руки Сергею и ещё двоим охотникам, пытавшимся его схватить. Наконец птицу удалось поймать, набросив на неё невесть как оказавшийся в машине мешок. - Давай в больницу! – приказал Сергей, садясь рядом с водителем и прижимая в себе мешок с неистово бьющейся добычей. В больнице появление необычного пациента вызвало переполох. Дежурный хирург долго осматривал поврежденное крыло. Лицо его становилось всё серьезнее. Странно, но всё это время филин практически не сопротивлялся. Вероятно, обессилел или был в шоке. - Травма серьёзная! – наконец изрек павловский Эскулап. – Осколочный перелом плечевой кости! – и, подумав, добавил, - Надо звать главного хирурга. Сергей решительно достал из кармана мобильный телефон. Главного хирурга, Александра Павловича (или как его звали в Павловске – Палыча), сын которого был его учеником, он знал лично. К тому же главный хирург сам был страстным охотником и большим любителем природы. И действительно, как только ситуация словами Сергея и дежурного хирурга была обрисована, Александр Павлович согласился приехать немедленно. Через полчаса, усыпленный филин лежал на операционном столе, а дежурная медсестра выстригала перья вокруг травмированного участка. Операция заняла больше двух часов. Александру Павловичу ассистировали, кроме медсестры, дежурный хирург и Сергей. Наконец, операция была закончена. Крыло выглядело вполне здоровым, но было оттопырено от туловища почти под прямым углом. Моя руки, Александр Павлович давал указания Сергею. - Отпускать его, сам видишь, сейчас нельзя. Надо будет спицы вынимать. Да и нагноение может начаться. Я хоть и продезинфицировал, но мало ли что… Пусть поживет у тебя с месяц, а если что – звони. Появление Сергея в доме с необычным гостем вызвало легкую панику у домашних. Кошка выгнула спину и, зашипев, демонстративно покинула дом. Собака, завизжав и поджавши хвост, забилась под диван. Впрочем, филин, ещё не отошедший от наркоза, слабо реагировал на окружающих. Сергей не нашел ничего лучшего, как поместить гостя в картонном ящике, разместив последний под своим письменным столом. Несколько последующих дней соседи по заданию Сергея по всей округе лихорадочно устанавливали мышеловки. В своем и соседских домах, в погребах, подвалах, на чердаках, в садах и на прилегающем пустыре было установлено не менее полусотни мышеловок-давилок. В дом к Сергею началось паломничество желающих посмотреть на необычного гостя. Особенно частыми гостями был ученики Сергея – члены кружка юных натуралистов. Филя, как назвали птицу, реагировал на столь массовое внимание к своей персоне довольно спокойно. Вероятно, сказывались шок и усталость. Ел он на первых порах удивительно мало для такой большой птицы – около одной мыши в день. Собака и кошка явно боялись незваного гостя, хотя тот на них практически не реагировал. Максимум, что он себе позволял – немного побродить по квартире. Страха перед людьми Филя не проявлял, позволяя даже сажать себя на колени. При появлении Сергея явно оживал. Посаженный на плечо, заглядывал хозяину в глаза, в уши, перебирал волосы. Оттопыренное крыло явно мешало ему, но боли, он, как будто, не чувствовал. К концу месяца Филя явно взбодрился, аппетит его улучшился, походка стала более уверенной и важной, в глазах появилось какое-то странное диковатое выражение. Он уже не подпускал к себе посторонних людей, встречая их грозным шипением и щелканьем клювом. Сергея он ещё признавал, но лишних фамильярностей с собой не позволял и на плечо уже не садился. Сергей дважды возил его в больницу на осмотр, где поврежденное место смазывали по распоряжению Александра Павловича какой-то мазью и делали укол пенициллина. По совету главного хирурга бегал в аптеку за витаминами для Фили, которые должны были укрепить его здоровье. Наконец, наступил великий день, когда Александр Павлович торжественно объявил, что кость срослась лучше, чем он сам ожидал, и спицы, похоже, можно вынуть. Но после этого Филю надо будет ещё несколько дней подержать и понаблюдать за работой крыла. Снова наркоз, и снова Сергей привозит полумертвую птицу домой. На этот раз от наркоза Филя отходил четверо суток. Сергею пришлось изрядно поволноваться, видя его вялую реакцию на окружающих и потухший взор. «Неужели не выживет, неужели всё напрасно!» - билась в голове тревожная мысль. Но на пятый вечер Филя вдруг выбрался из ящика, посидел с минуту на столе, а затем резко взлетел и сел на вершине книжного стеллажа. С грохотом посыпались книги, с жалобным звоном разбилась на мелкие осколки любимая ваза мамы Сергея. Сергей кинулся было к своему недавно ещё столь беззащитному пациенту, но тот грозно зашипел, защелкал клювом, сразу же приняв угрожающую позу. Дескать, попробуй подойди! Сергей позвонил Александру Павловичу. Тот, узнав о Филиных подвигах, сразу же заявил: - Немедленно выпускай! Пока он тебе весь дом не разнес! В одиночку сражаться с четырехкилограммовой птицей желания у Сергея не было. Он вызвал товарищей. После короткой, но упорной борьбы (результатом которой стали разодранные в кровь руки и нос одного из охотников, несколько поломанных цветов, треснувшая оконная рама и разбитый портрет Сергеева деда) разбушевавшегося пациента удалось затолкать всё в тот же мешок. Дело было к ночи. Стоял один их тех восхитительных майских вечеров, которым восхищалось не одно поколение поэтов. Из садов вытекал аромат цветущей сирени. В придорожных лесополосах заливались руладами соловьи. На прудах гремели лягушачьи «хоры». Охотники доехали до места, на котором месяц с небольшим назад подобрали Филю. Для гарантии они отъехали от дороги метров на двести. Сергей развязал мешок. Уговаривать Филю выходить было явно излишним. Выбравшись из мешка, он сделал несколько шагов, плавно взлетел и так же плавно заскользил на развернутых крыльях вдоль степной дороги. Охотники невольно залюбовались им. - Ну, будь здоров и следующий раз не попадай под машины! – напутствовал птицу Сергей. Отлетев метров на сто, Филя приземлился рядом с куртиной терна. Через секунду оттуда донесся неповторимо мощный и низкий крик: «Бу – буу!». Охотники замерли в восхищении. Филя возвещал на всю округу о своем выздоровлении и возвращении домой.
Студенческая полевая практика несет в себе неисчислимый запас литературных сюжетов. Но даже здесь случай, о котором я собираюсь рассказать, стоит особняком. В тот год мы жили в одном из районных детских оздоровительных лагерей. Студенты, как водится. все свободное время проводили на пляже. Кроме нас там практически никого не было. Детей в лагере держали в строгости и водили купаться только под бдительным надзором вожатых и физруков. Тем более мы были удивлены, когда, придя на пляж, обнаружили там группу из десятка мальчишек в возрасте на вид от десяти до тринадцати лет. Мальчишки шумно плескались, с размаху прыгали в реку головой вперед, хохотали и всячески наслаждались жизнью. На берегу стоял явно нервничающий вожатый. С его слов мы узнали, что эти дети – контингент местного интерната для детей-сирот с задержкой умственного развития. Получив такую информацию, мои студентки в свою очередь занервничали. Мобильные телефоны, до того момента свободно валявшиеся на песке были быстро спрятаны. Тем не менее, мой контингент, совершив традиционное омовение, разлегся на песке, явно собираясь, по выражению И. Ильфа и Е. Петрова, «не потерять ни одного кубического сантиметра целительной солнечной ванны». Прилег отдохнуть и я (нелегкая доля руководителя полевой практики заставляет использовать каждую подходящую минуту для отдыха). Через некоторое время мое внимание привлек разговор, доносящийся со стороны реки. По голосу я узнал Ольгу, одну из моих студенток, внешности которой позавидовали бы Софии Лорен, Одри Хэпберн и Мерилин Монро вместе взятые. Разговор шел о каких-то малозначительных вещах. Ольга в популярной форме втолковывала какому-то лопоухому интернатовцу особенности биологии брюхоногих моллюсков, держа на ладони маленькую улитку. Мальчишка слушал с явным вниманием. Минут через пять Ольга с чувством исполненного долга оставила своего слушателя и направилась купаться. Она была хорошим пловцом и вскоре скрылась за поворотом реки. «Оля! Оля!» - я аж вздрогнул от неожиданности, услышав отчаянный крик. Недавний Ольгин слушатель, явно не умеющий плавать, в сильном беспокойстве метался по берегу, вглядываясь вслед студентке и словно бы пытаясь пронзить взглядом стену прибрежного тростника. «Успокойтесь, юноша – единственное что пришло мне в голову сказать – плыву следом спасать» Я быстро догнал Ольгу, решившую немного отдохнуть на отмели за поворотом. После моего рассказа лицо девушки даже чуть порозовело очевидно от смущения и удовольствия одновременно. Вместе мы вернулись на пляж. Ольга присоединилась к продолжавшим невозмутимо загорать подругам. Через пару минут я услышал удивленное восклицание. Оглянувшись, вижу Ольгу, с удивлением и нежностью рассматривающую вложенный ей кем-то в руку скромный полевой цветок…
Такое явление как школьная научная конференция зародилось в «проклятые» 90-е годы и, можно сказать, зародилось не «благодаря чему-то», а «вопреки всему». Дело социологов разобраться, почему такое абсолютно невыгодное с экономической точки зрения явление появилось именно в те «лихие» годы и что этому способствовало… Тем не менее результат налицо. Если в советские времена в каждой уважающей себя школе должна была существовать художественная самодеятельность (как минимум, хор), то теперь для школ считается весьма престижным иметь научное общество. Может быть, всему виной моя профессиональная ограниченность, но мне до сих пор попадались лишь школьные научные общества эколого-биолого-географического направления, хотя допускаю, что есть и другие. Они просто должны быть! Не могут школьники не интересоваться литературой, историей, даже химией и физикой. Что бы там мне не твердили: «Молодежь ничем не интересуется!» Нет, господа, ещё так интересуется, как вам и не снилось! Хороший учитель всегда этот интерес подметит и попытается придать ему нужное направление, поощрить! Дело в конце концов не в том, станет ли школяр в будущем великим ученым, а хотя бы в том, чтобы он хоть на какое-то время отвлекся о бесцельного шатания по улицам, компьютерных игр, сигарет и пива (думаю, все эти четыре вещи друг друга стоят). Итак, вступление закончено… Надеюсь, теперь никто не станет спорить со мной по вопросу: надо ли школьников привлекать к научной работе? Ответ, я думаю, не вызывает сомнений. Вот уже более десяти лет автор принимает участие в проведении школьных экологических конференций: где-то в качестве руководителя или консультанта научных работ, где-то в качестве члена жюри или оргкомитета. Конференции эти бывают самого различного уровня: школьные, районные, городские, областные, общероссийские. Приходилось бывать и на знаменитой международной «BIOS»-Олимпиаде в Санкт-Петербурге. За это время накопились кое-какие наблюдения, нуждающиеся в осмыслении и обобщении. Мне хорошо запомнились первые школьные экологические конференции, проводящиеся в конце 90-х. Очевидно, учителя не совсем понимали, о чем идет речь, или упорно не замечали слово «научная», черным по белому выведенное в информационном письме. В результате программы конференций были заполнены … стихами, песнями и танцами, которые учителя и участники добросовестно готовили и … были искренне возмущены и недоумевали, когда их творение оценивалось весьма низким количеством баллов. Да что там школьники! Автору пришлось присутствовать на одной вузовской географической конференции, на которой директор школы полтора часа (!) вдохновенно рассказывал, как они с учениками вырыли и освятили купель!!! И никто его не остановил и не одернул!!! Создание купелей для верующих – дело, может быть, и полезное, но при чем тут географическая конференция? Некоторые участники (а также их руководители) почему то считали, что достаточно прочитать несколько страниц из умной книжки (всю книжку читать не надо, а то мозги не выдержат), изложить их содержание, и призовое место у них в кармане. Нам стоило немалого труда разубедить их в этом. Но уже тогда в нашем городе были те, кто поднял школьную экологическую науку на должную высоту. Я хочу облегчить жизнь краеведам будущего и назвать их имена: Алексей Фомич Заводченков и Владимир Петрович Паршиков. Первый создал экологический клуб «Воронежский меридиан» при Центре творчества детей и юношества Ленинского района, второй организовал центр «Экология» при станции юных натуралистов Коминтерновского района. Запомните эти имена и поклонитесь их памяти! Эти люди создали школьную экологическую науку в Воронеже. Я хорошо помню выступления их учеников. Тогда ещё редкостью были компьютеры, а о мульти-медиа-презентациях к докладам даже и не слыхали. Плакаты писались цветными фламастерами или маркерами, на них наклеивались фотографии. Но сами работы сделали бы честь иному соискателю ученой степени. У меня сохранились программы первых конференций. Вот названия некоторых работ: «Эколого-флористический анализ растительности заповедника «Галичья гора»», «Структура популяций жужелиц Хоперского заповедника», «Асимметрия окраски как показатель среды обитания лягушки озерной», «Динамика состояния озонового слоя над Воронежской областью», «Социально-экологичексий анализ отношений Хоперского заповедника с населением окрестных сел». Мне запомнились вдохновенные лица выступающих, удивительно грамотная речь, свободное владение научной терминологией. Создавалось впечатление, что перед тобой выступают не школьники, а как минимум аспиранты и не первого года обучения. Многих учеников Алексея Фомича и Владимира Петровича автор знает лично. Они достойно окончили вузы и продолжают работать по раз выбранной специальности, продолжая дело своих учителей. Не люблю пафоса, но в данном случае иначе и не скажешь! Есть ведь люди в наше время, интересующееся чем-то ещё, кроме зарабатывания презренного металла! Шло время. Экологические конференции испытывали подъемы и спады. Количество участников постоянно колебалось. Пал жертвой административного произвола «Воронежский меридиан». Но его дело даром не пропало! Именно выпускники «Меридиана» заняли лидирующие позиции в школьной экологической науке Воронежа. Сейчас ведущие позиции здесь занимают центр «Созвездие» и Дворец творчества детей и молодежи. Да хранит их судьба от административной «заботы»! В области определились ещё такие центры школьной экологической науки как Новохоперская станция юных натуралистов и Павловская средняя школа № 2. Работы, выполненные ими всегда отличались большими объемами собственноручно собранного материала, научной новизной и актуальностью исследований. Новые тенденции в школьной экологической науке не оказались незамеченными. Постепенно члены научных обществ разных школ и учреждений дополнительного образования стали ориентироваться на сбор собственного материала. От танцев и песен в итоге совсем отказались, работы реферативного типа стали крайне редки. Пожалуй, здесь стоит отметить даже некоторую крайность. Руководители, уразумев, что работы, сделанные на основе собственноручно собранного материала, ценятся выше, бросились собирать этот материал. При этом не учитывались ни необходимый объем, ни характер материала! Похоже, сейчас считается, что достаточно взять одну пробу воды в водопроводе или в ближайшем пруде, измерить диаметры десятка деревьев на ближайшей улице и … все. Работа готова! Слов нет, такой подход, конечно, вызывает большие симпатии, чем переписывание умных книг и статей. Если на этом не остановятся, то перспективы выстраиваются вполне радужные. Именно за счет таких вот «точечных» анализов поднялся уровень работ Калачеевского, Бобровского, Петропавловского районов, а также ряда воронежских школ. Во время проведения школьных научных конференций мы столкнулись ещё с одной проблемой. На конференции стали появляться представители школьных лесничеств и опытных школьных полеводческих бригад. Ребята вдохновенно рассказывали о том, какой урожай овощей ими был выращен, каковы различия в урожайности различных сортов, сколько ими было высажено лесных культур, сколько огорожено муравейников. Работа, бесспорно, нужная, но … науки там абсолютно нет! Сравнивать подобные отчеты с научными работами просто невозможно! Возникает вопрос о том, чтобы для лесничеств и школьных опытных бригад (а их в области, не смотря на все старания наших чиновников, довольно много) проводить отдельные слеты и конференции. К сожалению, подобных мероприятий за 14 лет было проведено всего два. А такую работу надо бы поддержать! Хочется отметить всё большее сращивание между научными экологическими и краеведческими конференциями. Иногда на экологических конференциях выделяют даже специальную секцию для заслушивания краеведческих работ. Подобные вещи можно только приветствовать! На стыке биологии, географии, экологии, истории и краеведения нередко получаются весьма интересные результаты! В настоящее время наблюдается очередной подъем школьной экологической науки. Увеличивается число участников, расширяется тематика докладов. Со своей стороны вузы и научные учреждения будут эту науку всячески поддерживать. Только бы не вмешались чиновники с очередными «реформами»!
...Давно не припомню такого тумана. Мягкая предрассветная дымка вдруг стала сгущаться и будто молоком окутала всю пойму Дона. За десять шагов уже ничего не видно. Влага пропитала одежду, несмотря на брезентовую штормовку, проникла в сапоги, холодной дрожью охватив всё тело. Деревья маячат в тумане, как колонны волшебного призрачного храма. Слева бело, справа бело, наверху бело. Да уж какая тут охота!!! Пролетающих над головой уток узнаю лишь по свисту крыльев. Но стрелять не решаюсь. По тому, как туман сменил цвет с молочно-белого на чуть золотистый определяю, что взошло солнце. Туман вроде как поредел. Пойду-ка лучше на дальний конец озера. Там с высокого берега открывается вид на широкое блюдце чистой воды. Хорошо видна вся птица, сидящая на воде. Можно будет заранее наметить себе добычу, а потом, используя прибрежные заросли, подобраться к ней. Да и на возвышенном месте туман рассеется быстрее и можно будет хоть немного обсохнуть. Да, вот уже в тумане появились разрывы... Внезапный шорох заставил меня оглянуться. От неожиданности я даже вздрогнул. В просвете появилась высокая длинноволосая фигура в ковбойке с засученными рукавами и старых потертых джинсах. Девушка была явно не похожа на местных "дывчат". И дело даже не в одежде... Меня поразило её лицо. Оно было не то, чтобы красиво, но этот правильный овал, четкие брови, нос картошкой, заметно выдающиеся скулы отражали какое-то непередаваемое чувство внутреннего достоинства и благородства, которое стало сейчас такой редкостью, что людей, им обладающих впору заносить в Красную книгу. Девушка шла босиком (И это в такую погоду)... На её свободно спадающих волосах застыли капельки влаги, заискрившиеся в первых лучах пробившегося сквозь туман солнца. Рядом с ней трусила крупная черная дворняга, смерившая меня выразительным взглядом своих умных глаз. "Кто она? Откуда?" - не переставая, думал я уже после того, как девушка небрежным кивком ответив на моё приветствие (при этом моя рука невольно потянулась к засаленной охотничьей фуражке), скрылась в тумане. Ведь до ближайшей деревни не меньше шести километров, если по дороге. Переправиться же с другого берега Дона (как это сделал я) она не могла. Да и другие детали: босые ноги, закатанные рукава не вязались ни с погодой, ни с окружающей обстановкой. Все эти мысли не оставляли меня даже тогда, когда туман рассеялся, и я возвращался к своей лодке по залитому сверкающей на солнце росой и усыпанному осенней паутиной лугу, волоча в ягдташе двух сдуру угодивших под мои выстрелы лысух. Я был настолько погружен мыслями о внезапной встрече, что даже не пошевелился, когда из-под ног с шумом вылетел выводок куропаток, чем вызвал укоризненный взгляд своей собаки. ...Несколько дней спустя в пасмурный, но довольно теплый день последней декады сентября я плыл на своей плоскодонке по донской старице, высматривая уток. Охота в этот раз выдалась удачной. У самого входа в стародонье мне удалось подстрелить ещё не успевшего вылинять селезня. Окрыленный удачей, и пустив лодку по течению, я замер, ожидая характерного "вих-вих-вих" - шума крыльев летящей кряквы. Моё внимание привлекло какое-то движение на самой вершине почти отвесной песчаной косы. Секунду спустя я узнал свою незнакомку, решительным шагом спускавшуюся к воде. Она была в купальном костюме, через плечо с каким-то небрежным изяществом перекинуто голубое полотенце. Повесив полотенце на прибрежной иве, девушка бросилась в воду. Именно бросилась безо всяких проб на температуру головой вперед, довольно долго пробыла под водой, а затем, вынырнув посреди русла, стремительно поплыла баттерфляем поперек течения. Было видно, что она мастерица в этом деле. "Не меньше, чем первый разряд" - подумалось мне... Нда, она точно не из местных... Здешних жителей и летом-то купающимися в реке трудно увидеть, а после Ильина дня их в воду и калачом не заманишь. Так уж тут заведено... Не пойму, почему? Познакомились мы только через две недели, когда садились в один автобус, уходивший в город. На ней был тот же костюм, что и в первую нашу встречу на берегу степного озера, только поверх ковбойки была наброшена розовая куртка-болонья и ноги были обуты в легкие кеды. Наши места "случайно" оказались рядом. Выяснилось, что зовут её Алёна ("Олеся" - невольно подумал я), она - студентка пединститута, её отец - генерал, недавно переведенный в Воронеж из одной из бывших стран социалистического содружества, а здесь она на каникулах, отдыхала у родственников. Алёна действительно имеет первый разряд по плаванию (это я угадал), но закаливанием специально не занималась. "Это как-то само собой получилось - с улыбкой рассказывала Алёна - Мы жили на берегу Дуная, и папа заставлял нас рано вставать и сразу бежать купаться. Так вот и привыкла". Последний раз мы увиделись уже на одной из центральных улиц города. Алёна дружески поздоровалась, но задерживаться не стала.. Мимо меня, громко разговаривая, провалила ватага разодетых как попугаи девушек и парней. Они остановились возле стоявшего у бровки тротуара "Мерседеса". До меня донесся явственный запах спиртного... Я посмотрел вслед Алене и подумал, что ей, наверно, все равно во что одеваться: в бальное платье или засаленную штормовку, ехать ли в "Мерседесе" или в "Запорожце"... Она все равно будет смотреться, как королева... И в этом меня никто не разубедит!
И вновь нет нам покоя. Вместо того, чтобы спокойно сидеть в аудиториях, объясняя студентам разницу в строении цветка у представителей семейств розоцветных и сложноцветных или в строении ротового аппарата отрядов двукрылых и перепончатокрылых, группа преподавателей естественно-географического факультета, встав спозаранку, уже катит в автобусе, отсчитывая километры трассы Воронеж - Ростов. С нами едут пятьдесят студентов-биологов первого курса. Наша цель на этот раз - знаменитые белогорские пещеры, превращенные монахами-отшельниками в монастырь. Много таинственных легенд связано с белогорскими пещерами. Например, мне доводилось слышать, что время их возникновения приходится на период татаро-монгольского ига, когда страдающие от религиозного притеснения монахи, уходили в безлюдные места, дабы сохранить православную веру. Другие легенды повествуют о том, что пещеры были вырыты монахами-старообрядцами, спасающимися от преследований во времена патриарха Никона. Автобус поглощает километр за километром. Ночью прошел дождь, и зеленая трава на склонах возле дороги на глазах становится изумительного блестяще-изумрудного цвета. Над зеленым ковром покачиваются ярко-желтые корзинки козлобородника, розовеют нежные цветки скабиозы и короставника. Картину дополняют величественно парящие над зелеными равнинами птицы. У реки Икорец наше внимание привлекли два почти белых легкокрылых силуэта, летящих всего в каком-то метре над землей. Это приступили к охоте полевые луни - одни из самых наших красивых хищников. На вершинах придорожных столбов видны силуэты застывших неподвижно, словно часовые, сарычей. А на реке Битюг нас встречала разодетая, словно невеста, в белоснежный наряд, белая цапля. Автобус преодолевает небольшой подъем и нашим глазам открывается широкая долина реки Осереди с бескрайними лугами. А на противоположном берегу в дымке видны очертания Павловска - конечного пункта нашего путешествия. Уже на улицах Павловска наш автобус внезапно тормозит. С недоумением выглядываем в окна. Нашему взгляду предстает довольно необычная картина. Прямо посреди улицы движется внушительная толпа народа, возглавляемая священниками в парадном облачении. Над толпой развеваются хоругви. Бросаются в глаза несколько мужчин, облаченных в казачью форму. Толпа поет гимны и периодически истово крестится. Нам пришлось подождать добрую четверть часа, прежде чем движение открылось. Прохожие на вопрос о причинах увиденного лишь пожимают плечами. Для пасхального крестного хода вроде не время, престольных праздников на эти дни также не ожидается. Наиболее достоверной версией представляется начало ярмарки, также по традиции освящаемое крестным ходом. Удовлетворившись данной версией за неимением лучшей, мы продолжаем наш путь. Автобус окончательно останавливается возле пристани на берегу Дона. Нас уже ждет стоящий под парами катер с романтическим названием "Ласточка". Команда из шустрых удальцов - учащихся павловской станции юных техников бойко поднимается на борт по довольно шатким сходням. Наступает и наш черед. Загрузить на борт пятьдесят человек - задача сама по себе хлопотная, но когда эти пятьдесят человек - семнадцати-, восемнадцатилетние девушки, то этот процесс превращается в сущий цирк. Студентки визжат, хохочут, роняют вещи, сами норовят свалиться со сходен. Если бы не помощь команды, проявившей истинное джентльменство, мы бы провозились не меньше часа. Наконец, посадка закончена. Звучит команда "Отдать концы!", за кормой вспенивается донская вода, и судно, орудуя винтами, выплывает на середину реки. Здесь наш дредноут на несколько секунд замирает, борясь со стремительным течением. Следует команда "Полный вперед!", и катер, набирая скорость, плавно скользит вверх по течению. За бортом открывается картина, достойная того, чтобы уделить ей несколько строк. Русло Дона шириной около ста метров проходит через узкую долину шириной не более полукилометра. Правый берег высокий (местами высотой около девяноста метров), сильно расчлененный оврагами. Левый берег пологий, поросший густым лесом. Берега Дона выглядят пустынными, но такое впечатление обманчиво. Вот с песчаной отмели по левому борту донесся пронзительный тонкий крик кулика - зуйка. Сверкнув бирюзовым оперением, низко над водой пронесся зимородок. Цапля беззвучной тенью опустилась на берег и, словно не узнавая собственное отражение, уставилась своим желтым глазом в водное зеркало. Яркой красно-белой бабочкой перелетел Дон хохлатый красавец удод. За входом в Стародонье начинаются эффектные меловые обнажения. Поросшие лесом у подножия они своими сверкающими белыми вершинами создают впечатление, будто находишься не в Центральном Черноземье, а где-нибудь на Большом Кавказе или в Горном Крыму. За очередным поворотом открывается вид на живописно расположенный в долине Дона хутор Кирпичи. Наш катер дает сигнал и, замедлив ход, начинает медленно поворачиваться к берегу. На берегу у самого причала видны палатки и старенький видавший виды "УАЗ"ик. Вероятно какие-нибудь приезжие рыбаки стали лагерем в надежде испытать рыбацкое счастье. Процесс выгрузки оказался ещё более хлопотным, чем погрузка. После того, как все студенты и преподаватели покинули катер, выяснилось, что на борту осталось несколько бесхозных сумок и сачков. Потребовались неоднократные напоминания, прежде чем брошенный инвентарь вновь обрел своих хозяев. "Ильин. Профессор" - донесся четкий голос прямо над ухом. Поворачиваюсь и вижу перед собой высокого мужчину в очках и штормовке, чей внешний вид и манера держаться безошибочно указывают на сотрудника высшей школы. Машинально пожимаю протянутую руку и, ещё не придя в себя, здороваюсь со спутниками профессора. Все они назвались сотрудниками кафедры зоологии и экологии Пензенского педагогического университета. Если бы из прибрежных зарослей вышло стадо слонов, которые, раскачивая хоботами, сплясали в нашу честь ламбаду, мы бы меньше удивились. Встретиться с коллегами в полевых условиях на обширных просторах Восточно-Европейской равнины потрудней, чем двум муравьям найти друг друга на футбольном поле. Из разговоров с зоологами становится ясно, что колесят они по нашим просторам уже около двух недель. Их главные объекты - летучие мыши и суслики. Пензенские коллеги нас подробно расспрашивали обо всём, что мы знаем об этих представителях фауны. Дав им необходимые консультации, продолжаем путь. Нам предстоит довольно долгий и утомительный подъем. Но, преодолев около половины, считаем себя вполне вознагражденными открывшимся видом. В ложбине между холмами на правом берегу Дона живописно раскинулось село Белогорье. Светлые домики на фоне ярко-зеленых склонов смотрятся словно кусочки сахара, рассыпанные по поверхности изумрудной глазури. А на левом берегу в дымке виден утопающий в зелени окрестных лесов Павловск. Издали купола старинных зданий центра города и новостройки современных микрорайонов кажутся игрушечными. На вершине горы подходим к святому колодцу. Экскурсовод начинает свой рассказ, попутно указывая студентам на соблюдение необходимых правил поведения в храме. При этом он как бы невзначай указывает на таинственный колодец, расположенный поблизости и достигающий глубины шестидесяти метров. Подход к колодцу перекрыт какими-то ржавыми металлическими листами и гнилыми бревнами. Слышу рядом шепот. До меня явно доносятся слова "веревка", "лебедка", "подумаешь - шестьдесят метров". Поймав мой свирепый взгляд, студенты умолкают. По извилистой тропинке спускаемся ко входу с пещеры. Над входом висят ксерокопии портретов основателей монастыря. Экскурсовод рассказывает, что основание первых меловых монастырей пришлось на первую половину XVII века, т.е. совпало с периодом освоения территории Дикого поля. В то время окраины Руси сильно страдали от набегов. Таким образом, меловые монастыри выполняли не только религиозную, но военно-оборонительную функцию. При необходимости в них укрывалось всё население окрестных деревень. Ясно, что подобного сооружения в открытую построить было невозможно. По просьбе студентов фотографируемся на фоне входа и по приглашению экскурсовода входим внутрь. Первое ощущение, когда попадаешь в меловые пещеры: твое тело охватывает прохлада в сочетании с приятной сухостью воздуха. Мы проходим прямо, затем сворачиваем налево и оказываемся в узкой галерее, предназначенной для крестного хода. Немного поплутав, выходим в относительно освещенное просторное помещение. Экскурсовод объясняет, что именно здесь и находился главный вход в монастырь, заваленный в эпоху "исторического материализма". От главного входа мы проходим в молельный зал. Зал освещен светом факелов, создающим неповторимую атмосферу. Кажется, мы перенеслись из двадцать первого века на многие века назад во времена первых христиан. Огонь привезен сюда специально из Иерусалима. На нас смотрят потускневшие лики со старинных икон. Невольно задерживаю на них свой взгляд. Профиль Христа в терновом венце, выполненный тревожной оранжево-кровавой краской. Какое лицо! На других иконах - Троица, Божья матерь и везде удивительно одухотворенные лица. Да, перед нами настоящие произведения искусства! Они не имеют ничего общего с тем ширпотребом, который сейчас продается на всех углах. Похоже, свет факелов и вид икон производит впечатление и на студентов. Оживленный шепот стих, кто-то даже перекрестился. Выходя из зала, натыкаемся в темноте на оживленную группу явно нетрезвых молодых людей. Как они попали сюда по извилистым темным коридорам? Парни шумят, отпускают сальные шуточки, перекликаются. То и дело слышно "Леха, ты где?", "Ах, б... , ногу подвернул!", "Да заткнись ты!". Внезапно шум обрывается. По звукам догадываюсь, что парни попали в молельный зал и увидели осененные священным огнем помутневшие лики. Чуть обернувшись, краем глаза замечаю, как молодые люди вытянулись почти навытяжку, кто-то из них начал мелко креститься. Видно, что свет факелов и вид икон произвел на них впечатление. Замечаю, как воздух становится всё холоднее. Студенты также проявляют беспокойство. Одеты то все по-летнему. Экскурсовод неторопливо объявляет, что мы опустились ниже уровня Дона в так называемый "холодильник". Температура воздуха здесь круглый год постоянна и равна + 7 С. Подобная цифра повергает студентов в шоковое состояние. Сразу несколько человек громогласно требуют, чтобы мы немедленно поднялись выше. Что мы с удовольствием и делаем. Наконец выбираемся наружу, зажмурившись от непривычно яркого света. Эге, да тут явно теплее, чем в подземелье! В такие моменты начинаешь осознавать, как приятно находиться на свежем воздухе при белом свете. Попрощавшись с пензенскими зоологами, быстро грузимся на катер. Капитан торопит. С низу по течению идет баржа, волны от которой могут запросто залить наше утлое суденышко. Обратный путь вниз по течению заканчивается быстрее. И вот мы уже у причала по соседству с местным яхт-клубом. Рядом с нами покачивается на волнах сильно "навороченный" катер, принадлежащий какому-то местному "авторитету". Приглядевшись, обнаруживаем, что сей дредноут сделан из двух ванн, а сверкающая кабина, так эффектно смотрящаяся издали, представляет собой несколько скрепленных оконных стекол. Подивившись искусству и фантазии павловских судостроителей, направляемся к автобусу. Студенты, явно уставшие от избытка впечатлений, едва присев, начинают сладко дремать. А наша работа ещё не закончена! Наш путь теперь лежит в село Воронцовку, где нас ожидают юные талантливые орнитологи. Дорога на Воронцовку лежит вдоль русла реки Осереди. Вдоль Осереди сразу за Павловском тянутся бесконечные луга, над которыми величественно парят луни, коршуны и канюки. Через открытое окно машины слышны крики коростелей и "бой" перепелов. Юные дарования уже ожидают нас с нетерпением. Впопыхах поздоровавшись, они начинают наперебой рассказывать нам об обнаруженных ими гнездах аиста и серой цапли. Быстро посовещавшись, сажаем наших помощников в машину и устремляемся в село Михайловку, где, по поступившим данным, загнездился белый аист. Для непосвященных замечу, что по Центральному Черноземью проходит восточная граница распространения аистов в Европе. Поэтому эту птицу, облик которой известен многим, в наших краях удается видеть редко. В Воронежской области гнезда аистов единичны, а уже чуть западнее - в Курской области - эти птицы гнездятся почти повсеместно. Популярность аистов объясняется прежде всего его доверчивостью и стремлением держаться поближе к человеку. Крупные размеры и колоритный облик делают эту птицу самой привлекательной из наших ближайших соседей. К сожалению, традиции привлечения аистов, столь характерные для Белоруссии и Украины, в нашей области ещё не сформировались. Может быть это и задерживает расселение аистов в наших краях? Образ аиста, как персонажа литературных произведений, использовали такие великие писатели-сказочники, как Г.-Х. Андерсен, В. Гауф, братья Гримм, Д. Биссет. При этом как правило аист является положительным героем, но обязательно себе на уме. Добравшись до места, вылезаем из машины, чтобы дальше идти пешком. Пробравшись через вековую российскую грязь между двумя полуразвалившимися строениями ферм, оказываемся перед проржавевшей водонапорной башней. На её вершине, словно шляпка какого-то диковинного гриба, построено огромное гнездо, в котором сидит также далеко заметная птица. В лучах заката оперение птицы приобретает какой-то странный металлический блеск, а сама аистиха (это была самка) выглядит, словно африканская статуэтка. Сам хозяин гнезда сидел поблизости на телеграфном столбе (телеграфные провода на котором были сняты несколько лет назад охотниками за цветным металлом). При нашем приближении обе птицы даже не удостоили нас взглядом. Было видно, что в этом селе они привыкли доверять людям. Дай Бог, чтобы подобное отношение к ним сохранилось подольше! Солнце уже существенно клонится к западу, но юннаты нас не отпускают, настаивая, чтобы мы обязательно посмотрели обнаруженную ими колонию серых цапель. Ещё полчаса езды, и мы оказываемся в самом глухом уголке района. Асфальт заканчивается и машину довольно чувствительно начинает подбрасывать на ухабах степной дороги. Дорога идет под уклон. В одном месте нам приходится выйти из машины, чтобы водитель мог аккуратно провести облегченную машину через весьма коварное место, представляющее собой поросшие осокой кочки, между которыми предательски хлюпала болотная вода. Наконец мы приблизились к краю болота. Дальше ехать нельзя. Мы выходим из машины и шагаем дальше, едва поспевая за юными натуралистами. На расстоянии примерно двухсот метров среди болота видна группа ольх. Даже издали слышен исходящий от них гвалт. Подойдя поближе обнаруживаем хорошо заметные гнезда, напоминающие бараньи шапки. Гнезд порядка пятидесяти. В каждом видно два - четыре птенца. В одних гнездах птенцы ещё совсем маленькие, размером чуть больше цыпленка, другие уже почти взрослые и практически полностью оперившиеся. Тут же юннаты показали нам гнездо коршуна. Хищник устроил своё гнездо прямо в центре колонии и явно не страдал от царящего вокруг шума. Не исключено, что он тайно похищал птенцов у ничего не подозревающих соседей и, наверно, уже обездолил не одну семью. Взрослые цапли периодически подлетают к гнездам, вызывая среди птенцов настоящий ажиотаж. Они подпрыгивают, норовя выхватить первыми из клюва родителей принесенную добычу. Родителям стоит немало усилий увернуться от острых, словно кинжалы, клювов своих отпрысков. Но даже овладев добычей, птенец ещё не может быть уверен в том, что полакомится ею. Его братья и сестры отчаянно пытаются урвать свою долю и, как правило, им это удается. Разорвав лягушку на несколько частей, каждый птенец проглатывает свою долю и тут же застывают в выжидательной позе, в которой чувствует что-то зловещее. Этакие нескладные химеры с картин Босха. Земля под гнездами сплошь усеяна слоем из лягушачьих и рыбьих костей. Встречаются и шкурки полевых мышей и полевок. При заходящем солнце подлетающие к гнездам птицы вызывают живые ассоциации с голливудскими фильмами о Дракуле. Но... глаз не оторвешь! Есть в этом кипящем жизнью месте что-то завораживающие. Ведь некрасивых созданий в природе не бывает! Пока мы любуемся цаплями, юннаты о чем-то тревожно переговариваются. Оказывается, цапли вызвали недовольство у владельцев расположенного неподалеку рыборазводного пруда. От них незамедлительно последовали угрозы "разобраться" с "этими гнусными тварями", похищающими рыбу. Юннаты обратились к районной администрации с просьбой защитить птиц. Там обещали помочь, объявив колонию памятником природы. Необходимые для этого документы школьники уже собрали. Если не поможет, то они хотели написать письмо губернатору и просили нас о содействии. Мы, конечно же, обещали помочь, чем можем. Уходя, мы никак не могли оторвать взгляд от птичьей колонии. Над стеной тростника показался знаменующий начало вечерней зари острокрылый силуэт выпи. В тростниках послышался крик камышницы. Редко когда в наших краях встретить столь насыщенное жизнью место! И ещё подумалось, если среди школьников ещё есть такие, что готовы пожертвовать время и силы ради спасения каких-то птиц, то для нашей страны ещё не всё потеряно.
Ярким июньским утром мы вдвоем двигались вдоль цепочки Малышевских озер, что опоясывают юго-западную окраину города. Нашей целью было определить приблизительное количество и численность выводков птиц, называемых в совокупности водно-болотной дичью. Сюда входят утки, лысухи, кулики, цапли и пр., т. е. обитатели различных водоемов от заросших тростником болот до больших рек. Экскурсия наша уже подходила к концу. Результатами её были довольно подробные данные о количестве и численности выводков лысух, кроме того нами были найдены четыре колонии черных и белокрылых крачек. Залюбовавшись пролетающей над Доном стаей чибисов, мы вдруг услышали донесшийся будто из-под земли голос: - Вы чё, мужики? Какие проблемы? Канайте отседова! Мы с моим товарищем недоуменно переглянулись. Источник крика мы обнаружили не сразу. Только несколько секунд спустя мы заметили двух молодых людей, поднимавшихся к нам из-под крутого берега. Их физиономии и покрытые татуировками тела не оставляли сомнений, что оба недавно прибыли из мест, не столь отдаленных. Внизу слышался умоляющий женский голос и плач ребенка. Вид явно нетрезвых мужиков, ещё не оставивших зэковских привычек внушал опасения. Один из них вел себя наиболее агрессивно. - Вам чё, мужики, неясно сказано. Давайте быстро отсюда. - Ты чего тут раскомандовался? Ты кто такой? - негромко, но твердо произнес Дима, мой попутчик. Его спокойный тон, очевидно, произвел впечатление и поубавил парням прыти. - Давно ли откинулся? - произнес я, заметив татуировку на предплечье субъекта. - видать, ещё захотелось? - Тебя е...т? - последовал риторический ответ. Второй парень, обладатель татуировки на плече в виде разинувшего пасть тигра, повел себя более рассудительно. - Мужики, ну, зачем нам базар? Не нужен на вам, ни нам! Чё вы тут с камерой ходите, да людей снимаете? - С какой камерой? Где ты видишь камеру? - мой товарищ резко повернулся. - А это что? - парень с татуировкой в виде тигра показал на Димин бинокль. - На, посмотри - рискнул Дима, протягивая бинокль. - Ничего не вижу - произнес тигроноситель, повертев бинокль, чем напомнил мне известную героиню И. Крылова. - Да окуляры покрути. - Ух, ты! Вот это п....ц! - последовало восхищенная реплика. - Вот это ............... - далее последовала тирада, которую я не рискну здесь привести. - Ты нас не за тех принял - сказал я, предлагая сигарету нашему новому знакомому. - А х... вас знает! Может, вы ре-пон-денты какие? - произнес парень, как бы извиняясь. Слово "респонденты" далось ему с явным трудом. Отношение к нам в момент переменилось. Первый парень, обидевшись на меня, вообще вернулся вниз, где, судя по голосам, выместил зло на жене. Это не мешало ему несколько раз проехаться по моему адресу, но уже без прежнего азарта. Наверху тем временем происходило следующее. Обладатель тигриной татуировки протянул нам руку и коротко представился: - Олег. Затем попросил мой бинокль и битых полчаса вглядывался поочередно в разные бинокли, сопровождая каждый новый открывшийся вид восхищенными возгласами. Потом, недолго помолчав, задумчиво произнес: - Нет, с одного выстрела не попаду. Может быть, с двух. - Нет, картечью не добьешь. Лучше пулей. Далее последовала, перемежаемая цветистыми выражениями, речь, явно выдававшая в нем знатока оружия. - И много стрелял? - поинтересовался я. - Много. Только не в уток. - И не в зверей - догадался я - Где служил? - Если бы служил - в голосе Олега почувствовалась тоска. Из произнесенного я сделал вывод, что помимо зэковского, у нашего нового знакомого имеется ещё и опыт "горячих точек". Расстались мы почти друзьями. Олег проводил нас до опушки леса, просил не обижаться на его "дружбана" и обещал лично с ним разобраться. Звал в гости, говоря: "Меня вся Чижовка знает! Кого хошь спроси, всяк скажет, где Олег живет". Адреса, однако, не оставил. Мы распрощались, пожелали нашему новому знакомому приятного отдыха и поплелись к автобусной остановке.
На мой взгляд, лучший транспорт в мире - велосипед. И в этом меня ничто не разубедит. Ну разве сравнить его с автомобилем, который мало того, что жрет бензин и загрязняет выхлопами атмосферу, но ещё и лишает возможности тихо и незаметно забраться в самые глухие уголки леса и пообщаться с его обитателями. Будь моя воля, я бы всю жизнь проездил только на велосипеде. Велосипед годится и для учетов птиц на открытой местности - в полях, на лугах, в степях. Возвращаясь как-то с таких учетов по лесной дороге, я усердно крутил педали, радуясь свету, солнцу, чистому, пропитанному запахом смолы воздуху. В кустах раздавался щебет синичьих выводков, где-то плакала пеночка-теньковка, перед вечерней зарей пробовал голос певчий дрозд. Ноздри щекотал приятный запах цветущей липы. Впереди мне предстоял длинный стремительный спуск, а в конце его - довольно крутой поворот и далее подъем, который я рассчитывал проскочить с ходу. Но, когда я миновал поворот, события вдруг круто сместились в сторону детективного жанра. Сразу не меньше десяти молодых людей вдруг кинулись наперерез моему набравшему скорость велосипеду, и ещё столько же устремились ко мне с флангов и с тыла. Не успел я опомниться, как был схвачен за руки. Несколько человек прочно вцепилось в руль и в колеса велосипеда. "Террористы! Похитители людей! Грабители! Лесные братья!" - молниями сверкали в голове мысли, рисуя картины одна мрачнее другой. Вдруг позади строя моих похитителей возник не менее живописный строй нарядных девушек. Они приветствовали мое пленение радостными криками. Одна из них подошла ко мне вплотную и тоном, не терпящим возражений, произнесла: "Двести грамм за здоровье молодых!". Только тут я ощутил исходящий от моих похитителей явственный запах спиртного, да и девушка была не кристально трезвой. Только теперь я понял, что в лесу, согласно хорошей местной традиции, гуляет свадьба, в поле зрения которой я и имел неосторожность попасть. Подобные свадьбы стали проклятием для работников лесной охраны, так как оставляли после себя груды разбитых бутылок, кучи мусора, непотушенные костры, уже неоднократно приводившие к лесным пожарам. Мои попытки отговориться тем, что я, дескать, на службе привели к тому, что велосипед из-под меня бесцеремонно выдернули, а самого повлекли к накрытому посреди небольшой поляны столу, за которым с видом инквизитора стоял (стоял, правда, громко сказано) пожилой мужчина с лицом цвета вареного рака. Вероятно, это был отец кого-то из счастливых новобрачных. Кругом толпились нарядные гости, а некоторые уже мирно отдыхали в тени ближайших кустов. Залихватски играла гармошка. Молодых, правда, нигде не было видно. Мне налили с полстакана опалесцирующей жидкости, по запаху сильно напоминающую свекольный самогон и потребовали, чтобы я её залпом выпил. - Молодых-то хоть покажите - кисло произнес я, решив, что надо хоть видеть, за чье здоровье пьешь. С молодыми вышла заминка. Невесту вообще не нашли. Минут через пять ко мне подвели едва державшегося на ногах и что-то бубнившего себе под нос парня со слипавшимися глазами. Это, как мне объяснили, и был счастливый новобрачный. Как только опалесцирующая жидкость переместилась из стакана в мой желудок, какой-то юноша, как вышколенный стюард, поднес мне закуску - кусок маринованного огурца, от которого почему-то немилосердно воняло бензином. Как только я выпил, интерес ко мне тут же был потерян, и я беспрепятственно добрался до своего велосипеда, сиротливо валявшегося в придорожных кустах. Вздохнув, я поднял своего стального коня и медленно побрел вверх по склону. У меня появилось такое ощущение, будто с самогоном в меня вошло что-то тяжелое и нестерпимо скучное, что вытеснило легкость, свет и радость яркого солнечного дня. Я поднял велосипед и пешком побрел к выходу из леса.
Приходилось ли вам испытывать чувство настоящего животного ужаса? Если затрудняетесь ответить на этот вопрос, значит не приходилось. Это чувство запоминается на всю жизнь и его ни с каким другим не спутаешь. Мне пришлось его испытать всего один раз в жизни. Случилось это в предуральской тайге на берегах реки с колоритным названием Сылва. Наш лагерь располагался примерно в двух километрах от полустанка на большой поляне, раскинувшейся посреди бескрайней тайги. Приходилось периодически проделывать этот короткий путь, когда надо было ехать за продуктами в ближайший город Кунгур. Как-то сойдя уже в сумерках с электрички и небрежно перекинув набитый буханками хлеба, кульками с сахаром-песком и банками с тушенкой рюкзак через одно плечо, я бодро зашагал по тропинке. Мне приходилось бывать ночью в самых глухих участках леса, наблюдая за его ночными обитателями, и я был абсолютно уверен, что ничего неожиданного даже в самом мрачном лесу со мной произойти не может. Но едва я сделал несколько шагов под сомкнутым пологом из елей и пихт, как в нескольких метрах впереди раздался протяжный тяжелый вздох. Этот звук ещё не дошел до моего сознания, как он повторился уже ближе и громче, и буквально передо мной из земли стало вырастать белое пятно, приближаясь и увеличиваясь в размерах. В этот момент я понял, что выражение "волосы зашевелились на голове" следует понимать буквально. Следущий вздох раздался буквально в полуметре от меня где-то на уровне груди. На полусогнутых ногах, не помня себя, я кое-как добрел до лагеря. на все расспросы отвечая, словно испорченный патефон: "Я больше в лес не пойду, я больше в лес не пойду, не пойду". Среди моих товарищей началась паника. Кто-то предложил немедленно везти меня в психлечебницу, кто-то привести меня в чувство посредством холодного душа, а кто-то запереть в погребе, пока я ещё не начал бросаться на людей. Наконец, после изрядной дозы неразбавленного ректификата я пришел в себя и сумел рассказать обо всем случившемся. Вы спросите, что же за чудовище подстерегало меня на лесной тропе? Отвечу: это была черная корова с белым боком, неизвестно почему решившая заночевать в лесу. Но это выяснилось уже потом!
Наверно, нет более яркого и богатого на краски времени в году, чем время золотой осени. Золотая броня дубов, ярко-желтая листва лип и берез, желто-зеленоватые, как будто застенчивые ясени и красные вкрапления кленов и осин, переплетаясь, создают необъяснимый фонтан красок и запахов. Нет ничего приятнее, чем идти в это время ранним утром по лесу, вдыхая пряный аромат усыхающих листьев и выискивая спрятавшиеся от невнимательного взгляда у основания стройных осин семьи крепких осенних опят. Именно в один такой день начала октября наша группа студентов-биологов отправилась в один из пригородных лесов отдохнуть от занятий, пособирать опят, поздних подосиновиков и подберезовиков, а если повезет, то и ещё нередко попадающихся в это время боровиков и польских грибов. На грибное место мы набрели довольно быстро. Очень скоро все приняли склоненные позы. То и дело раздавались радостные возгласы. Корзинки и ведра быстро заполнялись. Около полудня мы все собрались, похваляясь друг перед другом своими трофеями. Так как все успели уже проголодаться, то было решено скорее найти место для костра, где сварить свою добычу. Приправы, соль у нас были заранее приготовлены. Были захвачены из дома также хлеб и термосы с горячим чаем. Всеобщее внимание привлекал мой рюкзак, откуда доносилось притягивающее бульканье. Невзирая на значительную тяжесть, я никому не доверил нести его. В нем находились две пластмассовых канистры с рубиново-красной жидкостью - изумительным даром кавказских виноградников. Когда мы поднялись на небольшой холм и взглянули на соседнюю ложбину, нашим глазам представилась картина, заставившая нас невольно открыть рты. По ложбине среди сосен, берез и осин бродили не меньше двух десятков офицеров разных родов войск в парадной форме и в званиях не ниже подполковника. Потом моя однокурсница Оля уверяла, что видела даже одного генерала. Но и без генералов в глазах рябило от цветных фуражек и золотых погон с большими звездами. В отдалении возле дороги стояли несколько черных "Волг" (высший шик по тем временам). - Не иначе, как большие маневры - высказал предположение Виктор. - А ты радио сегодня не слушал. Может, индейцы на тропе войны? - как-то неловко пошутила Рита. Честно говоря нам всем было не до шуток. Оказаться, сам того не зная, в пределах особо охраняемого объекта или воинской части в те времена могло иметь весьма неприятные последствия. Офицеры тоже заметили нас и как-то робко приблизились. Ободренные их неуверенностью, мы довольно лихо поздоровались. "Ну, как грибы?" - так же робко спросил довольно пожилой полковник. Только тут мы заметили, что в руках каждый офицер держит кошелку или полиэтиленовый кулек. Таким образом, цель визита в лес столь большого числа высших армейских чинов стал для нас понятен. При ближайшем рассмотрении также выяснилось, что, в отличие от нас успехи у бравых вояк весьма скромные и ограничиваются в лучшем случае двумя-тремя сыроежками или свинушками на каждого. Наш скромный, но, очевидно, внушительный вид (штормовки защитного цвета, такого же цвета штаны, резиновые сапоги), а, главное, несомненные грибные успехи вызвали уважение со стороны военных. - Ребята, - совсем уж жалобно заговорил полковник - а вы нам грибов не продадите? Подобное предложение вызвало у моих товарищей неоднозначную реакцию. Наше недоумение офицеры попытались развеять рассказом о том, что у какого-то большого их начальника сегодня день рождения, что они ехали "отмечать" это событие на турбазу, а по дороге начальнику захотелось грибов, и он погнал их в лес. Судя по растерянному виду офицеров и жалкому виду их промокшей парадной обуви, брюк и кителей (парадная военная форма - отнюдь не лучшая экипировка для хождения по осеннему лесу) это было похоже на правду. В итоге мы сжалились. - Продать не продадим, а вот обменять обменяем - не растерялся мой друг Игорь. - На молочно-кислые продукты. Офицеры понимающе кивнули. - Как по-вашему? - спросил я, поднимая свою корзинку, в которой было примерно шесть литров опят, а сверху несколько подберезовиков и польских, - Это одного литра будет стоить? - Будет, будет - с явным облегчением произнес ведший с нами переговоры полковник. Он что-то шепнул стоявшему чуть сзади молодому подполковнику, тот кивнул, отдал честь и тут же устремился к машинам. - Только нам... - Понятно - не выпустил инициативу Игорь. - Тогда ещё литр. Подошедшему с топорщащимися карманами подполковнику пришлось снова бежать за водкой. Бравые вояки были так довольны, что в придачу подарили нам большую банку югославской ветчины весом примерно три килограмма. По тем временам тотального дефицита это был воистину щедрый подарок. Затем представители Вооруженных Сил приняли подобающий им горделивый вид и с победоносным видом потащили выменянные грибы к машинам докладывать Верховному Командованию об очередных боевых успехах. "Советский офицер может всё!" - читалось у них на лицах. Пока мы разводили костер, варили грибную похлебку, готовили нашу нехитрую снедь, а Игорь охотничьим ножом открывал банку с ветчиной, Виктор, который долго о чем-то размышлял, вдруг произнес: - Это что же это был за начальник, которому полковник за грибами ходит? Не иначе как какой-нибудь маршал? Мысль о том, что собранные нами грибы будет есть какой-нибудь заслуженный маршал, может быть близкий к высшим руководителям страны, невольно льстила нашему самолюбию. - Ну, за наши доблестные Вооруженные Силы! - произнес Игорь первый тост. Мы дружно сомкнули кружки, выпили и с удовольствием закусили маршальской ветчиной.
Наблюдения проводились во время путешествия по Синаю и Израилю с 28 января по 4 февраля 2011 года. 29 января – 2 февраля автор совершил поездку по Израилю по маршруту Эйлат – Кумран - Тверия – Хайфа – Тель-Авив – Иерусалим – Кумран – Эйлат. Остальные четыре дня автор провел в городе-курорте Таба на Синае. В первый день прибытия в отеле «Sonesta» автором были встречены следующие виды: малая белая цапля (Egretta garsetta), египетская горлица (Streptopelia senegalensis), воронок (Delichon urbica), скальная ласточка (Ptyonoprogne fuligula), береговушка (Riparia riparia), белая трясогузка (Motacilla alba), желтопоясничный бюльбюль (Pycnonotus xanthopygos), белопоясничная каменка (Oenanthe leucopyga), славка-завирушка (Sylvia curruca), серая мухоловка (Muscicapa striata), луговой чекан (Saxicola ruberta), черноголовый чекан (Saxicola torquata), пеночка-весничка (Phylloscopus trochilus), домовый воробей (Passer domesticus). Забегая вперед, автор отмечает, что во время дальнейшей поездки египетская горлица была встречена во всех населенных пунктах, домовый воробей – так же, но в меньшем числе. Желтопоясничный бюльбюль обычен на Синае и в южной части Израиля. Как автору стало известно позднее, желтопоясничный бюльбюль претендовал в 2008 году на звание национальной птицы Израиля, но потом предпочтение было отдано удоду. Белая трясогузка встречалась также практически повсеместно, хотя наблюдалось тяготение к прибрежным районам Средиземного, Красного, Мертвого морей и Галилейского озера. В целом Синайский полуостров представляет собой каменистую гористую пустыню с весьма скудными условиями для пропитания птиц. Территории отелей и небольших поселков, расположенные за несколько километров друг от друга, представляют собой настоящие зеленые оазисы, предоставляющие птицам хорошие условия для зимовки, гнездования и кормления. Сразу за городом Эйлат на небольшом искусственном рыборазводном водоеме автор встретил стаю розовых фламинго (Phoenicopterus rubber) численностью примерно в 40 птиц. Во время проезда вдоль границы заповедника Хай Бар автор неоднократно встречал африканских страусов (Struthio camelus). Поначалу я сомневался: включать ли их в список птиц или считать чем-то вроде полудомашних или домашних животных. Но, ознакомившись и историей африканских страусов в Израиле, все-таки решил включить. Оказывается, когда-то африканские страусы обитали в Израиле, но в 30-х годах XX века были истреблены. В 1973 году была начата программа по реинтродукции страусов. Так что страусы в заповеднике Хай Бар являются полноценными дикими птицами. В том же заповеднике автором были встречены антилопы ориксы (Oryx gazella) и бубалы (Bubalis sp.), в отношении которых также осуществляется программа по реинтродукции. В районе заповедника Эйн – Геди автор видел двух серн (Rupicapra rupicapra). В местечке Кумран автор встретил довольно многочисленных касаток (Hirundo rustica), серых ворон (Corvus corone cornix), скворцов (Sturnus vulgaris), черных дроздов (Turdus merula). В дальнейшем все четыре вида неоднократно, хотя и в небольшом числе встречались в северной половине Израиля. Для черного дрозда было характерно тяготение к озелененным территориям. Между Эйлатом и Мертвым морем автор встретил 9 пустынных воронов (Corvus ruficollis). Вдоль берега Мертвого моря и долины реки Иордан неоднократно встречались озерные чайки ((Larus ridibundus), обыкновенные каменки (Oenanthe oenanthe) и золотистые щурки (Merops apiaster). В городе Тверия отмечены немногочисленные сизые голуби (Columba livia). В дальнейшем этот вид отмечался и в других населенных пунктах северной части Израиля, но везде в небольшом числе. Утром в Тверии возле отеля автор слышал крик кольчатой горлицы (Streptopelia decaocto). На Галилейском озере в изобилии встречались озерные чайки, чайки-хохотуньи (Larus cachinnans), большие бакланы (Phalacrocorax carbo), лысухи (Fulica atra). Прямо в центре Тверии на набережной автор встретил белогорлого зимородка (Halcyon smyrnensis). Малый пегий зимородок (Ceryle rudis) был встречен один раз на Средиземном море в местечке Кейсария. Здесь же была встречена черноголовая овсянка (Emberiza melanocephala). Из хищных птиц автором были встречены: пустельга (Falco tinnunculus) (1 – между Тверией и Канной Галилейской, 5 – между Хайфой и Тель-Авивом, 1 – в Иерусалиме на Сионской горе); курганник (Buteo rufinus) (2 – между Тверией и Хайфой, 1 – в местечке Кесария между Хайфой и Тель-Авивом); канюк (Buteo buteo) (1 – в местечке Кейсария); черный коршун (Milvus migrans) (3 – возле поселка Мигдаль в районе Тверии). На реке Иордан в изобилии встречались малые белые цапли, малые бакланы (Phalacrocorax pygmaeus), отмечены камышница (Gallinula chloropus) и зимородок (Alcedo atthis). Внимание привлекли полуручные нутрии (Myocaster coypus), подплывающие к совершающим омовение паломникам и выпрашивающие корм. В местечке Капернаум на побережье Галилейского озера автор встретил сизоворонку (Coracias garrulous), удода (Upupa epops), капскую горлицу (Oena capensis), зеленую щурку (Merops orientalis), серую славку (Sylvia communis), черноголовую славку (Sylvia atricapilla), жулана (Lanius collurio). Во многих местах на побережьях Галилейского озера и Средиземного моря автор встречал шпорцевых чибисов (Vanellus spinosus). На подъезде к Иерусалиму со стороны Тель-Авива была встречена огромная стая обыкновенных чибисов (Vanellus vanellus). На подъезде к Хайфе автор видел трех вяхирей (Columba palumbus), очевидно, зимующих. В Хайфе в Бахайском парке была встречена зарянка (Erithacus rubecula). В Иерусалиме на Масличной горе были встречены: кеклик (Alectoris chukar, большая синица (Parus major), сирийский дятел (Dendrocopos syriacus), зеленушки (Chloris chloris); на Сионской горе – палестинская нектарница (Nectarina osea), также претендовавшая на звание национальной птицы Израиля. Итого за время поездки на территории Израиля и Синайского полуострова было обнаружено 56 видов птиц. Тропический элемент в орнитофауне Синайского полуострова и Израиля представлен более существенно, чем в орнитофауне африканской части Египта (см. Мир птиц, январь - апрель, 2006, № 1 (34)).
Этот маленький очерк целиком посвящен наблюдениям за родителями студентов. Автор отнюдь не претендует на абсолютную истину, но, думаю, что ниже изложенное поможет кое-что понять в психологии современной молодежи. Итак…
Случай 1
В связи с падением рождаемости над вузами зримо возникла угроза недобора со всеми вытекающими отсюда последствиями. Из-за этого преподавателям частенько приходилось, не считаясь с собственным временем и сопутствующими трудностями, отправляться в командировки «по городам и весям», уговаривая поступать на свои специальности. Автору этих строк вместе с деканом и заведующим кафедрой также пришлось оказаться в отдаленном селе на юге области. По нашей просьбе родители и предполагаемые кандидаты в абитуриенты собрались к определенному часу в местной школе. Казалось, мы вполне можем рассчитывать на конструктивный разговор. Но разговора не получилось! Едва декан начал рассказ о факультете с перечислением всех имеющихся на нем специальностей, какая-то сидящая в переднем ряду мамаша бойко вскочила на ноги и заверещала: - Что вы нам тут рассказываете? Моя дочь судебным приставом будет! - ??? Ответом на наше недоумение стал рев всего зала: - Мы в грязи возились – пусть хоть дети как люди поживут! Я заметил, что некоторые дети пытаются успокоить своих не в меру и не по делу разбушевавшихся родителей, а другие, явно стыдясь, тихо пробираются к выходу. Декан, собрав всю свою волю в кулак, продолжил рассказ о том, что обучение в нашем вузе бесплатное, общежитие бесплатное, причем в общежитие даже проведен бесплатный Интернет. Ответ родителей не блистал логикой: - Мы последнюю корову зарежем, лишь бы дети учились!!! (?) Создалось такое впечатление, что почтенные родители не слышат и не хотят слышать не только голоса разума, но и любого другого голоса кроме своего. После неудачно проведенного собрания нам удалось поговорить с некоторыми школьниками. Одна симпатичная девушка, явно смущаясь, на вопрос, куда она собирается поступать, ответила: - Я бы поступала к вам, но мама хочет, чтобы я в школу милиции пошла. - ??? - Мама говорит, что там парней много, а меня надо скорей замуж выдать… Вот такая у нас вышла агитация…
Случай 2
Второй случай произошел у меня на практике (выездные учебные практики вообще кладезь казусов для преподавателя, решившего взяться за перо). В тот год мы жили в школе в центре симпатичного районного городка, стоящего на высоком берегу Дона. Прямо под нами раскинулся шикарный пляж, которому бы позавидовал иной крымский или кавказский курорт. В тот день мы только что вернулись с маршрута и, естественно, сразу пошли на пляж. Вернулись непосредственно перед обедом. Студентки ещё не успели переодеться, как перед воротами школы затормозила шикарная иномарка серо-стального цвета. Из машины стремительно вышли двое мужчин и одна женщина. - Мама! Папка! Дядя! – радостно воскликнула Женя – одна из моих студенток – и тут же осеклась, увидев выражения лиц родственников, которые немедленно и безо всяких церемоний направились в комнату к девушкам. Дальнейшие события развивались стремительно. - Почему моя дочь спит на полу? Что это за грязь? Откуда взялись эти матрасы? – накинулась на меня разъяренная мамаша. Как только эти слова были произнесены, папа Жени доказал, что он все-таки человек умный. Демонстрируя свою полную непричастность к происходящему, мужчина тут же словно испарился (как потом выяснилось, он провел это время с куда большей пользой в павильоне «Балтика»). В ответ разъяренной мамаше мне оставалось лишь показать на свое спальное место в соседней комнате. - А почему она все деньги потратила? – не унималась мамаша, - Вы с них деньги берете! Взяточники! Я ректору напишу! Я министру напишу! Я Путину напишу! Дядюшке стоило немалого труда, времени и нервов, чтобы затолкать разбушевавшуюся сестрицу обратно в машину. Сцена привлекла немало любопытных зрителей из прохожих. Всё это время Женя бегала кругом в одном купальнике (и это в центре города!), безуспешно умоляя: «Мама, не позорь меня! Мама, не надо!» Через несколько минут после отбытия столь неожиданной делегации я застал Женю рыдающей, уткнувшейся носом в край матраса и так и не успевшую переодеть купальник. Не буду повторять тех слов, которыми подруги и я пытались утешить бедную студентку. Достаточно сказать, что Женя окончила институт с красным дипломом.
Случай 3
Сессия – горячее время не только для студентов, но и для преподавателей, включая руководство факультета и вуза. В это время, проходя мимо деканата, можно частенько видеть взъерошенных мамаш, держащих за руку (словно бы они вот-вот убегут) своих беспутных дочек или сыночков, заваливших очередной зачет или экзамен. Рассказанное выше – лишь одна сторона медали. Проработав почти двадцать лет в системе высшего образования, автор с удивлением столкнулся с другой стороной сессии, куда более распространенной, но почему-то менее заметной. Как читатели наверно уже догадались, речь пойдет о родителях. - Почему моей дочери не ставят зачет? Вы взятки вымогаете!? Сколько вам надо? – кричала ворвавшуюся в преподавательскую словно тропический торнадо мамаша одной из наших студенток. На попытки её успокоить мамаша распалялась все больше. - Вы все тут взяточники! Только и знаете, что деньги со студентов берете! Наконец, вклинившись в поток выражений, спрашиваю фамилию студентки. Мамаша, переведя дух, называет. Смотрю в ведомость и вижу, что названый зачет студентка сдала уже неделю как… Показываю ведомость мамаше. Та осекается. что-то бормочет про себя и покидает преподавательскую так же внезапно, как за несколько минут ранее ворвалась туда… Через несколько минут в коридоре случайно замечаю Надю (так зовут студентку) всю в слезах. Она явно что-то хочет мне сказать, но не решается…
Товарищи родители, вы хоть бы детей своих пожалели…
Какой ужас! Только закончился семестр с его нудными лекциями, утомительными семинарами и мерзкими лабораторными занятиями! Наконец-то сданы зачеты и экзамены, которые, наверно, придуманы специально для того, чтобы преподы могли вдоволь поизмываться над ни в чем не повинными студентами! Но преподам всего этого мало! Они ещё придумали такое наказание, как летняя полевая практика! Это же ужас какой-то!!! И теперь бедным студентам, находящимся на грани нервного срыва после учебного семестра и летней сессии, вместо того, чтобы целыми днями валяться у телевизора и "зависать" в инете (в общем, отдыхать) приходится ехать куда-то за тридевять земель в тьму-таракань и целую неделю жить там без мамы и папы! Ужас! Мама, папа, бабушка!!!! Заберите меня скорей отсюда!!! Это же ужас какой-то! Режим, как в тюрьме!! Вставать заставляют аж в семь утра!!! Ужас!!! Я дома сроду раньше одиннадцати не вставала!! Но злобные преподы этого не понимали, из-за чего у меня теперь два хвоста. Спим на каких-то матрасах прямо на полу в какой-то сельской школе!! Вы не представляете, как жестко и неудобно!!! Названия села, где мы живем, я даже не пыталась запомнить - не то какая-то Павловка, не то Берёзовка. В общем помню, что перед тем мы переезжали какую-то реку (названия реки я тоже не помню). Так что когда за мной поедете, ищите после моста через реку второй поворот налево. Только я не помню, в какую сторону от города мы ехали. Помню только, что ехали мы страшно долго (препод сказал, что часа два, но думаю, что он врет, чтобы нас успокоить). А завтрак!! Вы знаете, что я - девушка неприхотливая. Питаюсь одними конфетами и сладким печеньем, А тут ничего этого неееет!! Кормят какими-то мерзкими кашами (вот сегодня опять давали гречневую с какими-то вонючими сосисками, а я их терпеть не могу). А вчера на обед были какие-то отвратительные щи, в которых плавала зелень петрушки (говорят, прямо с огорода набрали). Так сами бы преподы с поварами и ели, а мне дайте конфеееет!! А на второе подали рис с тушенкой!!! Это ещё больший кошмар!!! А хлеба я не ем принципиально, так как боюсь располнеть! А сегодня мы ходили купаться на реку (её названия я тоже не запомнила). Я по привычке надела свой купальник, который купила в Анталье. У препода отвисла челюсть, и он сказал, чтобы я свой целлюлит спрятала. Я целый день не находила себе места и в комнате просила подруг посмотреть, есть ли у меня целлюлит. Завтра специально покажу преподу. Пусть убедится, что у меня никакого целлюлита нет! А если не верит, пусть пощупает! Но самый большой кошмар - это то, что каждый день приходится страшно много ходить. Я по магазинам столько не хожу!! В первый день я так устала, что еле доплелась до столовой. А от пота у меня вся тушь из глаз растеклась!!! Я думаю, мы прошли километров десять, хотя препод врет, говоря, что не прошли и двух. Это он всегда так! Это он, наверно, злится на нас за то, что мы опоздали на экскурсию. А как нам не опоздать, если мы за полчаса не успели накраситься? А какая же студентка пойдет на занятия ненакрашенной?!! На второй день препод нас предупредил, чтобы мы лучше одевались, так как в местах, куда мы пойдем, много комаров, Да что этот доцент понимает?!! Какая же девушка (да ещё блондинка) будет одеваться в такую жару??!! Мы пошли в одних купальниках (я, правда, надела другой - гавайский, который мы с мамой купили на развале в Лужниках). Мама, папа, бабушка, дедушка, вы не представляете, какой это был ужас!!! Когда я вышла из лесу, то была похожа на ту шкуру леопарда, которую дядя Женя показывал нам в прошлом месяце. Он ещё врал, что сам добыл этого леопарда в Африке, хотя наверняка купил в каком-нибудь универмаге. Я также могу сказать, что добыла орла, которого нам препод показывал. Орла я не видела, так как не успела настроить по глазам бинокль. А бинокль я не успела настроить, так как долго снимала свои дымчатые очки, которые папа привез мне, как он мне говорил, из Италии. Позже я узнала, что "Италия" - киоск на углу нашего дома. Как не стыдно, папочка, обманывать дочуру?!!! В общем вечером я попросила препода натереть мне спинку той мазью, что дала мне мама от комариных укусов (пусть заодно убедится. что у меня никакого целлюлита нет). Но этот доцент почему-то покраснел и отказался. Никакой заботы о студентах!!! В общем в тот день мы устали так, что на дискотеке пробыли не до трех часов ночи, как обычно, а только до двенадцати. Мы бы пробыли дольше, но одна из местных девушек обещала мне выцарапать глаза, если я буду строить глазки её приятелю. Какая грубость!!! Я ему и не строила глазки - нужен он мне!! Я только хотела его убедить в том, что наш препод не прав, говоря, что у меня целлюлит! Зачем же сразу грубить? В общем, права была мама, уговаривающая меня идти учиться не на эколога, а на бухгалтера!!! Тогда бы уж точно не пришлось таскаться по десять километров по жаре, кормить комаров и есть в столовой всякую гадость!!! В общем, это какой-то ужас!!! Заберите меня скорей отсюда!!!
Один из погожих дней начала марта. Весна ещё только вступает в свои права, но солнце светит уже по-весеннему, отбрасывая длинные синие тени. Небо отливает бирюзой и даже когда хмурится, кажется, что синева его пробивается даже через толстый слой облаков, отчего они кажутся какого-то странного лилово-голубого цвета. Конечно, могут ещё и морозы ударить, и пурга закружить, но всё это будет не то, что в декабре или январе. Просто воспринимается всё уже по-другому. В один из таких выходных погожих дней автобус везет нас в старинное воронежское село с таинственным названием Ново-Животинное. "Нас" - это группу экологов-первокурсников Воронежского педагогического университета во главе со своим куратором. За окном автобуса мелькают ещё заснеженные поля, перемежающиеся лесополосами, отбрасывающими длинные синие тени. Студенты оживленно болтают, для многих из них этот выезд за город - едва ли не первый в жизни. Даже удивительно, сколько среди современной молодежи так называемых "детей центра". Наконец приближаемся к месту назначения. Немного попетляв по деревенским улицам, останавливаемся перед красивым величественным зданием, построенном, судя по стилю, никак не позже начала XIX века. Мы прибыли навестить дом-усадьбу замечательного, к сожалению рано умершего, русского поэта Д.В. Веневитинова, о котором Н.Г. Чернышевский писал: "Проживи Веневитинов хотя бы десятью годами более - он на целые десятки лет двинул бы вперед нашу литературу..." Едва выйдя из автобуса, буквально глохнем от неистового грачиного гвалта. В парке при усадьбе расположена большая колония, и именно в это время птицы приступили к гнездовым заботам. Видно, что многие из них таскают крупные и мелкие ветки, другие подправляют гнезда, третьи ссорятся с соседями. Прислушавшись, замечаем, что, кроме грачей, в колонии живут и другие птицы. В грачиное карканье то и дело вплетаются отрывистые крики галок, чириканье воробьев и писк мелких соколков - пустельг. Эти птицы используют для жилья старые гнезда грачей, да и выводить птенцов в такой компании безопаснее. Пройдя через арку и мощеный двор и через тяжелые дубовые двери, попадаем в довольно просторное помещение с низкими ажурными сводами. Оттуда поднимаемся на второй этаж по довольно крутой лестнице. На промежуточной площадке взгляд невольно останавливается на прекрасной картине В.П. Криворучко "На судоверфи в Воронеже". На втором этаже попадаем в довольно симпатичный зальчик со старинной мебелью и камином. Экскурсовод, рассказывая об усадьбе, как бы между прочим вызвал интерес студенток упоминанием в том, что в этом зальчике в наше время совершаются обряды бракосочетания. В глазах девушек появляется оценивающее выражение, когда они уже с большим вниманием осматривают обстановку и отделку зала. "O, la fames, la fames..." За залом начинается анфилада комнат, каждая из которых является отделом музея. Наш интерес особенно вызывает отдел природы окрестностей усадьбы, несмотря на довольно ограниченный набор экспонатов. В литературном отделе с разочарованием узнаем о том, что Д.В. Веневитинов в своей родовой усадьбе за свою короткую (22 года) жизнь бывал всего два раза. Покидая усадьбу, ещё раз невольно задерживаем взгляд на грачиной колонии, хозяева которой издают громкие крики, словно провожая нас. Наш дальнейший путь лежит в рамонский замок принцессы Ольденбургской, с которым связано много таинственных и страшных легенд. Через полчаса мы уже у ограды замка. Ворота закрыты на замок. Начинаются поиски ключа. Проходящие мимо парни советуют обратиться к сторожу и даже предлагают проводить к нему. Сторож, как выяснилось, живет рядом с замком. Несколько минут настойчиво стучим в двери, но безрезультатно. Вдруг выясняется, что дверь не заперта. Осторожно проникаем в квартиру. В первой же комнате натыкаемся на бесчувственное тело хранителя замка, лежащее на обшарпанном диване. На довольно грязном столе стоят несколько пустых бутылок, говорящих о том, что хозяин накануне достойно отметил наш предстоящий визит. Наши новые знакомые довольно бесцеремонно начинают трясти хранителя музея. "Иваныч, Иваныч, вставай, к тебе пришли". Иваныч приоткрывает заплывшие осоловелые глаза, бормочет что-то типа "чего надо" или "отстаньте" и снова засыпает. "Он, похоже, того...", - несколько сконфуженно произносит один из наших проводников, назвавшийся Андреем. Его товарищ добавляет: "Да, не иначе, как три дня... без отдыха и без закуси..." Но где же ключ? Андрей внезапно восклицает: "Да вот же он на гвозде висит". Действительно на гвозде висит большой фигурный ключ с массивной рукояткой. Хозяин квартиры внезапно пробуждается, что-то мычит, пытается сесть на диване. Наши спутники его успокаивают: "Спи, Иваныч, спи... Мы его тебе скоро вернем". Достойный хранитель музея закрывает глаза, что-то опять мычит и засыпает. Мы с триумфом возвращаемся к с нетерпением ожидающей нас группе и открываем ворота. Экскурсовод начинает свой рассказ. Выясняем, что Её Императорское высочество герцогиня Баварская и Тамбовская (у неё по линии отца имелись земли на Тамбовщине) Евгения Ольденбургская приехала в Рамонь в 1879 году. Замок был подарен ей к свадьбе с принцем Александром Ольденбургским родным дядей - императором Александром II. Её высочество была довольно деятельной натурой. Она устроила под Рамонью большой охотничий зверинец, сама была страстной охотницей (на территории замка стоял даже поставленный ею памятник любимой охотничьей собаке), занималась благотворительностью, строила больницы, помогала голодающим. О её деятельности высоко отзывался Л.Н. Толстой. Её сын - Петр Ольденбургский основал под Рамонью одну из первых в России опытных станций, строил школы для крестьянских детей, внедрял передовые аграрные технологии. Во время первой мировой войны Петр не стал отсиживаться в тылу, а возглавил медицинскую службу действующей армии. Его деятельность на этом посту высоко оценивали многие именитые военные медики того времени. А вот подчиненные П. Ольденбургского не любили. Говорят, принц ввел жесткие методы учета казенного спирта, что поставило серьезные препятствия на пути его расхищения. После революции Ольденбургский никуда не собирался уезжать и вернулся в Рамонь, собираясь продолжить работу на своей опытной станции. По этому поводу он даже встречался с наркомом земледелия и продовольствия А. Цюрупой. Но в 1922 году он с группой интеллигенции (куда входили также Н. Бердяев, П. Сорокин, Б. Уваров и др.) был буквально насильно выдворен из страны. Страшная легенда Рамонского замка связана с именем Е. Ольденбургской. В те времена среди знати было модно держать при себе колдунов, предсказателей, ведунов и т.д. Был такой и при Её высочестве. Но вдруг выяснилось, что этот колдун занимается черной магией, причем одной из самых страшных её форм, связанных с умервщлением младенцев. Когда это выяснилось, колдуну пришлось спасаться из замка на болотах. Но местные жители, прибегнув к помощи белых колдунов (в то время в Рамони даже существовал орден белых колдунов), настигли убийцу и пронзили его осиновым колом. Умирая, колдун проклял замок и всех его обитателей. С тех пор место, где был казнен черный колдун, пользуется дурной славой. Местные жители предпочитают обходить его стороной. Нам рассказывали страшные легенды о найденных в лесу автомобилях с трупами, на лицах которых застыло выражение ужаса, об ушедших в лес и не вернувшихся людях, о страшных криках, которые порой доносятся с предполагаемого места казни. А в замке, после того, как из него были изгнаны его законные владельцы, не могла долго ужиться ни одна советская организация. И сейчас часто поздними вечерами в замке раздаются таинственные звуки и стоны, будто по нему бродит кто-то больной или раненый. Последнее обстоятельство было подтверждено присоединившимися к нам во время экскурсии представителями местной молодежи. Моё невинное предположение, что это ходит незабвенный хранитель музея, разыскивая запрятанную бутылку с вожделенной жидкостью, было встречено бурей негодования... Возвращаясь к автобусу, я ещё раз оглянулся в сторону замка. За десять с лишним лет реставрации он, к сожалению, мало изменился. Работам все время препятствуют какие-то непредвиденные обстоятельства. Может быть, в рассказанной нам легенде есть доля истины?
Если провести опрос среди студентов естественных специальностей на тему, что им больше всего запомнилось за время учебы, то девять из десятерых без колебаний ответят: "Летняя практика". На эту тему целыми поколениями студентов отпущено сотни шуток, поставлены театральные сценки, написаны стенгазеты. Объектами шуток являются, как правило, преподаватели - руководители практики. В то же время этим несчастным даже не дают возможности высказаться в свою защиту. Данная попытка едва ли не первая в своем роде, за что выражаю редакции свою искреннюю благодарность. Итак, лето 2002 года, практика по курсу "Экология животных" у студентов 3 курса естественно-географического факультета (спец. "География - экология"). Место проведения - село Дерезовка Верхне-Мамонского района.
* * *
Медики утверждают, что, если взрослый человек сделает за час столько движений, сколько младенец делает за минуту, то он умрет от разрыва сердца. 18-летние студентки, конечно, не младенцы, но, живя по их распорядку, мой несчастный организм ежедневно получал буквально шокирующую дозу адреналина. Вот примерный план жизни среднестатистического руководителя практики, составленный на моем примере. (Указывается время проведения мероприятия и задача руководителя, то есть моя.) 6.30. - Подъем руководителей. Вкусить с наслаждением последние минуты тишины. Морально настроиться на предстоящий трудовой день. 7.00. - Подъем студентов. Проорать благим матом: "Подъем!" - сначала в коридоре, затем, раскрыв двери, на пороге каждой комнаты. "Врубить" по магнитофону какую-нибудь зажигательную мелодию. (Посовещавшись, выбрали "Белла чао". Старомодно, но для подъема эффективно). 7.15. - Ещё раз проорать "Подъем!" и растормошить тех, кто ещё не проснулся. Объявить, что идем купаться. 7.15 - 7.20. - Ожидание собравшихся купаться. В десятый раз выслушать: "Мы сейчас". 7.20 - 8.00. - Прогулка и купание на Дону. Параллельно стряхнуть с себя и со студентов остатки сна. 8.00. - Завтрак. Параллельно выслушать жалобы на плохое качество продуктов и их приготовление. В конце объявить тему предстоящих занятий, разъяснить его цели и задачи. 9.00. - Начало занятий. Громко объявить сбор у входа. 9.00 - 9.15. - Ожидание запаздывающих и долго собирающихся. Объяснить студенткам, что красить губы и подводить брови перед полевым выходом не обязательно. Выслушать жалобы на жестокий режим ("Это же гестапо какое-то!"), больные ноги, плохое самочувствие, мух, мышей, и т.д. и т.п. 9.15. - Полевые занятия. Это значит, бодро шагать впереди всех, сопровождая комментариями каждую встречную птицу, жука, букашку или травинку. В общем, вести себя так, будто великолепно выспался и не болит натертая вчера кровавая мозоль на мизинце правой ноги. На протяжении всех занятий отвечать на вопрос: "Когда будем купаться?" 13.00 - 13.30. - Купание. Необходимый атрибут окончания занятий. Неоднократно напомнить студенткам: "Пора выходить". Неоднократно выслушать: "Сейчас, сейчас". Попросить студенток одеться при входе в поселок. 14.00. - Обед. Снова выслушать жалобы на плохое качество продуктов и их приготовление. Демонстративно съесть двойную порцию. 15.00 - 16.30. - Тихий час. Попросить студентов выключить музыку. Попытаться заснуть, несмотря на мух. 17.00 - 18.30. - Выполнение индивидуальных занятий. Разбудить студентов и объявить о начале камеральной обработки. Вновь выслушать жалобы на жестокий режим, больные ноги, плохое самочувствие, мух, мышей, и т.д. и т.п. Повторно объявить о начале камеральной обработки. Дать консультации по выполнению индивидуальных занятий. В общем, вести себя так, будто бы именно вы, а не студенты отдохнули после обеда. 19.00. - Ужин. Снова выслушать жалобы на плохое качество продуктов и их приготовление. Объявить план на вечер. 19.30. - Снова поход на Дон. Выслушать напоминание студентов о том, что вечером обещал отпустить на дискотеку. Притвориться глухим. 20.30. - Личное время. Попытаться заняться чем-либо полезным (осмотр и систематизация проведенных за день сборов, заполнение дневника, обработка данных учетов). Неоднократно выслушать все более настойчивые напоминания студентов о том, что вечером обещал отпустить на дискотеку. Притворяться глухим, сколько возможно. 22.00. - Притворяться глухим дальше невозможно. Решить с напарником, кому сегодня идти "на эту чертову дискотеку". (Это принципиального значения не имеет, так как оставшийся все равно не спит). Интенсивные сборы студентов на дискотеку ("нарояливание" губ, подведение бровей, подбор лучших нарядов). Отпустить едкое замечание по поводу жестокого режима, больных ног, плохого самочувствия, мух, мышей, и т.д. и т.п. Выслушать железный контраргумент типа "У нас уже прошло". 23.00 - 1.30. - Дискотека. Нервно прохаживаться по кругу и нещадно курить "Приму". 1.30. - "С боем" разогнать студентов с дискотеки. 2.00. - Возвращение домой. 2.00 - 2.30. - Уложить студентов спать. Десятикратно запретить шуметь и ходить по коридорам. 2.30. - Запереть дверь на лом и лечь спать самим. 2.30. - 3.00. - Нервно прислушиваться к каждому шороху. 3.00 - 6.30. - Долгожданный отдых.
День был просто чудесным. Небо сияло, как бирюза. Снег сверкал так, что без темных очков на широкой пойме Оки невозможно было находиться. Лена невольно зажмурила глаза. Воспоминания овладели мыслями… Она выросла в по-советски обеспеченной семье. Шутка ли, мать – Мария Алексеевна Воронова – инструктор горкома партии, отец Иван Дмитриевич – заведующий облсобеса. Даже в элитарной школе, где Лена училась и где учились дети различных ответственных работников, Лена была на особом счету. Учителя заискивали перед ней. «Пятерки» ставились почти автоматически. Парни ходили за ней шлейфом. Несколько раз Лена, по настоянию матери, приглашала некоторых из них домой «на чашку чая». Но именно здесь начавшаяся было дружба бесславно заканчивалась. Гости так подобострастно вели себя с Марией Алексеевной, которая всегда верховодила как вообще в семье, так и за столом, так старались услужить ей, так преданно смотрели ей в глаза, что Лена быстро теряла к ним всякий интерес. Летом Лена отдыхала с родителями в лучших пансионатах и турбазах. Но куда охотнее она проводила время в деревне Дрязги, где жила её бабушка по отцу. Просыпаться под петушиные крики, тут же бежать прямо на пруд, окунуться в по-утреннему теплую воду доставляло её наслаждение. А какое удовольствие было ходить в лес за малиной под щебет птиц или, свив на лугу венок из полевых цветов, пройтись босиком по утренней росе, взбивая высокую, по пояс, траву. Нравилось Лене по утрам кормить кур, помогать бабушке в саду и на огороде. Жаль только, что дольше недели побыть ей у бабушки не удавалось. Мария Алексеевна недолюбливала свекровь, считая, что та «портит дочку», о чем неоднократно и с раздражением говорила мужу. В чем только конкретно эта «порча» состояла, так ни разу и не сказала. Вероятно, дни, проведенные в деревне среди цветов и ягод, птиц и бабочек побудили Лену по окончании школы подать документы на биофак. Матери она решила пока ничего не говорить. Дело в том, что Мария Алексеевна, сама родившаяся и выросшая в деревне, заочно окончившая пединститут, начавшая карьеру в сельском райкоме ВЛКСМ, сама пробившаяся из села «в область», ставшая инструктором горкома по работе с молодежью, была женщиной энергичной и властной. Её взгляды на образование дочери порой бывали противоречивы. То она говорила, что не годится такой девушке, как Лена «возиться в лягушачьем дерьме», а её следует пойти на более «престижные» исторический или юридический факультеты. То вдруг заявляла, что дочери вообще незачем учиться, а крайне необходимо быстро и выгодно выйти замуж, и при этом упрекала Ивана Дмитриевича в том, что тот недостаточно уделяет внимания этому важному вопросу. Мнение самой Лены, естественно, не спрашивалось. Как бы там ни было, Лена оказалась на первом курсе биофака, где быстро втянулась в студенческую жизнь. Здесь никто не спрашивал про её родителей, а больше интересовались взглядами Лены на события в стране и на жизнь вообще (шел 1987 год). Парни заглядывались на Лену, но это хотя бы был интерес К НЕЙ САМОЙ, и уже поэтому не был неприятен. Неожиданно Лена стала замечать, что в чем-то уступает однокурсникам. Она не сразу поняла в чем, а когда поняла, немало смутилась. Лена вдруг выяснила, что в школе совсем не читала, хотя в их большой квартире имелись, наверно, все собрания сочинений, выходившие в стране за последние двадцать лет, в том числе и редкие, доступные далеко не каждому. Подобранные по размерам, книги стояли на полках в образцовом порядке со слипшимися страницами и аккуратно протираемыми от пыли корешками. «Читательский бум» застал Лену врасплох… Теперь в книжных рядах то там то тут стали появляться просветы, что нимало удивило Марию Алексеевну. Когда же «пропавшие» книги стали обнаруживаться на журнальном столике дочери, мать даже онемела. А Лена проглатывала одно за другим. Стендаль и Диккенс, Толстой и Чехов, Куприн и Достоевский лишь вызывали удивление, как она могла их пропустить, не заинтересоваться раньше. Далее последовали Дудинцев и Гранин, Залыгин и Астафьев, Набоков и Солженицын. Через год Лена уже была другим человеком. А тут подошло время ехать на практику на университетскую биостанцию. Здесь Лена словно почувствовала себя опять у бабушки в деревне. Снова лес, река, луг. Но теперь студентка биофака Елена Воронова смотрела на окружающий мир другими глазами. Она будто бы встретилась со старыми друзьями, но и она и они были уже другими; повзрослевшими, окрепшими, готовыми открыть друг другу свои тайны. Сборы растений, ловля насекомых, ночные экскурсии в лес, чтобы услышать пение козодоя. И конечно же, грибы, ягоды, цветы, купание в реке. Разговоры с подругами о новых прическах, косметике также входили в «обязательную программу». Лена любила косметику и умела ею пользоваться. По настоянию матери она приволокла с собой целый чемодан импортных нарядов, которые должны были вызвать восхищение однокурсников и зависть однокурсниц. Мария Алексеевна долго наставляла дочь, что именно надо надевать на танцы, а что на «журфикс» или «коктейль» (???). Чемодан так и пролежал целый месяц под Лениной кроватью ни разу ни открытый, хотя были и танцы, и ночные костры, и песни под гитару. Неподдельный интерес к природе и проблемам её сохранения привел Лену в дружину охраны природы, существовавшую тогда на биофаке. Работавшие здесь студенты были до самозабвения увлечены познанием тайн природы и проблемами её сохранения. Их разговоры настолько занимали Лену, что она даже прочитала всё, что было в университетской библиотеке по содержанию хоть как-то связано с сохранением биоразнообразия. Опять же через Марию Алексеевну удалось раздобыть несколько переводных монографий, хотя экология проходилась только на четвертом курсе. В дружине Лена познакомилась с Генрихом. Собственно, она знала его и раньше. Он был на два курса старше Лены, отслужил в армии, увлекался орнитологией и был одним из активных членов дружины. Они общались и раньше; Генрих был неизменно вежлив, корректен, но нисколько не выделял Лену из других девушек, среди которых, надо сказать, пользовался немалым успехом. Лене нравился этот высокий остроумный юноша с армейской выправкой и открытым лицом, прямой и честный. Экскурсии на природу теперь стали круглогодичными. Лене особенно нравились весенние рейды по первоцвету и березовому соку, когда весна расправляет крылья, природа пробуждается, распускаются почки, а в лесу глохнешь от птичьего хора. В Ленином гардеробе, потеснив заграничные наряды, почетное место заняла штормовка защитного цвета со значком, на котором красный кружок был изображен на фоне соприкасающихся зеленого и синего полей. На вопрос матери, что это такое, Лена гордо ответила: «Герб студенческого природоохранного движения». Такой ответ произвел на Марию Алексеевну гнетущее впечатление. За безобидной формулировкой ей мерещились кошмары типа «Тайной ложи потрошителей», «Масонского клуба» или «Тайной секты самоубийц», про которых читают лекции на партактивах и которые коварными щупальцами опутывают её дочь. «Развелось их! Как же, свобода, демократия, чтоб их… Наплодили нечисти!» Немного придя в себя, многоуважаемый инструктор горкома по работе с молодежью стала составлять план действий… После третьего курса Лена собиралась ехать со студенческим отрядом работать в отдаленный заповедник. Мысль о том, что дочь проведет месяц с лишним в какой-то глухомани наедине с медведями и кабанами повергла Марию Алексеевну в ужас. Она ещё более настойчиво стала твердить Лене о замужестве, порой срываясь на крик и ругань. План Марии Алексеевны в отношении дочери не отличался оригинальностью. Несколько изменился лишь контингент приглашаемых в гости кандидатов в зятья. Теперь это были люди значительно старше Лены, имеющие законченное высшее образование (как правило, заочное) и занимающие солидные должности в бюрократических структурах. В их обществе Лена не выдерживала и пяти минут. Затем, подавляя зевоту, она уходила в свою комнату под каким-нибудь благовидным предлогом. Частые конфликты с матерью не прошли для Лены бесследно. Она похудела, осунулась, втихаря стала покуривать… Пригласить домой кого-нибудь из университетских друзей Лена так и не решилась… С третьего курса Лена начала специализироваться по кафедре биохимии. Её стол, до поступления в университет сиявший чистотой, теперь был завален трудами по биохимии, биофизике, математической биологии, тетрадями, конспектами. На пятом курсе Лена получила приглашение в аспирантуру от одного академического института, где проходила преддипломную практику. Так она оказалась в подмосковном городе Пущино-на-Оке, где поселилась в малосемейном общежитии… Думаю, мы тактично опустим описание тех сцен, которые разыгрывались между матерью и дочерью и которые непрерывно сопровождали подготовку аспирантки к отъезду. В Пущино Лена опять встретилась с Генрихом, который учился в аспирантуре в Москве и приехал в Пущино на конференцию молодых ученых. Лена пригласила его вечером к себе на чашку чая. Вечер этот растянулся до утра… Через неделю Вороновы получили от дочери телеграмму следующего содержания: «Я выхожу замуж. Свадьба такого-то числа. Ждем. Лена. Генрих». В ответном письме Мария Алексеевна одобрила решение дочери, но добавила: «Зачем вам играть свадьбу в общежитии? Приезжайте домой. Соберется вся родня, друзья, коллеги. Отпразднуем так, чтобы перед людьми стыдно не было.» Генрих, прочитав это письмо, уже засобирался ехать, но Лена слишком хорошо знала свою мать, её способность почти гипнотически воздействовать на людей. Ясно было, что она попытается прибрать Генриха к рукам, подавив его своей властностью. Да и пышные свадьбы со всей их атрибутикой последнее время вызывали у Лены отвращение. … Уже который день в Пущинском ДАСе шли лихорадочные приготовления к свадьбе. Вороновы прислали денег, на которые спешно закупались продукты. От роскошного свадебного платья (разумеется, импортного), присланного матерью, Лена наотрез отказалась. Её свадебный наряд ограничился собственноручно сделанной белой розой (пригодились бабушкины уроки), воткнутой в прическу, да скромного кремового платья. … Второй день свадьба гуляла на берегу только очистившейся ото льда Оки. Генрих пришел с удочкой и, пока гости веселились, наловил полный котелок окуней. Так что свадьба завершилась ароматной весенней ухой. Мария Алексеевна блистала своим отсутствием… … Елена Ивановна, старший научный сотрудник Института фотосинтеза надела солнцезащитные очки и подняла глаза. Генрих и их сынишка – пятилетний Андрей только что сковырнулись с санок у подножия длинного спуска и теперь затеяли веселую возню… В туманной дымке над Окой темной черточкой маячил косяк гусей, удалявшийся к северо-востоку. Первый в этом году…
Морозный февральский день... Заснеженный лес... Синицы ещё только набрали голос, и их лихими колокольчиками заполнился только вчера ещё застывший на морозе лес. В лесу раздаются первые дроби красавцев дятлов. Им вторит посвист поползней. Над лесом разносится короткое "крок-крок-крок" играющих в синем небе воронов. В феврале птицы начинают пробуждаться, почувствовав приближение ещё далекой весны. Ещё будут и лютые ночные морозы, от которых затрещат стволы деревьев, и закружит свирепая вьюга, но ... назад уже возврата не будет и каждый день будет напоминать о приближающейся весне. Я неторопливо бреду на лыжах по зимнему лесу, прислушиваясь к его звукам. За плечами легкий, но объемистый рюкзак, в котором лежат пластмассовые канистры, приготовленные для воды, которые я рассчитываю наполнить у ближайшего лесного родника. До него осталось чуть больше сотни метров. Выворачиваю из-за поворота и... Уж не брежу ли я! Стоя по колено в ручье, на меня смотрит и улыбается самая настоящая лесная нимфа! Её идеальную фигуру прикрывает лишь миниатюрный купальник. Рядом виднелась сброшенная на упавший ствол одежда и воткнутые в снег лыжи. Картина была настолько неожиданной, что первые секунды я просто онемел. Согласитесь, увидеть обнаженную девушку, да ещё посреди заснеженного февральского леса... Трудно не обратить внимание. Мужчины, я думаю, меня поймут. А нимфа, между тем, нисколько не смущаясь, вылила на себя блестящее ведро ледяной воды, только что зачерпнутой в роднике! Но самое удивительное было потом. Разведя руки и эффектно, под стать мировым чемпионкам по гимнастике, изогнув тело, нимфа вдруг повернулась ко мне: - Здравствуйте, Кирилл Викторович. Сказать, что я был ошарашен, значит, ничего не сказать. Девушка, очевидно, почувствовала мое состояние: - Вы меня не узнаете? Я Надя Живкова. Вы нам читали экологическую культуру. Только в этот момент мне вспомнилась переполненная аудитория педагогического института, второй курс исторического факультета. За первым столом сидит русоволосая высокая девушка без малейших признаком косметики на лице. Её лицо сосредоточено, руки выводят четкие строчки. Почему-то, смотря на неё, я невольно сравнивал её с мадам Перон, портрет которой случайно попался мне в одной книге. И вот теперь эта встреча в лесу. Девушка с интересом и не без лукавства смотрела на меня, подбоченясь. Тонкая талия, эффектный изгиб бедер, стройные ноги сделали бы честь иной фотомодели. Но вежливость требовала ответа: - Простите мою дерзость, прелестная нимфа - нараспев произнес я, снимая шапку, - и не боитесь вы, будучи одной в лесу, да ещё, простите, в обнаженном виде, неких особей вида Homo sapiens мужского пола? Девушка усмехнулась: - А чего мне бояться? У меня охрана. Стоит сделать вот так ... Закончив фразу, Надя вдруг свистнула особенным образом. Не прошло и десяти секунд, как из ближайших кустов выпрыгнула крупная овчарка. Её взъерошенная шерсть на загривке и оскал белых зубов не оставлял сомнений в намерениях относительно моей скромной персоны. - Джульбарс, фу! - и собака моментально улеглась у ног хозяйки. Надя почесала своего верного друга за ухом. - Вот видите - повторила будущая учительница истории, - бояться мне нечего. Сказав эти слова, Надя принялась растираться большим махровым полотенцем. Мне ничего не оставалось делать, как набрать воды в свои припасенные емкости, распрощаться и двинуться в обратный путь ... Наша следующая встреча произошла уже летом. День был жаркий. Я возвращался после осмотра ловушек на мышей и, естественно, мне захотелось освежиться у прохладного родника. Там я и застал свою знакомую. В том же купальнике, с тем же полотенцем и тем же ведром Надя стояла спиной к тропе и самозабвенно поливала себя родниковой водой. Джульбарс крутился рядом. Как ни странно, на этот раз он ни обратил на меня особого внимания. Я окликнул студентку. Надя дружески поздоровалась и потом (о, чудо!) разрешила проводить себя домой. Мы шли по лесу, болтая о разных пустяках. Джульбарс бежал немного впереди нас, периодически оглядываясь. Надя, оказывается, жила в новом комфортабельном доме, выстроенном прямо у опушки леса. Мы распрощались у её подъезда, я не удержался и поднес загорелую девичью руку к губам. Надя не отняла её. Солнце ярко светило, в небе пел запоздалый жаворонок, дорогу перелетали выводки желтых трясогузок. Я шел к автобусной остановке ...
Июнь в тот год выдался необычно прохладным. Почти непрерывно дул холодный норд-вест, гоня по небу серые, чем-то напоминающие волчьи стаи, облака. Периодически начинал накрапывать мелкий холодный нудно моросящий дождик. В такие дни замерзали руки и хотелось одеть на себя, что-нибудь теплее обычной майки-безрукавки и тонкой ветровки. В ясные дни картина была немногим лучше. Синее небо принимало ультрамариновый оттенок и казалось каким-то устрашающе бездонным и холодным океаном. В один из таких дней группа воронежских и павловских экологов, сопровождаемая местными юннатами, направлялась в старинное село Большая Казинка. Целью нашей поездки явилось обследование старинных парков Павловского района. Для непосвященных замечу, что старинные парки при бывших дворянских усадьбах представляют из себя интересный источник информации об экологической обстановке на данной территории в прошлом. Сопоставляя современные данные с данными прошлых лет, можно получить сведения об изменениях, произошедших в породном составе зеленых насаждений, санитарном состоянии, возобновлении, состоянии подлеска и напочвенного покрова, животном мире и многом другом. Павловский район был выбран для этих целей неслучайно. Именно на его территории сохранилось несколько парков, принадлежащих ранее известным дворянским фамилиям. Отдаленность от областного центра позволило этим паркам пережить периоды революционного лихолетья. Первым на нашем пути лежало бывшее имение Суханово-Подколзиных - известных государственных сановников, владевших обширными земельными угодьями на территории современных Павловского и Верхне-Мамонского районов. Общая площадь их владений составляла семнадцать тысяч десятин. Суханово-Подколзиным, кроме того, принадлежали села Ольховатка, Желдаковка, Николаевка. Название села происходит от названия речки Казинка, а название речки - от слова "казистый" - красивый, яркий. "Казинка" происходит от того же корня и означает "видное, красивое место; речка, текущая красиво, на виду". Впоследствии мы убедились, что данное название вполне соответствует действительности. Ещё мы знали из краеведческой литературы советского периода, что крестьяне с. Большая Казинка неоднократно поднимались на борьбу со своими угнетателями, отказывались ходить на барщину, платить оброк и за проезд по господским землям, а чуть что не так, сразу же брались за вилы. Наш путь пролегал через ряд больших сел. Первой нам попалась Русская Буйловка. Несмотря на то, что на дворе только начало июня, здесь на огородах уже копали картошку. "Наша картофельная столица!" - сообщает наш проводник Сергей Мозговой, - "Посмотрите, вон те дома, можно сказать, на ранней картошке построены". И показал нам группу добротных особняков. Впрочем, всё село производило впечатление относительного благополучия. Развалюх не было. Дома ухожены, улицы чисты, при домах обширные подворья. И кругом... Картошка, картошка, картошка. Прямо какая-то картофельная столица! Мы проехали ещё несколько сел, пока на дороге не попался указатель "Большая Казинка". Найти старинный парк труда не составило. Первая же спрошенная женщина, явная представительница местной интеллигенции, просто указала нам на этот парк рукой. Правда при этом она что-то недовольно, как нам показалось, про себя пробурчала. Мы оставили машину и отправились к парку. С первого же взгляда нам стало ясно, что Суханово-Подколзины знали толк в садово-парковом искусстве. Устройство их парка не имело ничего общего с современным "ландшафтным дизайном", пытающемся придать версальский лоск нашим "садово-огородным товариществам" и в результате этих неуклюжих попыток причесывающим приусадебные участки под одну гребенку. Этот парк располагался по склонам неглубокой, но очень живописной балки, проходящей практически через центр села. В днище балки находился небольшой пруд, в центре которого был намыт маленький островок. На островке росла старая плакучая ива, склонившая свои ветви над водной гладью. Над прудом, словно эльфы, порхали легкокрылые крачки, периодически устремляясь к воде и выхватывая из неё мелких рыбешек, головастиков или водных насекомых. Этот пруд с островком, ивой на нем, птицами производил впечатление иллюстрации к французским пасторальным романам первой половины XIX века или, на худой конец, к стихотворениям Жуковского или Фета. На склонах балках на значительном расстоянии друг от друга росли могучие сосны, среди которых мы увидели несколько представителей экзотических пород - сосен черной и веймутовой. Наверняка владелец парка специально выписывал их из-за границы. Среди сосен попадались отдельные дубы, ясени, березы и вязы. При более тщательном осмотре обнаружилось, что на многих деревьях остались следы механических повреждений, нанесенных явно человеческой рукой. В одно дерево были вбиты металлические кронштейны, служащие опорой для проводов. А комель другой сосны оказался обмотан... куском стальной арматуры. Видать, кто-то развлекался, не зная, куда девать силушку молодецкую. Под ногами суетились целые полчища муравьев. Тут были и мелкие черные садовые муравьи, и дерновые муравьи, и более крупные рыжие степные муравьи, и блестяще-черные муравьи-древоточцы. Присмотревшись, обнаруживаем, что большинство муравьиных гнезд было устроено в корнях деревьев. Здесь же в траве шустро прыгали мелкие представители семейства саранчовых: коники, прыгунки и травянки. Наши научные изыскания были прерваны появлением странной четверки местных жителей. Это были изрядно потрепанные представители мужского пола неопределенного возраста в замызганной одежде. От аборигенов явственно разило смесью запахов коровьего навоза, машинного масла и деревенского самогона. Мимолетно поздоровавшись, представители туземцев напрямую спросили: - Вы - потомки Суханово-Подколзина? Заданный вопрос вызвал в нас противоречивые чувства. Оценив быстроту действия местного телеграфа, я, не скрою, почувствовал опасение, что нас в соответствии с революционными традициями Большой Казинки могут запросто поднять на вилы. Правда вил в руках аборигенов не было, но сбегать за ними в ближайший дом или вызвать оттуда подкрепление им бы труда не составило. Но местные жители были настроены миролюбиво. Узнав, кто мы, они, похоже, испытали разочарование. Правда один из них, приняв нас за начальство и льстиво улыбаясь, просил помочь ему выбить разрешение на строительство свинарника как раз на территории парка. Прочитав аборигенам короткую лекцию по экологии и значении сохранения памятников природы, быстро даю команду двигаться обратно к машине. На том и разошлись... На том наша экскурсия в Большую Казинку закончилась. Завернув на обратном пути в лес и оценив сильную пораженность деревьев пяденицами и листовертками, мы вернулись в Павловск. Следующий день выдался похожим на первый. Также прохладно, сильный ветер, по небу стремительно бегут сизые облака. Но нам предстоит новая поездка. На этот раз в село Воронцовку. Там мы хотим посмотреть старинный парк, заложенный ещё в XYIII веке. Дорога на Воронцовку пролегала вдоль реки Осереди. О происхождении названия реки до сих пор идут споры. Существует легенда о том, будто граф Воронцов, увидев реку торжественно произнес: "Эта река осередь моих земель". Замечательный воронежский краевед В.П. Загоровский выводит происхождение названия от слова "Серед", которое в свою очередь является русским переложением тюркского "сырт", означающего "возвышенность, бугор". Вдоль Осереди сразу за Павловском тянутся бесконечные луга, над которыми величественно парят луни, коршуны и канюки. Через открытое окно машины слышны крики коростелей и "бой" перепелов. Проехав несколько сел, въезжаем в село Александровку, которое незаметно переходит в Воронцовку. Воронцовка - "столица" знаменитого Шипова леса. В годы послевоенного голода и разрухи Воронцовский лесхоз давал восемьдесят (!) процентов бюджета Воронежской области, т.е. практически кормил всю область. Да и сейчас мебель из "шипова дуба" ценится не только в России, но и за границей. Парк села Воронцовки производит впечатление в первую очередь своими дубами-великанами. Замечательный воронежский лесовод М.М. Вересин писал: "В этом парке сохранились, возможно, самые старые, во всяком случае самые великолепные по красоте, мощности и состоянию дубы в нашей области. Лучшие из этих деревьев заслуживают того, чтобы дать им личные "имена" - названия, как это сделано в отношении древних секвой в национальных парках США... Такие великаны являются чудом и гордостью нашего края, свидетелями чуть ли не всей его истории со времен начала его интенсивного заселения и освоения нашими далекими предками". Могу сказать, что в своих ожиданиях мы не обманулись. В парке произрастают дубы двух типов: "деловые", выросшие в густом древостое и по длине и гладкости ствола не уступающие "идеальному дубу", и "парковые", растущие на опушках и полянах. Последние особенно красивы. Один из таких дубов имеет высоту 25 метров и колоссальную крону, диаметр которой составляет 33 метра. Под сенью такого дуба может расположиться не один десяток человек. Под стать дубам великолепные липы и осокори. В парке буквально глохнешь от птичьего хора. Возле колонии скворцов почти невозможно разговаривать. Здесь же снуют в поисках корма для своих подросших птенцов синицы, зяблики, зеленушки. Из кроны огромной липы слышно пение пеночки-пересмешки - одной из самых таинственных птиц наших лесов. С опушки парка доносится крик удода. Побродив по парку обнаруживаем дупло с птенцами одной из редких птиц нашей области - среднего пестрого дятла, занесенного в Красную книгу. Отдохнув под сенью великолепных деревьев и уже покидая парк, невольно обращаем внимание на коварно подбирающиеся к границе парка огороды. Кое-где уже раскапываются поляны прямо в парке. Вокруг самовольных огородов установлена уродливая ограда, прибитая гвоздями прямо к стволам. Подобная картина на фоне природного великолепия выглядит просто святотатственно! Покидая парк, ещё раз оборачиваемся, чтобы попрощаться с деревьями-исполинами. Многие из них перестояли татаро-монгольское нашествие, две русские смуты, Отечественную войну. Дай Бог перестоять им и наше неспокойное время! Последний пункт нашей поездки - парк села Тумановка, заложенный в XIX веке при усадьбе. Владельцем усадьбы был некий Тумашев, вероятно, большой любитель экзотики. Иначе чем можно объяснить посадку им по периметру своего парка более восьмидесяти лиственниц - дерева, характерного для северной тайги, но никак не для лесостепного Центрального Черноземья. К настоящему времени в парке сохранилось семьдесят семь деревьев. В целом посадка производит благоприятное впечатление. Большинство деревьев в хорошем состоянии. Высота некоторых из них достигает двадцати метров. Лишь на некоторых обнаруживаем признаки смолотечения. Северные лиственницы на фоне окружающих лип, тополей и вязов смотрятся весьма колоритно. В моменту нашего прибытия в Тумановку погода портится окончательно. Начинает накрапывать дождик. Спешно грузимся в машину и, бросив прощальный взгляд на северных пришельцев, отправляемся восвояси. Заканчивается одна из самых увлекательных наших поездок по просторам Воронежской губернии.
Конец осени - начало зимы в Центральном Черноземьи обычно сопровождается словно бы резкой сменой цветовой гаммы в природе. Казалось, на театральной сцене сменили цветные декорации. Лес, ещё несколько дней назад сиявший всеми оттенками желтого и красного, в один день превратился в двухцветное контрастное полотнище из черных стволов деревьев и желтого ковра из опавшей листвы. Только кое-где пробиваются зеленые лапы сосны да зацепилась за ветви позднего дуба желтая листва. В это время выпадает первый снег. Он может задержаться на несколько дней, а может стаять за несколько минут. Но в любом случае люди радуются снегу. Есть что-то праздничное в холодных белых хлопьях, порхающих в воздухе и оседающих на опавших листьях, ветвях, крышах... В один из таких дней небольшой микроавтобус "ГАЗель" везет по Задонскому шоссе группу студентов - экологов пятого курса. Наша цель - маленький клочок земли, затерявший на просторах Окско-Донской равнины с привлекательным названием "Галичья гора". На этом небольшом (всего 119 га) участке донской долины сосредоточена необычайно богатая флора. При этом здесь встречается ряд "загадочных" видов, основные ареалы которых отстоят от Галичьей горы на многие сотни километров - иначе говоря, растения совершенно иных природных зон. Кроме того, на Галичьей горе организован уникальный питомник хищных птиц, где содержат и, что самое главное, разводят те виды, которым в ближайшем будущем грозит исчезновение с лица планеты: соколов-сапсанов, балобанов, кречетов, степных орлов. По дороге мы словно бы едем навстречу зиме. Под Воронежем нам ещё попадаются по обочинам дороги стайки скворцов, жаворонков, трясогузок. У поворота на Рамонь по только что убранным полям кормятся многотысячные стаи грачей. На 9-м километре всеобщее внимание привлек ястреб-тетеревятник, охотящийся на голубя. Хищник летел параллельным курсом со своей жертвой, одновременно вращаясь в вертикальной плоскости по спирали. Ястреб явно старался "прижать" голубя к земле, лишить его свободы маневра. Голубь наоборот, летя над самой землей, пытался подняться выше, вырваться на оперативный простор. Мы не видели, чем закончилась эта драматическая погоня... Микроавтобус умчал нас дальше. Возле села Комсомольского нам попался держащий четкий курс на юг маленький соколок пустельга. Своими длинными крыльями птица словно бы махнула нам, прощаясь с родиной до следующей весны. Буквально от границы с Липецкой областью начались поля, сплошь покрытые снегом. Да и лес за окном сменился. Вместо подворонежских дубрав нас встречают северные боры, перемежающиеся березняками и осинниками. После Задонска поля вообще исчезают, сменяясь практически сплошным лесом, из которого мы выезжаем уже непосредственно перед конечным пунктом нашего путешествия. Впрочем, последний мы могли запросто не заметить. По левую сторону от дороги перед самым селом с символическим названием Донское на фоне небольшого леска промелькнули несколько скромных строений. У ворот замечаем невзрачный указатель: "Заповедник "Галичья гора"". Въезжаем на территорию центральной усадьбы. Первое, что (а вернее, кто) бросается в глаза - это сидящие на специальных насестах прямо посреди двора птицы. Да не какие-нибудь попугайчики и канарейки, а горделивые соколы-сапсаны и балобаны, сверлящие вас злобным взглядом своих желтых глаз ястребы-тетеревятники и могучие степные орлы. Чуть в стороне также на насестах сидят белые кречеты - птицы ослепительной красоты, смотрящиеся на фоне остальных, как представители царствующей фамилии в белых мантиях на фоне придворных. Подходить ко всей этой публике близко не рекомендуется. Экскурсовод серьёзно предупредила, что они могут запросто "прокомпостировать" не в меру назойливого посетителя. Всеобщее внимание привлек сидящий в небольшом дощатом домике филин. Своим задумчивым солидным видом птица вызвала желание сфотографироваться вместе с ней. Последнее, увы, оказалось трудно осуществимым. Подходящий ракурс, невзирая на помощь нашего гида, найти так и не удалось. Птица отнюдь не горела желанием пойти нам навстречу. В конце концов пришлось удовлетвориться кадром, на котором филин выглядит лишь неясным серо-бурым пятном на фоне снега. Вдоль вольер с хищниками проходишь, как вдоль картинной галереи. Настолько выразительными кажутся лица обитателей вольеров. Такое впечатление, будто нам представляют высокопоставленных государственных деятелей: Сокол-сапсан Таймырский, Балобан Алтайский, Кречет Колымский. В огромном вольере, словно в царских апартаментах, живет пара орлов-карликов: крупных почти белых птиц с длинными хвостами и черными краями крыльев. На отшибе расположены вольеры с фазанами. Их трубные крики сопровождали нас с момента появления на усадьбе и в течение всей экскурсии. Эти птицы производят впечатление франтоватых пустоголовых снобов, много о себе мнящих и не подозревающих о том, что являются близкой родней обычной курицы. После осмотра питомника проходим в здание правления заповедника. Пока гид рассказывает нам об истории создания заповедника, внимательно рассматриваем стенды с насекомыми. Производит впечатление жук-олень - огромное насекомое с ветвистыми, как у оленя, рогами. От него не отстает восковик-отшельник - крупный жук с блестяще-коричневыми надкрыльями и внушительными жвалами. Глаза разбегаются при виде различных бабочек: бражников, орденских лент, переливниц, многоцветниц и т.д. Экскурсовод предлагает нам пройти к Дону. Несмотря на уже накопившуюся усталость и холод, охотно соглашаемся. Минуем небольшой лес и заросли кустарников, с которого нас приветствует оживленным щебетом стая щеглов - расписанных, словно хохломские игрушки, птиц. Дорога идет через изумительный пляж с мелким почти белым песком. Не будь здесь заповедника, летом этот пляж был бы заполнен отдыхающими. Подходим к Дону. Течение здесь стремительное. Черная вода закручивает лихие водовороты, образует обратные течения. Наш гид говорит, что здесь довольно глубоко. Под противоположным крутым берегом глубина достигает шести метров. На противоположном берегу видны эффектные скальные выходы с известняками. В центре скалы заметно довольно крупное отверстие - вход в пещеру, а сама скала при известном воображении напоминает лицо человека. По всей скале разбросаны зеленоватые и светло-коричневые пятна - слоевища лишайников. Несмотря на холодную погоду, уходить с берега не хочется. Уж очень притягивающим свойством обладает и Дон, и прибрежные скалы, и пещеры, и даже лишайники. Однако надо возвращаться! Обратный путь кажется более быстрым. Смеркается, но как не заехать в Задонск, не полюбоваться и не сфотографироваться на фоне недавно реставрированного Богородицкого собора - творения замечательного архитектора К. Тона?! Пока выбираем ракурс для фото, возле входа на территорию собора резко тормозит черная иномарка с московским номером. Из машины вываливаются несколько явных "братков" (точно таких, как их изображают в фильмах: черные короткие куртки, черные брюки, бритые налысо головы). Истово крестясь, останавливаясь и отбивая поклоны через каждые несколько шагов, "братки" направляются к храму. "Не иначе, как много нагрешили" - замечает кто-то из студентов. Мы уже подходили к автобусу, как тяжелые ворота храма раздвинулись и со двора выехал шикарный лимузин с тонированными стеклами, рядом с которым даже иномарка "братков" выглядит, как беспризорная дворняжка рядом с породистым бульдогом. Сидящие возле ворот богомольные старушки тяжело поднимаются, крестятся и в пояс кланяются. "Не иначе архиерея повезли, а то и митрополита" - слышится чей-то голос. Мы молча и подозрительно поспешно погрузились в свою "ГАЗель" и покатили по мрачноватой, лишенной своего обычного зеленого одеяния, равнине домой. О лобовое стекло машины бесшумно разбивались хлопья раннего снега...
Ух и долго же мы собирались! Только на пятом курсе, почувствовав окончание счастливейшего периода в своей жизни, моя подшефная группа вдруг встрепенулась. Едем! Едем и никаких гвоздей! Нельзя терять ни единого дня, ни единого часа стремительно уходящей студенческой жизни! Кажется, что она уходит быстрее, чем осенью желтеют листья на деревьях! Лихорадочные сборы, и в один из пасмурных, но теплых дней начала октября мы уже мчимся в маленькой, но очень уютной "газели" по ростовской трассе. Поначалу в салоне гремит музыка, но километров через двадцать от Воронежа магнитофон выключается. Студенты прильнули к окнам. Кажется, что по дороге мы нагоняем уходящее лето. Чем дальше к югу, тем больше попадается щеголяющих сочной зеленью деревьев. Будто и не осень вовсе! Под Воронежем большинство деревьев уже оделось в золотой осенний наряд, а некоторые уже начали терять его. По полям и выгонам мелькают стайки овсянок, зябликов, жаворонков и скворцов. Этих птиц в это время под Воронежем можно встретить уже с трудом. Наконец сворачиваем с оживленной трассы и едем под уклон, спускаясь в долину Дона. За окнами мелькают степные балки и притягивающие своей диковатостью урочища. Появились меловые склоны, живо будящие воспоминания о практике в Дерезовке. Проведя нас через симпатичное степное село, дорога внезапно упирается в тупик. Выходим и недоуменно оглядываемся. Вроде ехали правильно, постоянно сверяясь с указателями и предусмотрительно захваченной картой. Прямо возле обочины замечаем небольшое бревенчатое строение с надписью "Музей - заповедник "Дивногорье"". Здесь нас похоже уже ждут. Окошечко над крыльцом гостеприимно открылось. Нас встречает симпатичная молодая женщина, назвавшаяся Татьяной Владиславовной. Она предлагает нам пройти чуть выше по склону и немного подождать. Следуем её совету и попадаем на небольшую площадку у подножия уходящей вверх отвесной горы. "Смотрите, какой-то хищник!" - замечает кто-то. Действительно высоко над нами примерно на уровне вершины горы парит сарыч. Есть что-то притягательное в величавом парении этого хозяина степей. Пролетая прямо над нами, птица замедлила полет и слегка качнула крыльями, словно приветствуя нас в своих заповедных владениях. Не успеваем толком оглядеться, как появляется Татьяна Владиславовна. Следом за ней поднимаемся на гору по довольно крутой лестнице. Чем выше, тем больше нас завораживает открывающийся вокруг простор. Долина Дона в радиусе двадцати километров вокруг как на ладони. На северо-западе маячит в дымке большое село Коротояк. Прямо под нами извивается русло реки с приятным названием "Тихая сосна". За ней раскинулся необъятный простор лугов, на которых пасущиеся коровы выглядят не крупнее муравьев. На севере угадываются излучины Доны, а позади него виден большой сосновый бор. Остановившись на площадке напротив входа в меловую церковь, переводим дух и слушаем Татьяну Владиславовну. Она увлекательно рассказывает об основании монастыря, уделяя особое внимание таинственной истории иконы Сицилийской Божьей Матери, непонятно как появившейся на Дону и более чем понятно исчезнувшей в начале 20-х годов при варварском разграблении (иначе не назовешь) монастыря чекистами. Татьяна Владиславовна упоминает об эпидемии холеры на Дону, когда эта икона спасла сотни человеческих жизней. Параллельно любуемся эффектным (увы, одним из последних) меловым останцем, нависающим над входом в церковь. Впуская нас в церковь, экскурсовод напоминает студенткам о необходимости покрыть голову косынками. Внутри церкви прохладно и идеально чисто. С интересом рассматриваем копию исчезнувшей иконы. Она явно отличается от других изображений, виденных нами до сих пор. Прямое положение головы Божьей Матери, изображения херувимов по периферии. Всё говорит о древности оригинала, создание которого относится к XIII веку. Из зала церкви проходим в галерею крестного хода. Узость прохода наводит на мысль о клаустрофобии. В стенах видны ниши, предназначенные для захоронения святых мощей. Картину несколько оживляют скопившиеся на стенах полчища комаров и каких-то бабочек. Выбравшись из галереи, поднимаемся наверх в трапезную и келью. Келья напоминает нишу в пещере без единого окна. Трапезная чуть побольше. Единственное окно, оживляющее полумрак, имеется в кухне. В очередной раз удивляемся настойчивости людей, сумевших вручную (!) прорубить в мелу столь внушительное сооружение. Выйдя на свежий воздух, ловлю себя на желании перекреститься, хотя верующим никогда не был. Поднявшись ещё выше, оказываемся в настоящей поросшей ковылем степи. Идем по вымощенной дорожке вдоль лесополосы. Татьяна Владиславовна показывает нам редкие растения. Вот ковыль Лессинга, вот чабрец Маршалла, а вот проломник Козо-Полянского - растение, напоминающее розетку, сделанную из темно-зеленого хрусталя. Вдруг впереди доносится крик. Зовут меня. Студенты окружили какое-то место, оживленно переговариваясь. Слышны голоса: "Саранча!", "Да нет - это кузнечик!", "Да какой кузнечик? Не видишь - усов нет". На траве сидит необычного вида ярко-зеленое насекомое, скорее напоминающее пришельца с других планет, чем земное существо. Передние лапы сложены в наполовину воинственной, наполовину молитвенной позе. Напомнив студентам о том, что экологам пятого курса надо бы знать представителей местной энтомофауны, подсказываю, что насекомое называется "богомол религиозный". Видать, решил поохотиться, пользуясь одним из последних погожих дней, дабы накопить в теле побольше питательных веществ на долгую зиму. Оставив богомола в покое, продолжаем наше шествие. Татьяна Владиславовна подводит нас к останкам древнего вала и начинает увлекательный рассказ, перенося нас из современности в глубину веков, когда на месте современной Воронежской области простиралось необъятное Дикое поле, где бродили неисчислимые стада тарпанов, сайгаков, а в лесах скрывались коварные медведи и могучие зубры. Нашим глазам представляются мощные стены древней крепости, стоящей на высоком берегу Дона. Посреди крепости стоит шатер аланского вождя. На крепостных башнях - часовые, зорко вглядывающиеся в степь. На часовых - золоченые доспехи, за поясом - кривые сабли, в руках - луки. Над горизонтом поднимается столб пыли. Слышен топот тысяч копыт. Приближается враг. Звучит сигнал боевой трубы. На стенах крепости появляются её защитники. Враг уже близко! Он обходит крепость и приближается со стороны степи. Слышно воинственное гиканье всадников и ржание лошадей. Защитники крепости разом спускают тетивы луков. Свистят стрелы! Передние всадники, пронзенные не знающими промаха лучниками, опрокидываются навзничь в седлах, волочатся за своими лошадьми, застряв ногами в стременах. Но вторые ряды уже у самого вала! Им на головы сыплются стрелы и камни, льётся кипящая смола, но они спешиваются, отважно бросаются в ров, оставляя по обе его стороны убитых и раненых товарищей, приставляют к стенам штурмовые лестницы... На стенах закипает рукопашная схватка. Слышен звон мечей, треск ломающихся копий, стоны раненых. Вода во рву окрашивается в красный цвет... Эта картина представилась нам столь живо, что потребовалось известное усилие воли, чтобы вернуть себя в современность. Всё ещё находясь под впечатлением от услышанного, подхожу к краю обрыва. Кто это меня окликает? А, это студенты просят их сфотографировать. Машинально нажимаю на затвор фотоаппарата и возвращаю его владельцу, почти не слыша слов благодарности. Перед тем, как начать спускаться вниз, ещё раз осматриваю открывающийся внизу вид. На этом небольшом пятачке на высоком берегу Дона причудливо сочетаются природа и история, как-то странно переплелись удивительные насекомые, прекрасные птицы и растения - реликты ледникового периода, события нашего недавнего и очень давнего прошлого. А сколько таких мест в России!?
Раннее прохладное утро начала сентября. На востоке ещё только начинает заниматься заря. Мы с моим другом и неизменным спутником по различным научным и околонаучным вылазкам и походам, поеживаясь от утренней прохлады и сбрасывая с себя остатки сна, залазим в автобус на павловской автостанции. Наша цель на этот раз - низовья реки Битюг, воспетой такими писателями, как Эртель и Платонов. "Сами изволите знать, матушка, сколько графов, князей, баронов по нашему Битюгу… И какие несметные богачи!" - с придыханием повествует в своем письме своей барыне Татьяне Ивановне экономка Фелицата Никаноровна, героиня романа Эртеля "Гарденины", рассуждая о вероятных кандидатах в женихи для своей воспитанницы Элиз. Но нас, конечно, привели в эти края отнюдь не сии душещипательные подробности, почерпнутые из описывающих быт великосветских семейств романов, а несколько другие литературные источники. В гениальном труде другого нашего знаменитого земляка Северцова "Периодические явления в жизни зверей, птиц и гад Воронежской губернии", по праву считающимся одним из выдающихся произведений, посвященных отечественной фауне, находим следующие строки: "При устье Битюга множество мелких, неприступных озер рассеяны в талах и камышах; широким чистым плесом стелется Черкасское озеро, и теперь в версту длины и полверсты ширины. Берег его на 300 с лишком сажен представляет песчаную площадь, местами с мелкими родниками; наконец, обширное пространство камышей и талов пересекаются ольховыми перелесками. Привольно здесь птице, и гнездящейся, и пролетной, уткам, гусям, казаркам, куликам, цаплям, и хищным есть обильная добыча. Спустившись с нагорного края Битюцкой долины, дорога к озеру идет вдоль камышей; по краям их есть озерки, т.е. непересыхающие лужи; с этих озерок поднимаются утки: кряквы, серые утки, широконоски, чирки, белоглазые нырки, и прячутся в камышах лыски – все гнездящиеся у нас птицы." У какого натуралиста не забьется учащенно сердце после прочтения этих строк? Кому не захочется посетить эти легендарные места? Ну и конечно, разве не интересно сравнить "день нынешний и день минувший"? Выяснить, какие изменения произошли в природе за прошедшие полторы сотни лет? Не проходит и получаса, как мы вылазим из автобуса на окраине села Лосева. Наш дальнейший путь лежит мимо большого сельского пруда. Этот участок нашего маршрута вроде бы не сулит никаких неожиданностей. Слышны петушиные крики, где-то протарахтел мотоцикл, на улицах появляются первые спешащие на работу селяне. Пруд явно богат рыбой, о чем говорят часто повторяющиеся всплески. Над водной гладью парят несколько коршунов, летают озерные чайки и легкокрылые крачки. В прибрежных зарослях тростника слышно "циканье" камышевых овсянок и "черканье" камышевок-барсучков. Мирно покачиваются на поднятых легким утренним ветерком волнах несколько лысух, крякв и чирков-трескунков. Внезапно какая-то легкая тень беспокойства пробегает по птичьему населению пруда. Тревогу поднимают вороны. Своим заполошным карканьем они передают беспокойство другим птицам. Утки на всякий случай отплывают поближе к берегу. Замолкают овсянки и камышевки. Коршуны смещаются в ту сторону, откуда слышен вороний крик, явно собираясь дать отпор непрошенному гостю. Над прудом появляется птица размерами явно крупнее коршуна сверху темная, снизу - почти белоснежная с едва заметными пестринами. Мы не верим своим глазам! Птица, сделав полукруг над озером, неторопливо удаляется. "Подождем ещё" - шепчет мой друг. "Она должна сюда вернуться" - подтверждаю. Буквально через пару минут птица появляется снова и держит курс прямо на нас. Вороны уже замолчали, утки и лысухи успели вернуться на свои места посередине пруда. Коршуны следуют за пришельцем на почтительном расстоянии, однако напасть не решаются. Птица на секунду замирает почти у нас над головами, после чего неторопливо снижается и, как бы небрежно, выхватывает из воды довольно крупного карпа. Нам удается рассмотреть темную полосу через глаз и характерный хохол. Последние сомнения исчезают! Итак, перед нами скопа - одна из редчайших птиц России. Кто хоть раз видел эту птицу, тот надолго оставил эту картину в памяти. Пожалуй, трудно представить себе что-либо более прекрасное, чем охота этого хищника. Натуралисты прошлого указывали на неоднократные встречи этих птиц в наших краях. Однако за последние чуть менее сто лет численность этого вида сильно сократилась. Основной причиной того стало воздействие человека: разорение гнезд, уничтожение взрослых птиц. исчезновение подходящих для гнездования деревьев вследствие рубок, наконец - загрязнение вод ядовитыми химическими соединениями, которые накапливаются в рыбе, а затем - в организме хищников, приводя к снижению плодовитости и даже к гибели. Особенно пагубным для скопы оказался негативный подход к решению проблемы "хищник - жертва - человек", когда хищные птицы были признаны конкурентами человека в использовании запасов дичи и поставлены вне закона. И в 50-е годы XX века под грохот охотничьих ружей погибло большое количество полезных, редких и красивых птиц, в том числе и скоп. Лишь позже была убедительно доказана ошибочность борьбы с хищниками. Но и сейчас ещё некоторые из наших безграмотных охотников, вероятно ещё не отойдя от той кровавой вакханалии, при виде любой (я подчеркиваю - ЛЮБОЙ!!!) хищной птицы, не задумываясь, спускают курок. И это в то время, когда в европейских странах в зимнее время для скоп выкладывается подкормка, а летом организуется охрана их гнезд! В Англии у первого гнезда скопы, появившегося после длительного перерыва в 1964 году, было установлено круглосуточное дежурство, а за небольшую плату им могли любоваться десятки тысяч желающих. В 70-х годах XX века наметился некоторый "ренессанс" скопы. Этому способствовало развитие сети рыбоводных прудов. Но длился этот ренессанс недолго! Сейчас на всем протяжении Среднего и Нижнего Дона орнитологам, несмотря на тщательные поиски, не удалось обнаружить ни одного гнезда скопы. О причинах того я позволю себе рассказать ближе к концу этого очерка. Выйдя из села, дорога ведет нас дальше вдоль берега Битюга. У Северцова этот участок описан следующим образом: "Мы ехали на бричке вдоль берега Битюга, минуя ряд живописных хуторов". Разумеется, со времен Северцова дорога стала заметно менее проезжей, а в память некогда обитаемых хуторов сохранились лишь остатки яблоневых садов. Несколько раз вдоль дорог нам попадались лисьи норы. Возле одной была замечена кучка птичьих костей, перемешанных с остатками перьев. По цвету перьев нетрудно было догадаться, что хозяйка норы недавно позавтракала зазевавшейся деревенской курицей. - Смотри - енотовидная собака - неожиданно воскликнул мой спутник. И действительно, шагах в двадцати впереди нас дорогу пережал небольшой пушистый зверь размером с небольшую собаку. Заметив нас, зверь остановился, повернув голову в нашу сторону. В глаза бросились характерные светлые полосы на мордочке. Мы секунду переглядывались, после чего зверек, слегка ускорив шаг, исчез в придорожных кустах. Нам подумалось, что во времена Северцова такого зверя здесь точно не было. История енотовидной собаки в Воронежской области начинается с 1932 года, когда на территории Воронежского заповедника было выпущено несколько особей данного вида, привезенного с Дальнего Востока. За проект интродукции енотовидной собаки академик П. Мантейфель получил Сталинскую премию. За несколько лет новосел размножился, и уже в 50-е годы XX века вызывал серьезное беспокойство охотоведов, активно истребляя наземно гнездящихся птиц. Енотовидной собаке была объявлена война. Был период, когда она была единственным видом, на который охота была разрешена круглый год. Последствия не замедлили сказаться. Енотовидная собака стала редкостью. Автору этих строк за шестнадцать лет наблюдений под Воронежем лишь дважды удавалось обнаружить её следы. Но в отдаленных районах, которые в свое время были ареной наблюдений первого русского эколога, этот зверь, похоже, ещё достаточно обычен. Обширные луга в пойме Битюга перемежаются с небольшими ивовыми и ольховыми колками. На подходе к одному такому колку вспугиваем довольно крупную птицу с внешностью хищника и контрастным светло-черным низом. В глаза бросились окрашенные в черный цвет края крыльев. Перед нами был ещё один "краснокнижник" - орел-карлик. Это самый маленький среди орлов. По размеру он не превосходит канюка. Легкость сложения и сравнительно длинный хвост делают его полет весьма стремительным и маневренным, чем-то напоминающим полет ястреба. Орлы-карлики бывают двух видов окраски: светлой и темной. В прошлом орнитологи принимали их за два разных вида. Так Северцов упоминает "орла малого" и "орла пернатого". Позже выяснилось, что оба эти "вида" часто объединяются в смешанные пары, а у темных родителей нередко появляются светлые дети и наоборот. В конце концов истина восторжествовала и сейчас темных и светлых орлов-карликов рассматривают как один вид с двумя типами окраски. Причиной сокращения численности орлов-карликов, как и других хищных птиц стала, несомненно в первую очередь, браконьерская стрельба хищников - мнимых вредителей, в свое время поощрявшаяся государством, но сейчас, слава Богу, полностью запрещенная. Это способствовало некоторому увеличению численности орлов-карликов. В последние годы эти маленькие орлы снова оказались под угрозой исчезновения, причем с совершенно неожиданной стороны. Причиной стал недавний экономический кризис и развал сельского хозяйства, вызвавший повсеместное сокращение поголовья скота. Из-за этого стали зарастать высокотравьем пастбища и на них быстро исчезли суслики - основной корм орла-карлика в большинстве районов его обитания. В результате птицы стали покидать районы своего гнездования. Каковы перспективы этого вида в наших краях - пока сказать никто не в состоянии. Мы приближаемся к главной цели нашей экскурсии - Черкасскому озеру. Северцов писал об этом озере следующее: "Огибаем, наконец, последний бугор, где построен Черкасский хутор; громче и громче, диким хором звучат, сливаются птичьи клики… Затемнело озеро между желто-рыжими песками и темно-зелеными камышами… Оно кишит птицами. Воздух наполнен рыбниками, потрясаясь их звонким криком. Тысячи куликов снуют и посвистывают на берегу, входят в мелкую воду на несколько десятков сажен от берега; далее, почти на каждой волне, колышется, крякает утка; к названным уже видам присоединяются здесь красноголовый нырок и поганка. Высоко тянут стада казарок; ниже то и дело налетают на озеро подорлики и болотные луни… При этом виде у меня, как говорят, глаза разбежались; помню, что я долго стоял со взведенными курками ружья, растерявшись, не зная, с чего начать охоту и более подробный осмотр этой пестрой, шумной, крылатой толпы". Нам осталось лишь порадоваться охотничьим успехам великого натуралиста и продолжить путь в предвкушении увидеть картину великого птичьего изобилия. Я уже начинаю что-то восхищенно говорить по этому поводу, но мой друг в ответ лишь что-то многозначительно "хмыкнул". Причину такой реакции я понял через несколько минут, когда, выйдя из-за ивовой посадки, мы наткнулись на довольно обширную котловину почти круглой формы с поросшими "донской лианой" эхиноцистисом берегами и дном, покрытым типичными луговыми злаками и без всяких признаков воды. "Здесь когда-то было Черкасское озеро" - печально произнес мой спутник. Долго объяснять произошедшее мне было не надо. Как и многие подобные ему водоемы Черкасское озеро стало жертвой эпохи "преобразования природы" и было осушено в 60-е годы XX века. Честно говоря, мне до сих пор непонятно, что в результате этого варварства выиграли местные колхозники и жители ближайших сел и хуторов. Опечаленный и разочарованный покидал я бывшие берега бывшего озера. Мой друг, для которого открывшаяся картина не была неожиданностью, держался несколько бодрее. Внезапно он остановился и схватил меня за руку, указывая в сторону: "Смотри!". Над лугом не торопясь парил орлан-белохвост. Про эту птицу я уже неоднократно упоминал в своих очерках. Причины сокращения и последующего постепенного восстановления его численности в общем то те же, что и для других хищных птиц. Однако восстановление численности орлана-белохвоста привело к почти полному исчезновению на Дону скопы, также, как и орлан-белохвост, питающейся рыбой. Орлан-белохвост оказался более сильным и приспособленным конкурентом и, поэтому, начав своё расселение по Дону, вытеснил отсюда местных скоп, занимая ранней весной их гнезда, а также регулярно отбирая добычу летом. Что будет дальше? Регулировать численность орлана-белохвоста у нас нет законных и этических оснований. Серьезная проблема поставлена перед нами природой, и решать её придется нам с вами! Размышляя таким образом, мы неторопливо двигались к автобусной остановке...
"Часть земель, лежащая по левому берегу р. Левой от х. Марьевки до х. Николенкова (Таракановка), площадью свыше 1000 га, называется "Никитянской пустошью" и в настоящее время используется преимущественно для выпаса государственных волов". "Северо-восточная опушка Рассыпного леса Никитянской пустоши обращена в лог, замыкающийся целым рядом степных склонов, расположенных амфитеатром. Используются они под покос, пастьбы здесь не производится. Экспозиция склонов юго-юго-восточная, юго-восточная, южная, юго-западная". "В некоторых отношениях большой интерес представляет комплекс залежей Никитянской пустоши. Недалеко от Рассыпного леса в сторону хутора Николенкова (Таракановка) есть глубокий лог, на дне которого когда-то был небольшой пруд, прорвавший плотину и в момент нашего посещения представлявший высыхающую лужу. На дне пруда, у лужи, мы спугнули стайку из 6 дров .... Дрофы на пустоши несомненно гнездятся: при нас 29/Y - 28 года пастухи нашли гнездо дрофы с двумя яйцами. Местные старожилы говорили нам, что здесь встречается и стрепет, но его удается видеть только очень редко рано утром. По их словам Никитянская пустошь сильно оживляется весной при пролете птиц на север. Тогда на полях останавливаются лебеди, нередко поднимающие драку с домашними гусями, и много другой птицы". Приведенные из книги В. Конакова, З. Онисимовой "Опыт маршрутной характеристики стаций Богучарского уезда, из-во ВСХИ, 1931" строки можно было бы отнести практически к любой из множества балок юга нашей области, змеящихся с окрестных бугров, то сужаясь почти ущельями, то распахиваясь широко и полого. При этом маленькие балки вливаются в большие, а большие впадают в долину Дона. Вот только большой редкостью являются даже поверхностные описания отдельных балок, урочищ и т.д. А ведь в упомянутой книге приведены ещё и видовые списки растений с указанием массовых видов, упоминаются встреченные в Никитянской пустоши животные. Тут уж поневоле забьется сердце натуралиста, не позволяющего себе упустить нечасто попадающуюся возможность проследить происходящие в природе изменения, сравнивая картину "дня нынешнего" и "дня минувшего". И вот солнечным августовским утром наша машина подъезжает к хутору Марьевка, где кончается асфальт, и за которым, если верить прочитанному, начинается искомая Никитянская пустошь. Все-таки решаем уточнить и пытаемся расспросить встреченного на околице хутора аборигена, который возится с видавшим виды мотоциклом. Однако здесь нас постигает разочарование. Слова "Никитянская пустошь", "Рассыпной лес" были встречены с явным недоумением. Абориген явно слышал их впервые. Словосочетание "хутор Николенков" он слышал, но где сей находится, не представлял даже примерно. Примерно те же результаты были получены при расспросах ещё двух местных жителей. Чувствовалось, что топонимика окрестностей за прошедшие годы явно изменилась. Оставалось положиться на прихваченную с собой в качестве путеводителя книгу и на собственную интуицию. Сразу за хутором начинаются довольно молодые (если верить характеру растительности) залежи. В растительном покрове преобладают чертополох, бодяк. Кое-где виднеются высокие свечки коровяка. Из птиц нам попались традиционные для сельских околиц полевые коньки, деревенские ласточки касатки, желтые трясогузки. После полуразрушенного здания фермы начинаются участки явно луговой растительности с преобладанием клевера. И, наконец, километра через полтора от Марьевки на склонах начинает преобладать ковыль и другие злаки (типчак, овсяница, мятлик). Не скажу, что залежи богаты жизнью. Слышны робкие предотлетные трельки жаворонков, "цирканье" овсянок, "чеканье" луговых чеканов и каменок-плясуний. Близость населенного пункта легко угадывается по хохлатым жаворонкам, касаткам. Вблизи дороги суетятся немногочисленные степные муравьи. Шагах в десяти вверх по склону обнаруживаем лисью нору. За ковыльными участками нам попадается небольшое поле, засаженное подсолнечником. На поспевающих семенах пируют щеглы и полевые воробьи. Мы окончательно приуныли. Похоже, за прошедшие с момента посещения учеными восемьдесят лет изменения на Никитянской пустоши носили явно негативный характер. Машина, подпрыгивая на ухабах, уже несколько раз цепляла поддоном землю. Уже начинаем подумывать о возвращении, как преодолев очередной поворот, от неожиданности резко тормозим и ... раскрываем рты. Нашим глазам открывается вид на восхитительное озеро (поначалу от неожиданности оно нам показалось морем) с гладкой, словно зеркало, водной поверхностью. Противоположный берег озера порос тростником и рогозом (значит, озеро существует уже давно). Над водной гладью носятся легкокрылые крачки, на воде покачиваются огари, кряквы и лысухи. Наше внимание привлекают две огромные серебристые чайки, сидящие на какой-то лежащей у берега коряге. У самой кромки воды стоят большие белые цапли - птицы, своей изумительной красотой сравнимые с античными мраморными статуями. Неторопливо парит над водной гладью крупная темно-бурая самка болотного луня. Здесь же замечаю светлого с темными концами крыльев орла-карлика. Но самое большое впечатление на нас произвели два орлана-белохвоста, парящие над озером с истинным величием "царя птиц". Потом один из них резко снизился, пролетел несколько метров над самой поверхностью воды и вдруг резко ударил по ней своими лапами. В когтях хищника забилась довольно крупная щука. Мой товарищ - заядлый рыболов - лишь завистливо присвистнул. Значит, и рыбой озеро богато. Проведенные измерения показали, что площадь водной поверхности занимает не менее 100 га. Плюс ещё 200 га занимает примыкающая к озеру заболоченная местность, где, несмотря на конец лета, оглашали окрестности своим треском дроздовидные камышевки и слышались трели сверчков. Но как образовалось это озеро посреди практически безводной степи? Ведь у наших предшественников упоминается лишь "небольшой пруд, прорвавший плотину и в момент нашего посещения представлявший высыхающую лужу." А тут целое озеро, богатое жизнью. Дальнейший осмотр территории показал, что от упоминаемого пруда к нашему времени не осталось и следа. Восхитившее нас озеро возникло вследствие перекрытия плотиной реки Левой Богучарки. Образовавшееся озеро использовалось в качестве водопоя для скота, а затем в раборазводных целях. Наступила перестройка, сельское хозяйство вкупе с рыбоводством пришли в упадок. Скот пошел под нож, а рыба была предоставлена самой себе. Условия рукотворного озера, похоже, оказались весьма подходящими, так что рыбы и сейчас в нем много (в чем мы и убедились). Берега озера зарастали, предоставляя многим птицам хорошее убежище, а корма и так всем хватало. Сейчас на берегу озера произрастала небольшая тополевая роща, из которой донесся лихой крик малого пестрого дятла, а из самой рощи вылетела огромная стая скворцов. Но где же Россыпной лес? Он где-то находится, если верить прочитанному, недалеко от хутора Николенкова. Последнего, как мы уже поняли, уже давно не существует, а на знания местных жителей рассчитывать не приходится. Наше внимание привлекает небольшая акациевая роща, растущая на вершине склона. Подъезжая к ней, сразу обращаем внимание на своеобразную природную воронку, образованную довольно крутыми склонами, поросшими ковылем и шалфеем поникшим. Подходя к ним, слышим тревожный свист сурка. Вскоре замечаем и самих зверьков, стоящих столбиками возле своих нор. В поле зрения насчитываем не менее десятка сурчин. Значит, и здесь уже появились эти забавные зверьки. Наши предшественники о них совершенно не упоминают. По компасу определяем экспозицию склонов. Так и есть, юго-юго-восточная, юго-восточная, южная, юго-западная. Как и сказано в нашем путеводителе. А эта акациевая роща с примесью вяза выросла как раз на месте некогда напрочь вырубленного Россыпного леса! Вот такой вот неожиданный поворот! Заместо леса была посажена увиденная нами акациевая роща, а уж вяз появился самостоятельно. На окраине рощи нам попался хохлатый красавец удод. Здесь же крутилась стайка расписных, словно хохломские игрушки, щеглов. С неба донеслось характерное "тюр-ли" золотистых щурок., а с вершины ближайшей акации взлетела изящная горлица. Невзирая на малые размеры, роща давала приют довольно большому числу птиц. На обратном пути невольно задерживаемся на берегу уже упомянутого нами искусственного озера. С парящими над ним орлами, лунями, морскими чайками оно смотрится как нечто фантастическое на фоне окружающей степи и полей. Какой же из всего увиденного следует вывод? Пожалуй, главное то, что обстановка в Никитянской пустоши благодаря деятельности человека радикально изменилась. Если поначалу данная территория использовалась только для выпаса, то за прошедшие восемьдесят лет её помимо того использовали и под пахоту, и для выращивания многолетних трав, и даже для рыбоводства. Всё это не замедлило сказаться на окружающей природе, причем не всегда отрицательно. Создание искусственного зарыбленного водоема благоприятно сказалось на птичьем населении пустоши, а также способствовало немалому обогащению растительности. За последние годы в связи с упадком сельского хозяйства произошло восстановление степной растительности и появление ранее не встречающихся здесь сурков. В то же время, интенсивный выпас с последующим земледелием способствовал исчезновению дрофы и стрепета. Современные жители Никитянской пустоши о таких птицах и не слыхали. Также негативно сказалась полная вырубка произраставшего здесь леса, последствия чего только в настоящее время начали преодолеваться за счет искусственных посадок и появления прибрежной растительности на озере. В заключение хочется заметить, что в истории Никитянской пустоши, как в зеркале отразилась вся многогранная и удивительная история наших степей.
Солнечным летним утром автобус уносил троих преподавателей естественно-географического факультета Воронежского педагогического университета по ещё не высохшему после недавнего дождя шоссе. В салоне было неимоверно тесно и душно. В это время толпы ополоумевших дачников штурмовали на автовокзалах пригородные "ПАЗики", пробивая себе дорогу тяжелыми сумками и ящиками с рассадой. Теперь всё это богатство стояло на полу автобусного салона, вызывая серьезные трудности для выходящих и входящих в автобус. Воздух, казалось, дрожал от криков остервенелых мамаш, прижимавших к себе малолетних отпрысков, ругани, детского плача и т.д. На фоне этой пестрой толпы трое молодых людей интеллигентного вида, одетые в штормовки и брюки защитного цвета и единственным багажом которых были небольшие перекинутые через плечо спортивные сумки смотрелись, мягко говоря, экзотично. Казалось, их мало интересовало происходящее в автобусе и всё внимание они уделяли открывающимся за окнами пейзажам. А посмотреть там было на что. Дорога пролегала среди сочной зелени лугов, перелесков, перемежающихся лесополосами, между которыми прятались маленькие пригородные деревеньки и дачные поселки. Идея этой поездки возникла всего несколькими днями ранее. Сессия подходила к концу, и коллеги решали, где бы отдохнуть на денек от назойливого внимания цветущих студенток, маразматических ответов на экзаменах и зачетах, а также орд задолжников и их родителей, неизвестно откуда появляющихся именно к концу сессии, когда над их непутевыми чадами, гоняющими лодыря в течение семестра, реально нависала угроза исключения. В течение нескольких лет из рассказов охотников поступала довольно расплывчатая информация о болотистой местности с названием "Сорпа", расположенной в каких-нибудь двадцати километрах от областного центра. В рассказах неизменно присутствовали эпитеты "непроходимое", "гиблое", "таинственное". Из уст в уста переходили страшные легенды об ужасных болотных призраках, о криках ужаса, доносящихся ночью из трясины, об ушедших на болото и не вернувшихся людях и т. д. и т. п. Наряду с этим очевидцы восхищались необыкновенным богатством жизни на Сорпе. Охотники лишь щелкали языками, вспоминая неисчислимые стаи гусей, уток, куликов и даже занесенных в Красную книгу казарок, останавливающиеся на Сорпе отдохнуть и подкормиться во время весеннего и осеннего пролетов. На вопросы об охотничьих успехах рассказчики лишь обреченно отмахивались: "А чего стрелять? Всё равно потом в камышах не найдешь". "Это настоящий воронежский Эверглейдс " - пел дифирамбы Сорпе один начитанный собеседник. Представляло интерес и само название болота. В словаре Даля слово "Сорпа" найдено не было. На казахском языке "сорпа" (или шурпа) означает крутой наваристый бараний бульон. В Internetе удалось раскопать информацию о двойнике "воронежского Эверглейдса" - карстовом озере Сорпа в Словении, богатом рыбой и являющимся центром рыболовного туризма. Может быть, за рыбное изобилие озеро и получило своё название ещё во времена турецкого владычества ? Тогда при чем здесь воронежская Сорпа? Услышанного биологам было достаточно, чтобы после недолгих сборов и раздумий решиться на эту довольно рискованную экскурсию. Картографические расчеты показали, что площадь обследуемой местности составляет что-то около 1 600 га, расстояние из конца в конец - 10 - 12 км. Проделанный путь, таким образом, не должен был занять, с учетом возможных задержек, больше 4 - 5 часов. На конечной остановке путешественники вылезли из автобуса. Последние несколько километров пути они словно бы пребывали в гипнотическом трансе, выслушивая рассказ пожилого попутчика. Сюжет рассказа был абсолютно тривиален. О том, какой прекрасный был их совхоз в советское время, как гнали они машины с тоннами сахарной свеклы "аж в Москву", как приезжал их награждать орденом Ленина сам Косыгин и т.д. и т.п. Заканчивался рассказ уже ставшими стандартными проклятиями по адресу Горбачева, Ельцина и иже с ними... Всё это было настолько стандартно и нестерпимо скучно, что молодые люди с трудом удерживали зевоту, дабы не обидеть собеседника. Впрочем, беседой это можно было назвать с большой натяжкой ввиду того, что одна из сторон явно предпочитала выступать в жанре монолога. Тем с большим удовольствием они покинули душный автобус, с наслаждением втягивая в себя первые глотки пропитанного скошенным клевером и цветущей липой воздуха. Поначалу путь их пролегал по симпатичной деревенской улице, обсаженной мальвами и вишнями, ветки которых ломились от ягод. Сидящая на лавочке возле собственного дома симпатичная старушка в пестром платке, видя чужих людей и предвкушая возможность скрасить время интересной беседой, наивно спросила путешественников, куда они идут. Получив ответ, старушка мелко закрестилась: "Ох, не ходили б, соколики, туда. Гиблое то место, как есть гиблое... Вот у меня кум был..." Перспектива слушать очередную историю явно не улыбалась нашим путешественникам, но и обидеть приятную аборигенку не хотелось. Дабы прервать собирающийся прорваться наружу словесный поток, Сергей протянул бабушке раскрытый определитель "Птицы европейской России" с просьбой указать, не водятся ли изображенные в них птицы в ближайших окрестностях. Пожилая матрона лишь испуганно дернулась, с ужасом глядя на изображения вполне безобидных созданий, потом вздохнула, поняв, что беседы не получится. Попросив подождать "минутку", аборигенка скрылась в недрах своего небольшого, но довольно опрятного домика. Отсутствовала она довольно долго, так что у наших путешественников было время оглядеться. Двор был типично русским, т.е. начисто лишенным цветов, декоративных кустарников и других "излишеств". Прямо от крыльца начинались грядки ранней картошки. Посреди двора красовалась смачная лужа в кисельных берегах, занимая почти половину всего пространства. Вокруг лужи суетился с десяток тощих кур. Нигде не было видно ни деревьев, ни кустарников. Внутри дома обстановка соответствовала той же, что путешественники наблюдали во дворе. Сени были завалены остатками каких-то ящиков, перемешанных с горами рваной резиновой обуви. Тут же наблюдалось велосипедное колесо, сплетенное в любовном объятии с остатками металлической бочки. - Да, колоритная картина - высказал своё мнение энтомолог и любитель бабочек Андрей - прямо хоть бери краски и пиши. - Вот живут люди... - промолвил Генрих, и, словно бы устыдившись своих мыслей, добавил: под боком у областного центра, а словно какие-нибудь ... дикари. - Вот поешьте, соколики - раздался голос хозяйки. - Всё веселей идти будет. И протянула путешественникам полный пакет сочных спелых вишен. Провожая гостей, она всё приглашала их заходить на обратном пути "похлебать борщичка". Рассыпаясь в благодарностях, молодые люди покинули гостеприимный, хоть и не блещущий красотой двор. Дорога пролегала через огороды, на которых уже начали копать раннюю картошку. За огородами начинался обширный луг, на котором виднелись куртины кустарников, а примерно в семистах метрах впереди виднелись живописные группы деревьев, за которыми угадывался берег небольшой реки Хавы. Название "Хава" также имеет тюркское происхождение и обозначает "бассейн" или "пруд", в более общем значении "малый водоём" и "малая речка". - Идем по центру России, а по названиям - чистая Средняя Азия - заметил третий участник экспедиции - Генрих, единственный в группе представитель прессы, так как свою преподавательскую работу он сочетал с довольно активным сотрудничеством в различных газетах - Хава, Сорпа, Тамлык... С чего бы это? - спросил он словно бы сам себя. Перед выходом на луг дорогу путешественникам преградила совершенно непролазная грязь. Вероятно именно в этом месте перегоняли деревенское стадо. Земля под ногами была буквально перемешана сотнями копыт и представляла собой серую кашеобразную массу. Сергей, попытавшийся первым сделать несколько шагов, провалился по колено и прочно застрял, после чего не мог сделать и шагу. Из своего неудобного положения он был извлечен своими товарищами с помощью длинной палки, отломанной от какой-то засохшей ракиты. Сергей ухватился за палку с одного конца, Андрей и Генрих потащили за другой, грязь издала звук, напоминающий тот, с которым вылетает пробка из бутылки шампанского. Внезапно на ближайший пригорок присела изящная маленькая птичка желтоголовая трясогузка и, словно бы в насмешку, "цивикнула". - Не пройдем мы здесь - голосом, в котором явно чувствовалось беспокойство, произнес Генрих. - Надо идти назад и дальше вдоль протоки... Путешественники так и сделали. Теперь путь их пролегал по густой траве вдоль поросшей тростником и ивами старицы Хавы. Идти здесь было сухо и довольно приятно. Обитатели прибрежных зарослей словно бы и не замечали незваных пришельцев, продолжая заниматься своими делами. Вот со стороны особенно высоких и мощных тростников донесся резкий крик дроздовидной камышевки. Птица размером чуть поменьше дрозда и не думала прятаться, открыто усевшись на самой макушке и с вызовом поглядывая на путешественников. Под прицелом трех направленных в её сторону биноклей камышевка продолжала выкрикивать что-то очень напоминающее ругательства, после чего с явной неохотой сползла по стеблю в гущу тростника. Но и оттуда её возмущенный крик не прекращался. Поблизости из заросшей осокой низины доносилась монотонная песня сверчка. Несмотря на все ухищрения путешественников, эта едва ли не самая маленькая птичка нашего края не пожелала показаться им на глаза. Впрочем, при этом она никуда не улетела и даже ни на секунду ни прервала своего пения. Не менее смело вёл себя и синегрудый красавец, самец варакушки. Этот великолепный имитатор сперва долго обманывал исследователей, издавая поочередно то песню певчего дрозда, то брачный крик удода, а под конец, искусно подражая крику, издаваемому кукушкой при перелете, вылетел из глубины ивового куста и уселся на самом виду явно довольный собой. Постепенно и так мало заметная тропинка совсем затерялась в траве, которая уже доходила до пояса, а местами и по грудь путешественникам, среди которых, следует заметить, недомерков не было. Исследователи заметили, что, по всем признакам, они явно отдалились от населенных мест. Совсем исчезли деревенские ласточки касатки. Не стало видно расписных красавцев щеглов и красногрудых коноплянок, не слышно приятных "колокольчиков" овсянок, в изобилии встречавшихся на околице деревни. Зато над головой путников величаво проплывали огромные, чем-то напоминающие доисторических птеродактилей, серые цапли. Появились легкокрылые, словно ласточки, черные и белокрылые крачки. Выйдя из-за поворота, путешественники оказались посреди приятной, зеленой, усеянной желтыми лютиками луговины. Внезапно раздались странные крики "куокс! куокс! к-а-а!", и над поляной разом взмыли не менее полусотни крупных красивых птиц контрастной черно-белой окраски с металлическим отливом и эффектными хохолками на голове. - Чибисы! - восторженно воскликнул Генрих. - Да тут целая колония! - подхватил Сергей. Великолепные птицы с тревожными криками продолжали кружить над луговиной. Всё их поведение говорило о нахождении поблизости гнезд с потомством. Среди чибисов летало несколько других птиц поменьше, буровато-пестрой окраски, с длинными красными ногами и розовым клювом. Птицы издавали странные трелеподобные звуки "тил-ле! тил-ле!, тюи-лее!" Путешественники узнали в них травников, довольно редких куликов нашей области, гнездовые колонии которых можно пересчитать по пальцам одной руки. На протяжении ещё нескольких километров путешественники постоянно натыкались на массы беспокоящихся чибисов и травников. По заверениям Сергея, единственного профессионального орнитолога из всей компании, это самое большое поселение куликов , встреченное им на просторах Центрального Черноземья. Постепенно ландшафт, по которому продвигались путешественники, изменялся. Ярко-желтые лютики сменились темно-фиолетовыми шпажниками, среди которых попадались лиловые булавовидные соцветия белокопытника. Стали попадаться крупные эффектные цветки желтого ириса. Под ногами путешественников всё чаще хлюпала вода. Наконец дорогу исследователям преградил канал шириной около двух метров и с довольно быстрым течением. Генрих нерешительно развернул карту. Это была обычная двухверстка, на которой вся обследуемая территория укладывалась в квадрат со стороной длиной 4 см. - Да, болота начинаются... - заглянув Генриху через плечо, протянул Андрей. - А это Тамлык? - спросил Сергей, указывая на преграждающую дорогу препятствие. - Нет, Тамлык дальше. Это, скорей всего, вот этот мелиоративный канал - ответил Генрих, тыча пальцем в карту. - Их тут довольно много и этот самый крупный. - Помолчав, Генрих добавил. - Его не обойдешь. Надо перебираться. Семь бед - один ответ. Даже не снимая обуви ("Вдруг ногу поранишь. Черт знает, что там на дне" - отсоветовал разуваться Андрей), исследователи переправились за несколько секунд. - Куда теперь? - спросил Андрей. Вопрос не был лишен основания. Перед путешественниками открылась поросшая тростником обширная пойма. Между стеблями тростника поблескивала вода. На холме километрах в двух к западу в летней дымке виднелись домики дачного поселка. - Должно быть, это Парусное - снова открыл карту Генрих. - Смотрите, смотрите вон туда! - вдруг яростно и одновременно восторженно зашептал Сергей. Его товарищи повернулись в указанную сторону. Они не сразу поняли, что так взволновало завзятого орнитолога. На расстоянии примерно трехсот метров на двух засохших ивах виднелись два ярко-белых пятна, издали напоминавших два белых флага. При более тщательной настройке биноклей белые пятна превратились в двух изумительной красоты птиц, явно сидящих на гнездах. - Белые цапли! И на гнездах! Вот это удача... - волновался Сергей. Немного поспорив, исследователи решили попытаться пробраться к нему, чтобы получше осмотреть, сфотографировать и обмерить птенцов. Задача эта не казалась слишком сложной. Гнезда располагались невысоко над землей, и дорога к ним проходила по довольно сухому, на первый взгляд, поросшему какими-то злаками лугу. Но едва первый путешественник (это был Генрих) ступил на такую, казалось бы, безобидную площадку, как тут же очутился по пояс в теплой бархатно-коричневой жиже. Его движения вызвали подъем органических частиц со дна коварного болота. - И впрямь бульон! - со смехом воскликнул Генрих, выбираясь на сухое место. - Теперь я понял, почему её так называли. Солнце уже основательно склонилось к горизонту. Отказавшись от плана добраться до гнезд цапель, путешественники решили, что если они не хотят ночевать посреди болота, кормя комаров (к вечеру присутствие последних стало весьма ощутимым) то следует идти напрямую через самые топкие места. К этому варианту их склонил также возвышающийся примерно посередине расстояния до деревни какой-то странный курган, смотревшийся посреди болотистой равнины довольно необычно. По колено (а местами и выше) в топкой жиже путешественники двинулись вперед. Комары становились все злее. Кое-где путешественники проваливались так, что за стеной тростника им не было видно ничего вокруг на расстоянии дальше метра. Приходилось останавливаться, определять по компасу расстояние и двигаться дальше. На всё это уходило драгоценное время. Чтобы не потеряться, исследователи постоянно перекликались, подбадривая друг друга. Птицы продолжали кружиться над головами у незадачливых первопроходцев, но теперь в их криках чувствовалось что-то зловещее. Впечатление это ещё более усилилось, когда к чибисам, травникам и крачкам присоединилась болотная сова, издававшая своё "хак - хак - хак", в котором чувствовалось какое-то злобное удовлетворение. Отделявший их от высившегося посреди болота холма километр путешественники преодолевали больше часа. Когда же они, наконец, ступили на твердую землю, комары набросились с удесятеренными силами. В лучах заходящего солнца окружающее их болото приняло багровый оттенок. Всё же на сухом месте они несколько приободрились и даже нашли в себе силы осмотреть этот необычный холм. Андрей даже достал сачок и сделал несколько взмахов, ловя насекомых. Позднее выяснилось, что ему удалось таким образом поймать представителей нескольких новых для нашей области видов. Курган, давший временный приют усталым исследователям, имел довольно крутые склоны и был высотой около десяти метров. Его нахождение здесь было довольно необычным, так что Генрих даже предположил его искусственное происхождение. Его воображение, подстегиваемое усталостью, позволило ему заглянуть в глубину веков и предположить, что данный курган является местом захоронения какого-нибудь скифского или аланского вождя. "Вернемся, обязательно поговорю с археологами" - всё твердил он. Но надо было спешить, пока ещё совсем не стемнело. Путешественники вновь залезли в болото и с мрачной решимостью двинулись к заветной цели. Когда через час они, прорвавшись сквозь заросли ивняка, наконец ступили на твердый берег, то так промокли, продрогли и разозлились, что им было на всё наплевать. Если бы ещё кому-нибудь пришло в голову прогуляться в сгущающихся сумерках, то наши молодые кандидаты наук, кумиры студенческой молодежи, с которых ручьями лила вода, лица и руки опухли от укусов комаров, да к тому же ещё были изодраны в кровь упругими ветками ивняка, вполне бы сошли за водяных или каких-нибудь утопленников. Появись они в таком виде в институте, студентки ударились бы в паническое бегство, а потом дружно забрали документы. Немного обсохнув (благо было тепло) доценты вышли на проселочную дорогу, направляясь в сторону автотрассы, шум которой уже был слышен из-за лесопосадок. Но они не сделали и двух шагов, как за их спинами полоснул свет фар и раздался скрип тормозов. Из машины вышла темная фигура, сложению которой позавидовал бы Давид творения Микеланджело. - Ребята, вы откуда? - раздался изумленный голос. - Как вы сюда попали? Очевидно, по его мнению ходить в такое время по болоту могли либо призраки, либо законченные придурки. Не уловив в тоне местного атлета враждебности, доценты несколько сбивчиво объяснили, как они сюда попали и что они тут делают. Поняв, что имеет дело не с призраками или сбежавшими пациентами местного психодиспансера, а с уважаемыми работниками высшей школы, атлет заговорил тоном, в котором чувствовались одновременно и почтительность и приказ: - Садитесь в машину. Через двадцать минут доценты уже с удовольствием сушились возле специально по такому случаю растопленной печки, потягивая чай со светлым кленовым медом. В большом фермерском доме (юный атлет, подобравший наших ученых, был его сыном) царила суета. Срочно накрывался стол, на который женщины ставили разные соления, грибы и копчености. Сына отец тоном, не допускающим возражений, отправил к соседям за бутылкой самогона ("Гостям надо, они же совсем продрогли"). На кухне два других сына щипали и потрошили срочно зарезанных уток. Немного отдохнув и подкрепившись, поведав о своих приключениях, ученые засобирались в путь, отвергнув соблазнительное предложение о ночлеге (завтра всем троим нужно было идти в институт). Глава семьи тут же распорядился отвезти гостей в город. Уже садясь в машину, ученые бросили прощальный взгляд на таинственную, коварную, прекрасную и удивительную Сорпу. Все трое подумали об одном и том же. - Только бы не осушили - произнес Генрих, выразительно кивая в сторону фермерского дома. Двигатель завелся, и машина рванула с места.
Последние события в Москве, связанные с беспорядками, вызванными действиями националистически настроенной молодежи, вновь стали причиной разговоров об источниках такого явления, как подростковая агрессивность. И вновь зазвучал вопрос обывателя: откуда они берутся? Ведь даже на телекадрах, снятых на месте событий, видны симпатичные молодые лица (пусть даже искаженные гримасами ненависти и с разверстыми в неистовых криках ртами), немало красивых девушек, кое-где даже мелькает интеллигентный блеск очков. Почему вдруг милые, вежливые и воспитанные в обычной жизни дети (ведь не родились же они бандитами и националистами) вдруг объединяются в многочисленные и агрессивные группировки, представляющие опасность для окружающих? Вот на этот вопрос мы и попытаемся ответить. А теперь я попрошу читателя вспомнить: как часто Вы испытывали беспокойство, сталкиваясь пусть даже с небольшой группой молодежи, среди которых могли быть и лично Ваши знакомые? Согласитесь, ведь частенько? Вот это обстоятельство я сейчас попрошу Вас запомнить. Мы ещё вернемся к нему. А теперь посмотрим на братьев наших меньших. Ведь многое в поведении человека удалось понять, наблюдая за животными. Когда заканчивается детство, соответственно заканчивают работать программы поведения для детского периода. Это выражается в том, что родитель, ещё вчера такой добрый и терпеливый, при малейшем проявлении фамильярности показывает зубы. Достается и от других взрослых. То общество, каким детеныш видел его изнутри, для него словно бы захлопнулось. Молодым животным предстоит встраиваться в систему взрослых отношений, в которой для начала им отведен самый низкий ранг. Скажите, читатель, Вам это ничего не напоминает? Ведь каждый из нас прошел в свое время через это. Более того, система взрослых отношений может пока не нуждаться в молодых особях, и их будут стараться изгнать: в одних случаях решительно, в других – только демонстративно. Кому-то может повезти: одна взрослая особь погибла, кто-то из старших занял её место, освободив свое, которое тоже в свою очередь занял кто-то из «стариков». А место, освободившееся в самом низу пирамиды, досталось в конце концов молодому. Остальным не повезло. На этот случай есть специальная поведенческая программа – расселение. Молодые животные уходят искать новые территории. Нерешительные и даже пугливые поодиночке, они объединяются в группы. Внутри каждой такой группы устанавливается иерархия доминирования и подчинения, нередко в ожесточенной форме. Сплоченность группы снимает нерешительность – вместе не страшно. Пустующую территорию займут, занятую попытаются отбить силой. Бродячие группы ищущих себе места молодых особей – обычное дело в многих видов животных. Такие группы этологи (специалисты по поведению животных) называют бандами. Сплоченные банды очень агрессивны и возбудимы. Вспышки гнева у них так сильны, что могут обращаться просто в слепое разрушение, или вандализм. Вспомните сокрушенные или оскверненные памятники на наших кладбищах. Ручаюсь, что это дело рук какой-нибудь подростковой группы, не преследующей своими действиями каких-либо определенных целей. В животном мире подобным образом ведут себя банды молодых слонов, без всякой причины вытаптывающие деревни или саранча, совершающая опустошительные налеты, во время которых насекомые набрасываются буквально на все, включая и предметы, в пищу совершенно не пригодные. Неудивительно, что любое животное при встрече с бандой охватывает тревога. Автор этих строк сам наблюдал, как волновалась пара гнездящихся воронов, в гнезде которой уже готовились к вылету птенцы, когда невдалеке пролетала стая молодых холостых птиц. Даже ястреб не вызывал такого беспокойства! А как же иначе? Ведь наверняка попытаются отнять, было бы что. Окажется, что нечего – придут в ярость и набросятся. Мы унаследовали этот инстинкт. В человеке при встрече с плотной группой молодых людей инстинктивно поднимается тревога: не банда ли это? Вот причина того, что взрослые люди чувствуют в группировании подростков что-то подозрительное и потенциально опасное. Пусть они вам ничего плохого не сделали, пусть вы их знаете с детства и даже знаете, что они – хорошие ребята. Но, когда они темной массой сгрудились в узком проходе, а вы идете мимо них, вам все равно тревожно. В современном обществе подростку расселяться просто некуда. Когда наступает возраст расселения, подросток просто старается меньше бывать дома и дерзит родителям. На улице подростки могут образовывать подобие банд в игровой форме. Соответствующая программа поведения вполне удовлетворяется игрой. Образование группы на основе соподчинения, небольших походов куда-то, мелких стычек с другими группами, мелких актов вандализма вполне достаточно для её удовлетворения. А теперь самое важное - действия «банды» зависят от её лидера! Поэтому игровая «банда» может превратиться в настоящую, если лидер имеет преступные наклонности. Наше желание услать группы подростков куда-нибудь подальше («Что они тут толпятся? Пусть едут за тридевять земель! БАМ строить! Целину поднимать!») тоже соответствует программе поведения – банды должны расселяться. Наша святая обязанность – помочь подросткам проходить возраст банд в игровой форме, не давая проявляться жестокости и вандализму. Бойскауты – одна из форм такой помощи. Ту же роль играли и пионеры, если им не ставили ложных целей (доносить на соседей, караулить колхозные поля в соответствии с «законом о трех колосках»). Туристические станции, спортивные команды дают тот же эффект, если ими руководят нормальные взрослые, а не милитаристы или склонные к бандитизму. И в заключение хочу прокомментировать уже наверно набивший оскомину факт – с молодежью надо работать! Московские беспорядки возникли не случайно, а вследствие того, что молодежной политики в стране просто нет, а все попытки работы с молодежью элементарно провалены. Чем больше закроется туристических клубов, спортивных секций, станций юных натуралистов, дворцов творчества (что, кстати, и происходит), тем больше молодых людей выйдут на улицы с бейсбольными битами, прутьями арматуры, ножами, а может быть, с кое с чем посерьезней и под руководством новоявленных «фюреров» начнут избивать «черных», «евреев», «очкариков» или кого-нибудь … неважно кого. На кого укажут! Среди жертв можете оказаться и Вы, дорогой читатель, и даже тот чиновник, который одним росчерком пера ликвидировал любое одно из упомянутых выше учреждений. Согласитесь, здесь есть над чем задуматься!
Подходит столь долгожданный для многих новогодний праздник. Большинство наших граждан в это время предается приятным хлопотам: покупает продукты к праздничному столу, готовит приятные новогодние подарки, ставит и украшает новогодние елки… Стоп! Вот о елках и пойдет речь в этой статье!!! Предновогодняя пора оборачивается для сотрудников лесопаркового участка Института лесной генетики проблемами, мало похожими на те, которыми озабочено большинство нашего населения. Но обо всем по порядку… На территории лесопарка собрана одна из богатейших в наших краях коллекций хвойных деревьев. Тут можно встретить различные сосны и ели, можжевельники, туи, пихты, лжетсуги, кипарисовики. География происхождения экземпляров самая обширная: Альпы и Гималаи, Маньчжурия и Канада, Скандинавия и Дальний Восток. И вот эта то коллекция и является главным источником проблем для сотрудников лесопарка. - Редкий год обходится без потерь – жалуется начальник лесопаркового участка Геннадий Сидоров. – В прошлом году мы потеряли шесть туй и одну желтую сосну. В этом уже у одной канадской ели прямо на главной аллее лесопарка отломали вершину. Здесь надо все забором обнести – невесело усмехается Геннадий – и к каждому дереву вооруженную охрану приставить. Народ то у нас не разбирается, где туя, где кипарисовик, где лжетсуга. Им все одно – «елочка». Сил сотрудников лесопарка явно не хватает для контроля над довольно обширной территорией. Но на помощь приходят добровольные помощники. Они распределили между собой дежурства и дней за двадцать до Нового Года приступили к охране «елочек». Среди добровольных помощников можно встретить людей всех возрастов и профессий: студентов и отставных военных, предпринимателей и научных сотрудников, инженеров и преподавателей воронежских вузов. Всех их объединяет одно: желание защитить ценнейшую коллекцию от двуногих варваров. В этом году автору этих строк также захотелось испытать себя в качестве волонтера и внести посильный вклад в дело помощи лесопарку и охраны ценной коллекции. Итак, моё дежурство начинается в 8.00. В 7.45 прибываю в лесопарк, таща с собой рюкзак со спальным мешком и наплечную сумку, куда спрятана нехитрая снедь, фотоаппарат и бинокль. Геннадий Сидоров уже встречает меня. В 8.15 мы с Геннадием и лесником лесопаркового участка Павлом Аникеевым, вооруженные бензопилой, отправляется в самый отдаленный участок леса. Необходимо собрать дрова для костров. Ведь волонтерам приходится проводить по многу часов в лесу на морозе. 8.35. Мы приступаем к заготовке дров. Павел распиливает валежины бензопилой, а мы с Геннадием таскаем бревна к месту предполагаемого костра. Вскоре их набирается порядочная кучка. «На сутки хватит!» - резюмирует Геннадий. 9.15. Отправляемся в первый обход. Наш путь лежит по периметру лесопарка. По дороге Геннадий увлеченно рассказывает о своем «хозяйстве»: «Вот ель сербская. Обрати внимание на как бы поникшие ветви. Это характерно для горных видов хвойных. Ведь в горах часты налипания мокрого снега, вот ветви и приобретают способность расти наклонно вниз». Проходим несколько сотен метров и опять: «А вот пихта белая. Её родина – горы Европы». Через некоторое время лицо Геннадия мрачнеет: «Это – наша первая потеря в этом году.» Мы подходим к маленькой елочке, вершина которой зияет белым изломом. Какой-то недоумок (назвать его человеком язык не поворачивается) даже не потрудился взять с собой пилу или секатор, а просто выломал вершину. И при этом, похоже, изрядно попотел… Бедная канадская елочка, укутанная снегом, словно бы пытается спрятать свой позор. 10.00. Мы прибываем к одному из костров. Здесь мне надлежит сменить другого волонтера. На время мы прощаемся с Геннадием, и я остаюсь наедине с лесом. Моя задача – поддерживать костер и вести наблюдения за расположенными поблизости «объектами» - белыми пихтами, посадками лжетсуги Мензиса – североамериканского вида, надежно «прописавшегося» на улицах Воронежа и группой сибирских сосен, или кедров. Да, да, «царь тайги» растет прямо на окраине Воронежа и, похоже, совсем неплохо себя чувствует. Быть один на один с лесом – непередаваемые ощущения! Горожанину редко когда перепадает такая удача. Мне невольно вспомнились наши детские игры в индейцев. И захотелось снова стать мальчишкой и вообразить себя Чинчганчгуком, охотящимся на бизонов где-то в лесах Пенсильвании. Попробовал вообразить… но не получилось! Видать, годы берут своё. Но кругом и так немало интересного. Вот поползень с деловитым видом обшаривает ствол растущей рядом липы. Его сопровождает стайка синиц и пухляков – маленьких светло-серых синичек с темной «шапочкой» на голове. Чуть в стороне слышен крик среднего пестрого дятла. Внезапно над вершинами деревьев с криками «ти-тии» проносится стайка мелких контрастно окрашенных птичек с длинными хвостами. Узнаю ополовников, или длиннохвостых синиц – одних из самых искусных наших гнездостроителей. Однако надо не забывать и о своих основных обязанностях. Сегодня выходной, и лес постепенно наполняется народом. По проходящей мимо аллее снуют в обе стороны лыжники, бегают трусцой ревнители здоровья, чинно гуляют пожилые пары. К костру подходит молодая мамаша с пятилетним ребенком. «Разрешите моему Ванечке возле вашего костра посидеть» - почти умоляет она. Разрешаю, конечно, но намекаю пацану: «А неплохо бы и мелких веточек немного принести». «Мама принесет!» - заявляет бутуз, поудобнее устраиваясь на широком пеньке. Делаю несколько обходов вверенных мне «объектов». Но пока всё спокойно. Многие гуляющие, угадав во мне волонтера, здороваются, желают удачи, благодарят за нашу работу. Причем не только пожилые, но и молодежь. В некоторых из них чутьем педагога угадываю потенциальных будущих волонтеров. В 12.00 приходит моя смена, и я получаю возможность немного передохнуть. Отправляюсь на нашу базу. Туда идти около десяти минут. Там меня ждет нехитрый (правда, горячий!) обед и кружка чая. 12.35. Отправляемся в новый обход. Маршрут прежний. Идем вдоль тропы, тщательно следя, нет ли заходов в глубину кварталов. В одном месте обнаруживаем. Слегка напрягшись, следуем по следам. Навстречу нам попадается симпатичная девушка, волокущая на поводке упирающегося щенка – далматинца. «Извините, я щенка искала!» - с ходу говорит девушка. Видно, что многие жители близлежащих домов хорошо знакомы с работой волонтерского отряда и всячески сочувствуют ему. Многие из них стараются поддерживать костры и сообщать о сомнительных личностях, заподозренных в желании заполучить бесплатную «елочку». 14.00. Снова моя очередь дежурить у костра. Тем временем солнце прячется, а с юга начинает задувать довольно ощутимый ветерок. Все говорит о грядущем потеплении. С удивлением обнаруживаю паука, ползущего прямо по снегу. Лес постепенно пустеет. Грядущее ненастье, похоже, отпугнуло других любителей лесных прогулок. 16.00. Моя смена окончилась. Я снова получаю возможность согреться и попить горячего чая. Но расслабляться особенно не приходится! Скоро мне снова идти в обход. 16.30. Новый обход. По приходе домой, я рассчитал, что за сутки прошел не менее двадцати километров только во время обходов, не считая того, сколько «нарезал» по кругам, дежуря у костра. Постепенно темнеет. Со стороны ближайших кварталов доносится карканье собирающихся на ночевку ворон. 18.00. Снова дежурю у костра. Уже совсем стемнело. Сырые дрова горят плохо, и дым неприятно щиплет глаза. Начинается снег. 20.00. Смена. Короткий отдых. 20.30. Обход. Снег залепляет очки, да и на земле его заметно прибавилось. Так что идти становится трудно. Замечаем согнувшиеся под тяжестью налипшего снега кипарисовики, лжетсуги и туи. Пытаемся стряхивать снег, но без особого успеха. Параллельно закрепляем при помощи степлера аншлаги следующего содержания «Внимание! Научные посадки! Порубка карается штрафами до 5000 рублей!» 22.00. Один в ночном лесу. Как же резко порой меняется человек! Днем я – настоящий современный индивид, дитя компьютерного века, полноценный член общества, ведущий себя уверенно и порой бесцеремонно. В ночном лесу я – словно тень своих предков: жмусь к костру, стараюсь не отводить взгляда от чащи, откуда как будто в любой момент может грозить опасность. Но предаваться страху некогда! Пересиливая себя, тащусь на свои «объекты». На краю леса идти уже практически невозможно, так там снег выше колена, а прилегающий участок тропы переметен. 24.00. Последняя смена. Но идти греться и сушиться ещё рано. Надо обойти другие посты и собрать дежуривших там волонтеров. Маршрут на этот раз несколько короче, но кажется более трудным из-за глубокого снега. 00.30. Наконец-то мы все собрались на базе. Многие промокли и сразу срывают с себя верхнюю одежду, раскладывая её на батареях отопления. Наскоро пьем чай. 01.00. Завернувшись в спальные мешки, засыпаем как убитые. 05.30. Подъем по сигналу будильника. Наскоро пьем кофе и отправляемся на посты. 06.00. Я вновь на посту. Главная задача утренней смены – быстрей развести костры. Это мне удается не сразу, но уже через полчаса огонь ярко пылает. Слежу за просыпающимся лесом. Первыми слышу пролетающих над деревьями ворон. Затем доносится лихой посвист поползня. Затем вижу других моих вчерашних друзей – синиц, пухляков, ополовников. 08.00. Последняя смена. Отправляюсь на базу, чтобы оттуда идти домой! Закончилось моё первое предновогоднее дежурство!
Загадочная гибель животных — одна из самых обсуждаемых тем во всемирной паутине. При этом пользователи по-своему пытаются трактовать происходящее. Споры разгорелись нешуточные. Случай гибели птиц в Италии стал уже третьим с начала 2011 года. В самом начале января в американском штате Арканзас погибли более трех тысяч дроздов. Затем подобный инцидент произошел на западе Швеции, где мертвыми были найдены несколько десятков галок. Четвертым случаем стала массовая гибель птиц возле канадского города Сент-Огюстен. А буквально в понедельник пришло сообщение о массовой гибели скворцов в Турции. На прошлой неделе на берегу Чесапикского залива были обнаружены миллионы мертвых рыбок Помимо этого массовая гибель рыб отмечалась в Англии, Бразилии, Новой Зеландии. Сотни черных буревестников найдены мертвыми на побережье Био-Био в Чили на второй день нового 2011 года. После подобных сообщений население сразу же отвергло официальные научные объяснения и заговорило о приближении конца света. Блогосфера, Facebook и Twitter наполнились теориями заговора и паническими сообщениями: "Они говорят, что птицы гибнут от чрезмерного шума, а рыбы из-за слишком холодной воды. Неужели они считают, что мы поверим в это?!"; "Мы все умрем!". В то же время профессор религиоведения Университета Джорджа Вашингтона Пол Дафф, изучавший Откровение Иоанна Богослова, не проявлял признаков беспокойства, когда корреспондент связался с ним в прошлую среду. Как пишет журналист Джилл Розен, "он даже не начал запасать продукты и продолжал работать в своем кабинете". "Не было такого поколения, которое бы ни кричало, что конец близок", - сказал профессор. По его словам, тревожные случаи массовой гибели диких животных вкупе с остающимися без ответа вопросами о причинах этих смертей создают благоприятную почву для теорий конца света. Дафф убежден, что апокалиптически настроенные личности не откажутся от своих догадок, даже если "пророчества" мертвых птиц и рыб не исполнятся. "Когда люди ждут конца света, а он не приходит, они не отказываются от своей веры, - сказал он. - Они просто производят перерасчет и отодвигают дату на более позднее время". Ситуацию осложняет приближающийся 2012 год, который по календарю майя станет последним для человечества. Может это миф, может и нет, но в преддверии конца света в мире происходят непонятные и страшные вещи, которые многие считают предзнаменованием грядущего Апокалипсиса. Есть еще одна версия касательно гибели птиц. Ее приверженцы утверждают, что тайны дождей из мертвых птиц мог раскрыть бывший советник американских президентов Джон Уилер. Но не успел – его тело обнаружили на городской свалке в ночь на 1 января. Полагают, что Уилер собирался сделать публичное заявление о массовой гибели птиц в штате Арканзас. Предполагают, что у него имелись доказательства того, что смерть пернатых обусловлена испытаниями нового вида то ли биологического, то ли химического оружия. В результате испытаний, гласит теория, птицы отравились удушающим боевым веществом. Однако против данной теории заговора говорит тот факт, что съевшие тушки мертвых птиц коты, по-прежнему живы и здоровы, и никаких признаков отравлений у них не отмечается. В свою очередь, некоторые эксперты полагают, что массовая гибель животных и птиц – явление не редкое в природе. Так, например, интернет-ресурс «Американский геологический обзор» регулярно обновляет список, в который заносятся все зафиксированные случаи массовой гибели птиц. За прошлый год, согласно данному списку, было зарегистрировано почти 100 подобных случаев на одной лишь территории США. Можно предположить, что на планете аналогичных инцидентов случается гораздо больше. Один из первых случаев массовой гибели птиц был зарегистрирован в 1896 году в штате Луизиана. Эксперты говорят, что когда птицы гибнут и падают на дома, автомобили, под ноги прохожим – это вызывает естественный страх. Вплоть до паники. Но все же случаи массовой гибели животных и птиц не редкость, поэтому, по словам ученых, людям не стоит бояться и связывать данные факты с проявлением неких мистических сил. Стоит дождаться результатов лабораторных исследований останков погибших птиц, и после этого можно делать какие-то выводы, говорят ученые. Также массовая гибель птиц, в частности, воробьев, была зафиксирована в российском городе Томске. Но данное явление значительно легче поддавалось объяснению: воробьи, чей миграционный маршрут проходил через Томск, буквально бились о стекла домов, в которых отражалось небо. Видимо, птицы попросту не замечали искусственной преграды, продолжая свой полет. Еще одна группа экспертов связывает массовую гибель птиц и рыб в разных частях планеты с магнитными «неразберихами» Земли. Например, с изменением скорости вращения ядра Земли, которое привело к нарушениям в «работе» магнитного поля. Птицы, ориентирующиеся по магнитному полю во время своих массовых перелетов, стали сбиваться с курса и попадать в весьма неприятные ситуации. По мнению итальянских орнитологов, массовая гибель птиц в городе Фаэнца в провинция Равенна на севере Италии была вызвана массовым несварением желудка - они просто объелись отходами от обработанных подсолнечных семечек на складских площадках расположенного поблизости масличного завода фирмы «Тампьери». Как сообщил журналистам научный сотрудник института зоопрофилактики областей Ломбардии и Эмилии-Романьи Рудольфо Ридольфини, в тушках погибших птиц (в зобах и печени) было обнаружено чрезмерное количество жмыха. Горлицы не в состоянии контролировать свою потребность в корме, в отличие от многих других птиц, заселяющих эти же пространства – таких, как чайки и голуби, отметил специалист. Первоначально местные ученые предположили, что птицы могли отравиться химикатами. Они основывались на том факте, что мертвые горлицы были обнаружены вдоль дороги неподалеку от химического комбината. При этом не исключалась и возможность вспышки некоего инфекционного заболевания. Несколько трупов птиц было отправлено на обследование. По данным природоохранных властей штата Арканзас, сообщения о гибели птиц близ города Биб стали поступать в субботу. В сообщении подчеркивалось, что среди погибших только черные дрозды, мертвых птиц других видов обнаружено не было. Как сообщил один из местных орнитологов, у птиц обнаружены телесные повреждения, сходные с вызываемыми либо ударом молнии, либо градом. Некоторые специалисты объясняют гибель птиц чисто шумом от взрывов петард и фейерверков, который мог вызвать стресс у пернатых. Подобные явления наблюдались в мире и ранее. В частности, в Японии в 2009 году в нескольких районах страны выпал дождь из головастиков. Причину этого явления ученые так и не смогли объяснить. Нередки случаи массовой гибели китов гринд, по непонятным причинам выбрасывающихся на берег. Причем происходит это на разных материках и в разных океанах. Многие российские и зарубежные экологи до сих пор находятся под впечатлением массовой гибели птиц в Керченском проливе и Мексиканском заливе в результате аварийных разливов нефти. А чего стоит истерия по поводу птичьего гриппа? Так что впадать в мистику я обывателям не советую. Другое дело, что за последние годы случаи массовой гибели животных участились. Об этом свидетельствуют многие наблюдения. Но, может быть, причину стоит искать не в апокалипсисе и календаре майя, а в нас самих, т.е, в нашем отношении к природе?
